Рукопись в кожаном переплете

Я пощупал ладонью стену. Она оказалась сухой. Пошли дальше, прислушиваясь и останавливаясь через каждые два-три шага.

— В такой тишине муху за километр будет слышно — сказал Витька, — не то что капель эту самую. Генка, дай-ка твой фонарик, моим батарейкам капут, ничего уже не видно.

«Насколько нам хватит моего фонарика — подумал я. — Ну, на три или четыре часа. А дальше что. Мы останемся в полной темноте. Правда, у Ветки и у меня есть по коробку спичек, но это ведь ерунда, какой в них толк…»

Я вспомнил глубокие ямы, попадавшиеся нам по пути, и завалы из камней. Стоит потухнуть фонарю, и мы уже через полчаса переломаем себе ноги.

Я старался не думать обо всем этом, потому что мне сейчас же становилось очень страшно. Когда не думаешь и особенно когда разговариваешь, тогда все кажется не таким уж мрачным. И потом трусить мы вообще не имеем права — с нами же Ветка. Если мы покажем вид, что боимся чего-то, она тут же умрет от страха. И так, когда Ветка брала меня за руку в наиболее трудных местах, пальцы ее заметно дрожали и были холодны, как сосульки.

Шли мы очень долго. Я успел здорово устать, а у Ветки вообще подкашивались коленки. Мы бросили считать развилки и даже перестали отмечать их. Все равно сориентироваться нам не удавалось, и мы шли наугад.

Начали постепенно садиться батарейки и у последнего фонарика. Губы у всех пересохли от жажды, Ветка сильно хромала и при каждом неудачном шаге тихонько охала.

Опять послышался шорох капель. И снова совсем рядом.

— Уж не мерещится ли нам? — испугался я.

— Мерещится! — передразнил меня Витька. — Гляди под ноги — камни-то мокрые.

Он был прав — каменный пол коридора был словно сбрызнут водой. Чем дальше мы шли, тем становилось все более влажно. Наконец в одном из углублений что-то блеснуло, словно маленькое зеркальце.

— Вода, мальчики!

Это и правда была вода. Совсем немного, но вполне достаточно для того, чтобы утолить жажду. Мы пили по очереди, припав губами прямо к лужице. Выпили все до капли. Мне даже показалось, что Ветка лизнула опустевшую каменную чашу.

Витька разрешил немного передохнуть. Я не противился тому, что он командует. Пускай, даже лучше, как-то спокойнее. В то же время и он сам, по-моему, черпал в этих грозных командах собственное мужество. Ну, а Ветка, та полностью полагалась на нас обоих.

Посидев минут десять прямо на полу коридора, мы встали. Витька включил фонарик. Свет от него был уже совсем слабенький. Вот-вот угаснет. Я сунул в Веткину руку печенье. Она протестующе сжала пальцы. Но я настойчиво продолжал проталкивать печенье в ее кулак. Наконец пальцы слегка разжались, и через секунду я услышал, как она откусила первый кусочек.

Неожиданно Витька остановился, как вкопанный.

— Стоп! — он поднял руку. — Ни шагу дальше! Пропасть!

Мы стали на колени и ощупали край провала. Он уходил вниз круто наклоненным колодцем. Витька зажег обертку от печенья и бросил ее в провал. Клочок ярко-красного пламени поплыл в глубину. Он опустился на дно и погас.

— Неглубоко. Давайте веревку.

Мы крепко обвязали Витьку, и он стал спускаться вниз. Наконец веревка ослабла. Фонарик мелькнул на мгновение и исчез. Я вынул второе печенье и опять сунул его в Веткину ладонь. Как и в первый раз, печенье натолкнулось на кулак. Не успел я разжать ее упрямые пальцы, как из черной дыры провала до нас донесся отчаянный крик Витьки:

— Ребята-а-а! Свет! Солнечный свет! Выход!

Мы чуть не свалились в провал от неожиданности и счастья.

Прошло не меньше получаса, пока мне удалось спустить вниз Ветку, а затем слезть самому. Мы бросились бежать по идущему круто вверх коридору. Под ногами чавкала мокрая глина, а впереди, пробиваясь откуда-то из-за поворота, тускло мерцал слабый, рассеянный свет. Солнечный свет! Настоящий!

Запыхавшись, мы добрались до желанного поворота. Маленький пещерный закоулок расширялся, превращаясь в низкий зал. В верхней части этого зала сквозь длинную узкую щель пробивались солнечные лучи и тоненьким ручейком стекала вода.

— Этот ручей уходит под землю! — крикнул Витька, хватая ладонями холодную прозрачную воду. — Ура! Мы спасены! Вперед! Наверх! — И он полез к щели, ловко цепляясь за выступы скалы. В зале было довольно светло.

— Это даже хорошо, что здесь не яркий свет, а сумерки, — рассуждала Ветка, доедая забытое на время печенье. — А то после мрака пещеры было бы вредно глазам.

Витька добрался до самого верха и теперь исследовал спасительную щель. На наш взгляд, он возился чересчур долго.

— Ну, чего ты там! — крикнул я. — Вылезай наружу и бросай нам веревку!

Но он что-то не спешил с ответом. Потом прислонился лицом к щели и крикнул:

— Ого-го-го! Ленька! Вовка! Ого-го-го!

— Чего ты орешь без толку?

— Вот то-то, что без толку… — отозвался Витька и с мрачным видом начал спускаться вниз.

— В чем дело? — встревожились мы.

Витька устало сел на камень и, зачерпнув воды, хлебнул из ладони.

Не выбраться через щель. Узкая очень. Даже голова не пролезает.

— Подкопаем давай!

— Иди копай! И сверху и снизу камень. И кричать бесполезно.

— Почему?

— Я кричал, а звук наружу не выходит. Там птица на ветке сидит, у самого края щели. Даже головой не повела. Щель длиной метра два, два с половиной. И ручей еще шумит…

Мы опустились на землю и сразу почувствовали, как устали. Ужасно захотелось вытянуть ноги.

— Солнце садится, — сказал Витька. — Прямо напротив щели. Значит, скоро сутки, как мы бродим под землей.

— Есть хочется, — тоскливо сказала Ветка. — И спать.

Витька, засопев, вытащил из кармана куртки два своих печенья.

— Ешь! — сказал он, протягивая их Ветке.

— Нет… — Ветка замотала головой. — Я и так… Нет, нет, не буду!

— Ешь, говорю! — прикрикнул Витька. — Будет здесь представляться!

Ветка робко взяла печенье. Мы отвернулись. У меня что-то булькало и перекатывалось в животе. Сосало под ложечкой. То ли от отчаяния, то ли от голода.