Рук

— Есть шанс, что вы ударили этого парня не так сильно, как подумали?

Я смотрю на него глупым взглядом, пытаясь обдумать вопрос.

— Нет. Я очень сильно его ударила. В смысле, я… я видела кровь. Кровь была повсюду. И крюк…

— Вы видели, что крюк на самом деле задел его? — говорит он неуверенно.

— Он не просто задел его, детектив. Крюк вошёл ему прямо в череп.

Он гримасничает, кратко записывая это.

— Хорошо. Значит, похоже, мы ищем высокого, психически больного рыжего парня с дыркой в голове. Должно быть, он встал и убежал, потому что мы не смогли его разыскать, Саша. Не было никакого тела.

Он уходит, а я сижу и перевариваю эту информацию. Серьёзно? Как они могли не найти его тело? Он был мёртв, когда я его оставила. Повсюду была кровь...

Медсестра возвращается через час, чтобы дать мне знать, что доктор хочет продержать меня здесь пару дней для наблюдения и что меня ждёт моя подруга Эллисон и хочет увидеть, что я в порядке. Заходит очередной офицер полиции, чтобы сказать мне, что детективы придут завтра, чтобы снова со мной поговорить, посмотреть, вспомню ли я что-нибудь ещё об «инциденте», как они это называют. Затем молодой парень с ужасным акне предупреждает меня не говорить с прессой, на случай, если я скажу что-то, что скомпрометирует их расследование. Дверь снова открывается, и я собираюсь сказать человеку в дверном проёме, вежливо отвалить и оставить меня в покое, но когда вижу, кто это, слова замирают на моих губах.

Он пришёл.

— Как ты сюда попал? — шепчу я.

Рук стоит прямо там, смотрит на меня. Его челюсть крепко сжата, глаза наполнены пугающим спокойствием, которое сдерживает дрожь, явно охватывающую его по самую шею.

— Насколько всё плохо? — тихо спрашивает он.

— И близко не так плохо, как выглядит.

— Выглядит чертовски плохо, — рычит он.

— Боже. Спасибо.

Рук не отвечает на мою попытку пошутить.

— Кто это сделал? — требовательно спрашивает он.

— Не знаю. Какой-то рыжий парень. Думаю, он был пьян или под кайфом. Он не сказал мне своё имя.

— Опиши мне его.

— Рук, я прошла всё это с копами. Они разбираются.

— Они не разберутся. Они облажаются. А я не облажаюсь.

Это странно. Меня охватывает облегчение, такое яркое и мощное, что я чувствую, как каждый напряжённый мускул в моём теле, наконец, расслабляется. Выражение его лица говорит всё. Рук пойдёт туда и найдёт этого парня. Он заставит его заплатить за то, что он сделал. Я вдруг чувствую себя в безопасности. Затем начинает пробиваться реальность. Он не может преследовать этого парня. Не может. Прямо сейчас он злой, такой злой, что я вижу, как на его руках выступает каждая вена от того, как крепко он сжимает руки, но он убьёт этого парня, если найдёт его. Он прикончит его, и что потом?

— Рук. Пожалуйста.

— Расскажи мне всё, — выдавливает он. — Сейчас же, Саша.

Я качаю головой.

— Нет.

— Он был рыжим. У него были какие-нибудь родимые пятна? Шрамы? Татуировки?

И вот оно. Татуировки. Должно быть, Рук видит, как меняется выражение моего лица, потому что он делает маленький шаг в палату. Напряжение, исходящее от него, напоминает жар огня. Оно заполняет маленькое пространство, поглощая весь воздух в комнате.

— Скажи мне, — тихо говорит он.

— Я не знаю, что это было. Что-то маленькое на тыльной стороне ладони. Больше похоже на чёрную кляксу. Что-то выцветшее и размытое, будто она у него давно.

Рук медленно кивает.

— Что-нибудь ещё? Во что он был одет?

— Во всё чёрное. Чёрная куртка, чёрные брюки. Его ботинки… подожди, его шнурки были разных цветов. На одном ботинке красные, на другом чёрные.

Рук снова кивает.

— Хорошо. Какого он был роста?

— Наверное, около шести футов.

— У него был акцент?

— Нет. Он просто говорил медленно. Будто реально был под кайфом.

Рук делает глубокий вдох. Его взгляд скользит по моему телу, оценивая ущерб, и я внезапно чувствую себя очень уязвимой. Я не могу разобрать выражение его лица.

— Ты злишься на меня? — шепчу я.

Что-то ломает его. Он отводит взгляд, будто не может больше на меня смотреть.

— Какого чёрта ты так думаешь? — произносит он.

— Потому что… ты смотришь на меня так, будто я сломана. Ты смотришь на меня так, будто тебе противно.

— Мне противно.

Моё сердце колотится в груди, лёгкие болят.

— Мне противно от самого себя. Что я не добрался до тебя вовремя. Я должен был это остановить.

— Откуда ты мог знать?

Он сумасшедший, если думает хоть на секунду, что ответственен за что-то из этого. Прошлая ночь была первым настоящим разом, когда я впустила его, разрешила соединиться со мной. Он считает, что должен был ходить за мной следом, защищая от неизвестных нападающих двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Это просто нелепо.

Рук стискивает зубы, сжимая губы в недовольную злую линию. Он по-прежнему не смотрит на меня.

— Никто не должен был посметь прикоснуться к тебе, Саша. Никому не может быть разрешено связываться с тобой. У таких действий есть последствия. Серьёзные, ужасные последствия. Я добьюсь, что этот парень заплатит за то, что сделал с тобой. Я не могу оставить его дышать. И не оставлю.

— Рук, пожалуйста… — я пытаюсь сесть, потянуться к нему, не дать ему уйти, но уже слишком поздно. На меня обрушивается волна боли, и я падаю обратно на кровать, ахая от шока. Рук задерживается в дверном проёме, низко опустив голову.

— Отдыхай, Саша. Я вернусь за тобой. Тебе не нужно об этом переживать.

Глава 21 Придурок, но не мудак

Саша

— Я больше никогда не оставлю тебя одну. Никогда. Не сегодня. Не на этой неделе. Ты застряла со мной, солнышко, — Али забирает у меня из рук ключи (как раз дополненные новой баночкой перцового спрея) и открывает входную дверь в мой дом, забирая моё пальто и сумку с вещами, которую она привезла мне в больницу, затем приглашает меня внутрь. Я иду за ней молча, потому что мне нечего сказать. Она бормочет с тех пор, как мы уехали из больницы, а у меня нет энергии вмешиваться.

Я понимаю. Она чувствует себя плохо. Но не должна. Когда я набрала ей в музее, звонок прошёл. Она подняла трубку и слышала, что происходит. Она вызвала копов и сообщила им, что на меня напали, но почему-то она думает, что сделала не достаточно. Было десять сорок, когда «скорая» везла меня через город в больницу. И ведь не полиция меня спасла, но кто знает, что тот парень в лыжной маске не погнался бы за мной и не схватил бы меня снова, если бы копы не перекрыли улицу? Кто знает, что он не убил бы меня за то, что я ударила его по голове тем железным крюком?