Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
Стянув с пальцев ленты из телячьей кожи, пропитанные потом и кровью, я решила, что могу сегодня позволить себе заняться делами не только королевскими, но и личными, – и устремилась на поиски Матти. Она наверняка не меньше моего хотела бы узнать о делах Сола и Гектора. Тем более что я не видела её с самого пира, занятую наведением порядка и заботой о наших достопочтенных чешуйчатых гостях. Пускай большинство драконов и изъявили желание поселиться в можжевеловых лесах или в Столице, где можно было охотиться или торговать драгоценностями с местными, в замке их всё равно оставалось больше, чем людей. Кажется, Маттиола даже ночью не покидала бадстовы, и мне хотелось думать, что это вовсе не потому, что она прячется от Вельгара.
– Пожалуйста, перестань. Думаешь, я совсем глупая, раз прислуга?! Думаешь, мужчин за жизнь не видывала и откровенной лести не слыхала? Я прекрасно вижу себя в зеркале и сама знаю, чего стою, а чего нет. Не нужно меня добрым словом приголубливать, хочешь – забирай свой медальон, и дело с концом. Я с тебя обещаний не брала!
Там, за поворотом коридора с мягкими альковами, где ещё недавно Матти писала Вельгару письма, раздался металлический звон, словно кто-то неистово дёргал за ювелирную цепочку на шее, но та никак не хотела сниматься.
– Нет, всё-таки ты очень глупая, – донеслось до меня следом вместе с усталым вздохом. – Только не потому, что прислуга, а потому, что не слушаешь, что тебе говорят! Хорошо, я понял… Не хочешь слушать, тогда смотри. Не на меня смотри, а вот сюда, Матти.
Шелест пергамента и ещё один вздох, на этот раз прерывистый и удивлённый. Прижавшись спиной к каменной кладке, где пролегал петроглиф о сошествии Дейрдре с Меловых гор под руку с духом северного ветра, я сжала пальцы в кулак, борясь с нестерпимым желанием выглянуть, и вся обратилась в слух.
– Что это? – спросила Матти спустя минуту после того, как шелест прекратился.
– Твой портрет.
– Нет, это не… Когда ты успел?
– Не я сам, конечно. Живописец из меня паршивый. Зато один из моих братьев, Осилиал, имеет то, что люди называют талантом. Ему даже необязательно показывать, что нарисовать нужно, – достаточно описать. Вот я и пошёл к нему после пира, решил тебе подарок сделать. Ты только с холстом поосторожнее, а то краска ещё не высохла.
– Но на этом портрете я… не такая… другая…
– Разве?
– То есть я имела в виду… Здесь шрамы не такие уродливые.
– Они и в жизни вовсе не уродливые, Маттиола.
– На картине я выгляжу лучше.
– Нет. На ней ты такая же, как везде. Такая же, какой я тебя вижу, когда смотрю. Ты красивая, Маттиола. Всегда красивая.
То, как нежно он произносил её имя, заставляло меня сомневаться, точно ли именно Вельгар находится за этим углом. Что-то неуловимо менялось в нём рядом с Матти; возможно, то же самое, что менялось в Соле рядом со мной, над чем Мелихор часто хихикала и подшучивала, удивляясь, как я не заметила этого ещё несколько лет назад. Что человеческие мужчины, что драконьи – все они одинаково теряли себя в женщинах, в которых влюблялись, а потом заново находили в них себя, уже настоящих.
– Могу я прикоснуться к тебе?
– Можешь.
– А поцеловать?
– Тоже.
– И…
– Хватит спрашивать, Вельгар! Всё ты можешь. Только действуй уже наконец. Знаешь, сколько я ждала этого?
Он издал нервный смешок, но затем коридор поглотила тишина, и лишь выглянув из-за угла, можно было увидеть, насколько близко Вельгар и Матти стоят друг к другу. Руки к рукам, плечи к плечам, грудь к груди… Уста их соприкасались тоже. Тонкие руки Маттиолы лежали на широких мужских плечах, путаясь в длинных волосах лунного цвета. Вельгар наклонился к ней ещё ниже, и те скрыли их от меня завесой. Слышалось лишь прерывистое дыхание
и звуки поцелуев, тихие и влажные, которые никто не имел права слышать. Они заставили меня устыдиться и вспомнить, зачем я вернулась в замок на самом деле.Решив, что отвлекать Маттиолу в такой момент будет верхом кощунства, я отправилась искать Гектора самостоятельно. Первую половину дня он обычно проводил в конюшне за подковыванием лошадей, а вторую – за изготовлением оружия. Сейчас же он, должно быть, и вовсе не вылезал из-за наковальни: заказы на выплавку копий и мечей сыпались от Мидира сотнями, и ещё вчера на рассвете я случайно повстречала Гектора в коридоре: он сказал, что только возвращается из кузницы, чтобы немного вздремнуть перед тем, как отправиться туда вновь. «Трудолюбивый, работает на благо своего туата денно и нощно, прямо как сестра и брат», – подумала я тогда.
Но, похоже, мальчишка наконец-то научился сносно врать.
– Нет мальца здесь. Как ушёл прошлым вечером, так и не приходил ещё. Отсыпается, наверное, – ответил кузнечный мастер, и за звонкими ударами его молота, высекающего искры из раскалённой добела стали, я едва расслышала, что именно он сказал. Всё в кузнице дышало жаром, и стоило мне пробыть там всего с минуту, как по спине уже стекал солёный пот. – А, может, в город наконец-то поехал за огнедержцами. Он ведь все наши перебил, дурак криворукий! Уволить бы его к собакам за такое, чтоб неповадно было, но талантливый же мальчишка, зараза, упорный…
– Простите, вы сказали «огнедержцы»? – переспросила я и принялась обмахиваться рукой, сместившись поближе к раскрытым воротам.
– Да, госпожа, это мы, кузнецы, так закалённые вёльвами склянки называем, в которых драконий огонь храниться может. Раньше мы их не использовали, но теперь, когда столько оружия выковать надо, только с драконьим огнём успеть и можно. У нас целый ящик огнедержцев был, пока Гектор не уронил его прямо под копыта нашему рабочему мерину. Видно, как с кузницы вечером выходит, так по девкам идёт гулять. Возраст-то самое оно. Вот и не высыпается, а днём щёлкает клювом.
– Значит, ночи он не в кузнице проводит, хм… А насчёт огнедержцев, это вы своими глазами видели? В смысле, как он их разбил, – спросила я, но, заметив, как кузнец смотрит на меня из-под сведённых бровей, осеклась. Не хватало ещё посеять в нём подозрение, будто Гектор на самом деле вор! Даже если это и впрямь так. – Впрочем, неважно. Продолжайте работу. Я попрошу драконов лично помочь вам с выплавкой. Так никакие склянки не понадобятся. И быстрее будет, и безопаснее.
– Спасибо, госпожа! Да будет славен ваш век, госпожа!
В отличие от ленивых высокородных господ вечно занятые рабочие не славились красноречием и длинным языком. Поэтому, довольная уже тем, что кузнечный мастер вообще решился поведать мне об инциденте с Гектором, я решила более не пытать человека и спешно покинула кузнецу. Голова кружилась от духоты, но, вопреки надеждам, от глотка свежего воздуха легче не стало. Я успела взмокнуть до нитки, пока дошла до замка, погружённая в мысли одна страшнее другой.
Драконий огонь недаром звали солнечным – горячее пламени нельзя было ни высечь, ни раздобыть. Его хранили бережно, а коль разливали, то не могли оправиться от ожогов не один год, ибо даже камни плавились в этом огне, как глина. Единственное, для чего драконье пламя использовалось в мирные дни, – это для согрева в месяц воя, когда самый лютый мороз тушил и очаги, и жизни. Даже кузнецы избегали его, настолько сложно было обращаться с ним, чтобы не превратить и себя, и оружие в жидкое месиво. Но если уж удавалось закалить в драконьем пламени меч, то не стоило сомневаться: он будет верно служить поколениям людей и сможет рассечь даже мрамор, сколько лет в ножнах не пролежит. А ещё только солнечное пламя могло расплавить то, что не брали ни молоты, ни стрелы, – драконью чешую.