Рубиновый рассвет. Том I
Шрифт:
Бойцы, разгоряченные вином и победой, громко перекликались грубыми голосами, их смех напоминал лай сторожевых псов. Рабыни в полупрозрачных шелках скользили между столов, их движения отточены годами практики - они предлагали гораздо больше, чем просто вино. Дым от жаровен клубился под потолком, смешиваясь с ароматами жареного мяса и дорогих духов.
Барни, раскрасневшийся от вина и непривычной сытости, замер, когда к их столу подошла рыжая девушка. Её улыбка была выученной до автоматизма, а в глазах читалась усталость.
— Три серебра, милый... и я твоя на всю ночь, — прошептала она, искусно
Барни покраснел до корней своих грязноватых волос. Его пальцы нервно перебирали край скатерти, глаза метались между девушкой и недоеденной едой. Наконец, он резко встал, опрокинув кубок.
— Я... я скоро вернусь! — пробормотал он Гилену, голос дрожал от смущения и возбуждения. Его походка была неуверенной, когда он последовал за девушкой, в последний раз оглянувшись на оставленное пиршество.
Гилен продолжал есть с тем же невозмутимым спокойствием, когда внезапно тень накрыла его. Запах дешевого вина, пота и звериной агрессии ударил в ноздри раньше, чем раздался голос:
— Эй, жалкий неудачник! — пьяный рык прозвучал прямо над ухом, обдавая лицо теплым перегаром.
Перед ним стояла настоящая гора мяса и мышц - не просто толстяк, а мощный гибрид быка и медведя. Его жир лежал плотными слоями на буграх рельефной мускулатуры, а маленькие свиные глазки сверкали злобным весельем. Каждый его палец был толщиной с сосиску, а шея практически отсутствовала - голова сидела прямо на массивных плечах.
— Тебе тут не место. Ты случайно выжил, а теперь смеешь жрать с настоящими бойцами? — он ударил кулаком по столу, заставив дребезжать посуду.
Гилен медленно поднял голову. Его взгляд скользнул по противнику, отмечая: плотные рубцы на костяшках - привычка бить первым; легкое прихрамывание на левую ногу - старая травма; жирный блеск на лбу - признак плохой выносливости.
Оценка заняла доли секунды. Не удостоив ответом, Гилен вернулся к еде. Толстяк нахмурился, его кулаки сжались так, что костяшки побелели. Но прежде чем он успел что-то предпринять, тяжелая рука в черной кожаной перчатке легла на его плечо.
— Тихо, Грог. Хозяин не любит драк в зале для победителей, — голос охранника звучал как скрип двери в заброшенной темнице.
Грог фыркнул, как разъяренный кабан, но отступил на шаг. Его жирный палец тыкнул в сторону Гилена:
— В следующей схватке я выберу тебя, очкарик. Посмотрим, как ты случайно выкрутишься!
Гилен повернулся к нему вполоборота. В уголках его губ дрогнула легкая, едва уловимая усмешка:
— Возможно, мне снова повезет, — его голос звучал спокойно, но в этих словах была ледяная сталь.
Охранник брезгливо окинул Гилена взглядом, которым обычно смотрят на дохлую крысу в погребе:
— Не разжигай. Иначе вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь испугаться, — он сделал ударение на последнем слове, явно сомневаясь, что этот тощий "победитель" вообще способен на страх.
Гилен медленно поднялся из-за стола, ощущая приятную тяжесть сытости в животе. Его пальцы автоматически проверили положение меча на поясе — щит остался в той жалкой каморке, которую ему выделили как "победителю". Шаг за шагом он направился к ближайшему охраннику, его тёмные очки скрывали направление взгляда, но осанка выдавала целеустремлённость.
—
Когда следующий бой? — его голос прозвучал ровно, без дрожи или волнения.Охранник, массивный мужчина с лицом, изборождённым шрамами, молча кивнул в сторону распорядителя. Тот восседал на резном кресле, подобно коронованной особе — высокий франт в алом камзоле, расшитом золотыми нитями. Одна его рука обнимала полуголую рабыню, пальцы лениво скользили по её коже, другая — крутила бокал с тёмно-рубиновым вином, будто оценивая его качество.
Гилен подошёл ближе, повторив вопрос. Распорядитель медленно поднял взгляд, оценивающе оглядев его с ног до головы. Его губы растянулись в презрительной усмешке, обнажив белые, слишком ровные зубы.
— Завтра. Против Грога. — он сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Хочешь поставить на себя? Смешно будет, если так и сделаешь.
Гилен не дрогнул. Его лицо оставалось каменным, лишь лёгкий ветерок, гулявший по залу, шевелил чёрные с синим отливом волосы.
— Мой выигрыш с прошлого боя — ставлю на себя. Все двадцать пять серебряных.
Распорядитель хихикнул, его пальцы сжали грудь рабыни, заставив её слегка вздрогнуть.
— Ставка принимается. Коэффициент — семь к одному... конечно, не в твою пользу. — он намеренно растянул слова, наслаждаясь своей властью.
Гилен кивнул, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном.
— Меня устраивает. Можно другое оружие?
Распорядитель фыркнул, откинувшись на спинку кресла. Вино в его бокале плеснулось, оставив алый след на белоснежной манжете.
— Заработаешь имя на арене — тогда и поговорим. А пока будь с тем, с чем пришел. Все, как у всех никчемных новичков. — Его голос звучал сладко, как мед, но в нем чувствовался яд.
Он вдруг прищурился, будто что-то вспомнив.
— Кстати... как тебя представить? Ни имени, ни прозвища — публике не за что болеть.
Гилен замер на мгновение. В его памяти всплыли тени прошлого — бесконечные войны, дворцы из чёрного камня, падающие звёзды, которые он когда-то ловил ладонями. Всё это было так давно...
Затем он тихо, но чётко ответил:
— Ночной Архитектор.
Распорядитель замер, его брови поползли вверх. Затем он рассмеялся — громко, искренне, будто услышал лучшую шутку в своей жизни.
— Ох уж эти выскочки с их пафосными прозвищами! — он вытер слезу, будто не в силах сдержать веселья. — Ладно, "Архитектор", посмотрим, что ты построишь на арене... кроме собственной могилы.
Гилен не ответил. Он уже разворачивался, когда рабыня вдруг встретилась с ним взглядом. В её глазах, обычно пустых и покорных, мелькнуло что-то — любопытство? Надежда? Но он уже уходил, будто растворялся в полумраке зала.
Арена ждала. Завтра. Грог. Семь к одному.
Он улыбнулся про себя.
"Это будет интересно".
Глава 22
В узкой каморке, где воздух был густым от запаха старого дерева и человеческого пота, Гилен сидел на краю койки, скрестив ноги. Его поза казалась расслабленной, но в этой расслабленности была точность — словно он не просто сидел, а медитировал на лезвии ножа. Дыхание его было ровным, почти неслышным, лишь легкое движение груди выдавало, что он жив.