Рубины леди Гамильтон

Занятия оказались на удивление увлекательными и проходили совершенно не так, как это представляла себе Вика. Она явилась в актовый зал, как на лекцию, – с тетрадкой и ручкой. Таких, как она, с ручками и тетрадками, оказалась примерно треть – все новички. Они скромно уселись у входа и тихонько ждали начала инструктажа. Завсегдатаи лагерного образа жизни вошли в зал шумной толпой, сели вальяжно, ни в чем себя не стесняя, разговаривали громко.

– Садитесь поближе, – послышался приятный бархатный голос.

К столу, стоявшему в центре зала, подошла женщина. Вика даже не заметила, как она вошла. Среднего роста, статная, элегантная. Короткая модная стрижка, волосы цвета божоле; на загорелом лице – очки в модной черной оправе. Дама только вошла, произнесла всего одну фразу, но о ней все всем стало ясно сразу: перед ними – королева! Негромкий уверенный голос, балетная осанка, на уже немолодом, но красивом лице – улыбка.

– Меня зовут Эмма Львовна, – представилась она. – Я проведу с вами несколько занятий, цель которых – сближение членов наших основных коллективов, как вашего, педагогического, так и детского. Некоторые из вас в этот лагерь ездят уже давно и хорошо знают друг друга, но есть и люди, оказавшиеся здесь впервые. Я помогу вам всем познакомиться поближе, а возможно, кто-то лучше узнает себя. Также вы сможете использовать эти методы для знакомства детей между собой.

Эмма Львовна не читала лекцию, она ее рассказывала, как рассказывают интересную историю. Настолько интересную, что в зале воцарилась полная тишина. Ее слушали абсолютно все – и прилежные новички, и компания завсегдатаев, и лагерное начальство в лице директрисы.

Начались ролевые игры. Все встали в круг для выполнения разнообразных заданий. Под конец занятия, когда все уже выучили имена и получили представление о характерах друг друга, Эмма Львовна предложила разбиться на два круга, как в игре «третий лишний». Участники одного из кругов двигались вдоль окружности, меняя партнера. Остановившись напротив кого-либо, следовало перечислить качества, понравившиеся в партнере. Некоторые старались говорить искренне и называть то, что действительно видели в другом человеке: приветливый, дружелюбный, красивый…

Другие называли стандартный набор положительных качеств. После, когда все наслушались подобных комплиментов, Эмма Львовна предложила перейти к недостаткам.

– Первое впечатление – самое верное. Прислушайтесь к себе и произнесите вслух, что говорит вам ваш внутренний голос.

Вика прислушалась. Ее внутренний голос сегодня был особенно разговорчивым.

– У вас кофточка не очень подходящая, – нашлась она.

– Ой, – заулыбалась дама, стоявшая напротив нее, она явно была рада, что потрепанная кофта оказалась самым заметным ее изъяном, – ей сто лет в обед! Выбросить хотела, но рука не поднялась, для дачи оставила. А тут – почти дача.

– А ты непростая. Себе на уме, – сказала ей старшая вожатая, оказавшись с Викой в паре.

Так Вика узнала о себе и о других много интересного. Коллектив уже выглядел не таким милым, каким он показался ей вначале, мелкими черточками проявили себя и вредины, и сплетницы, и скандалистки. Вику определили работать с самым младшим отрядом в паре с воспитателем – божеского вида бабулей, которая всю жизнь проработала школьным библиотекарем. На занятиях бабуле дуло из форточки, и ее пришлось закрыть. Но без притока свежего воздуха она задыхалась, и форточку открыли снова. Спать в комнате вчетвером бабуля не могла, поэтому ей нашли «сингл», выселив оттуда мальчика-физрука. Кроме неуживчивой Викиной напарницы, в коллективе нашлись еще пара-тройка дам с вечно недовольными лицами. Создавалось такое впечатление, что они планировали купить тур в пятизвездочный отель, вместо которого им подсунули поездку в лагерь. Пророчества матери начинали сбываться, но Вика была оптимисткой и верила, что все будет хорошо. Она не хотела отказываться от работы в лагере, как настоятельно ей советовала мать. Очарование романтикой лагерной жизни быстро таяло, глаза начинали смотреть на вещи трезво, а голова – понимать, как все будет на самом деле. Но Вика отсюда уехать уже не могла – после того, как познакомилась с Эммой Львовной. Ради того, чтобы общаться с ней, Вика была готова работать хоть с грымзами, хоть с самим сатаной. Эта женщина украла ее сердце, влюбила ее в себя с первого взгляда. Она смотрела прямо в глаза и понимала собеседника с полуслова. Такая умная, обаятельная, восхитительная! Эмме Львовне хотелось подражать, хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы стать для нее заметной. Но этого не требовалось, так как она и без того замечала каждого и находила в каждом нечто уникальное.

Эмма Львовна! Неужели это она?! Женщина, которую она бесконечно уважала и которой восхищалась, доверяла ей, разбила ее счастье. Вика почувствовала жгучую обиду. Ей стало еще горше от этого двойного разочарования – ее предал не только любимый мужчина, но и обожаемая ею женщина.

11 апреля 2010 г

Дачи бывают разными. У одних это хибарка на шести сотках, у других – роскошный особняк, но их объединяет непременная близость к природе, иначе это уже не дача. Дача, куда вызвали лейтенанта Олега Зайцева, имела вид далеко не как у хибарки, но и до особняка она явно не дотягивала. Двухэтажный каменный домик, притаившийся под пока еще лысыми ветками берез, с нарядным желто-серым фасадом, принадлежал вполне преуспевающей даме, Эмме Львовне Гамильтон. По соседству с ним стоял домик поскромнее – тоже каменный, но старый, давно не видевший ремонта. В соседнем дворе, почуяв чужих, надрывно лаяла собака, но хозяева на ее лай выходить не спешили. Остальные дома располагались немного дальше, вверх по улице. Большинство домов были летними и стояли пустыми в ожидании дачного сезона.

– Что-то Марковна не выходит Жучку свою унять, – прокомментировал участковый Иван Патрин.

– Может, ее дома нет?

– Может, и нет. Только куда ей деваться-то? Обычно она дома сидит, нигде, кроме своего огорода и магазинов, не бывает. А магазины сейчас закрыты.

– Нету ее. Я, как только нашу покойницу нашла, сразу к Марковне побежала. Гамильтон померла, кричу, а она не слышит. Во двор к ней я заходить не стала, за калиткой постояла. Собака у Марковны хоть и маленькая, но дурная, на людей бросается.

Немтиниха – невысокая, сухопарая женщина с простым крестьянским лицом, топталась у входа в дом. На крылечке стояла ее объемная хозяйственная сумка. Немтиниха держала козу и продавала всем желающим молоко. Покупателей у нее оказалось немного, особенно сейчас, пока еще не потеплело и не приехали дачники, поэтому она дорожила каждым «клиентом» и приносила им молоко на дом. Эмма Львовна у нее регулярно брала по литру молока. Вот и в этот раз Немтиниха пришла к Гамильтон с молоком. Для приличия позвонив в дверной звонок на воротах, она вошла во двор, а затем в дом. Дверь оказалась незапертой, но это ее не удивило – в их Ушкове люди дверей не запирали. Немтиниха обнаружила хозяйку в гостиной. Она лежала лицом вниз на банкетке, стоявшей возле столика, на котором стояли две кофейные чашки и вазочка с печеньем. Немтиниха бросилась к ней, подняла ее голову и по стеклянному взгляду женщины сразу поняла, что та мертва.

– Наконец-то вы приехали, – тараторила Немтиниха. – А то мне с покойницей рядом находиться – совсем плохо. А кому тут будет хорошо? Хоть и не родня она мне была, но все же…

– Ты ничего там не трогала? – строго спросил участковый.

– Нет, – замотала она головой в вязаной шапке. – Я в милицию позвонила, мне сказали, чтобы я ничего не трогала, вас дожидалась, я и не трогала. Что же я, не понимаю, что трогать ничего нельзя?

– Ладно, пойдем поглядим, – вздохнул Зайцев.

Картина, открывшаяся их взору, была весьма печальная и для Зайцева, увы, обычная: на банкетке лежала женщина, одетая в домашнюю, но красивую, даже нарядную одежду – в бархатный брючный костюм и атласные тапки с каблуками. Чашки, стоявшие на столике, были пусты, с кофейным осадком на дне. Пока следственная группа не приехала, кроме поверхностного осмотра тела, Олег никаких действий предпринимать не стал.

Послышался шум мотора служебного автомобиля. Жучка разразилась еще более громким лаем, встречая новых гостей, подошедших к забору. Зайцев выглянул в окно и узнал в одном из прибывших следователя районной прокуратуры Лаптева.

Эмма Львовна Гамильтон для своих шестидесяти лет выглядела очень хорошо. Ей смело можно было бы дать на пятнадцать лет меньше, если бы не паспорт, предательски выдававший ее истинный возраст. Эмма Львовна была дамой свободной – прошло уже полгода после того, как она развелась со своим третьим мужем, преуспевающим бизнесменом. Разошлись они мирно, без взаимных претензий, и даже поддерживали приятельские отношения. У Эммы Гамильтон был только один ребенок – сын, рожденный еще до первого брака. Эдуард Гамильтон давно жил в Штатах, в последний раз он приезжал на родину шесть лет тому назад, поэтому вряд ли чем-то мог помочь следствию. Ни братьев, ни сестер у покойной не было, равно как и родителей. Имея несколько высших образований, Эмма Львовна работала по своему основному и первому профилю – преподавала социологию в университете. Кроме диплома социолога, она получила также дипломы психолога и инженера по труду. Остальным своим знаниям она также нашла применение. Помимо преподавательской деятельности Гамильтон занималась предпринимательством. Фирма Эммы Львовны базировалась в университете и специализировалась на аналитической деятельности в области условий труда на предприятиях.

– Может, в институт позвонить, коллег ее допросить? – предложил Зайцев.

– Обязательно, только завтра. Сегодня же воскресенье, там никого нет.

Юрий Степанович Лаптев выполнял процедуру осмотра неспешно, без всякого интереса. Многолетний опыт ему подсказывал, что ничего, кроме головной боли, новое дело им всем не сулит. Как определил судмедэксперт, женщина была убита накануне, около трех часов, с помощью цианида, подсыпанного в ее кофе.

– Преступник распивал с хозяйкой кофе, значит, они были знакомы. Уже хорошо. Соседей опросили? Кто в той избе живет? – Следователь показал рукой в сторону дома Марковны.