Руководство по системной поведенченской психотерапии

«Субъективация себя», с одной стороны, есть процесс «идентификации», то есть отождествления себя с той или иной умозрительной концепцией, ролью, системой ценностей, с другой – представляет собой отрицание каких-то форм поведения, которые кажутся человеку не отвечающими его природе, поведенческой ориентации, системе убеждений. Иными словами, именно она – «идентификация», «субъективация себя» – обеспечивает те механизмы дезадаптации, которые происходят из отношений «картины» и «схемы». «Практика себя» – это использование тех или иных принятых в обществе (имеющихся в арсенале общества) форм поведения по механизмам научения через наблюдение, имитации, феномен симметричного ответа на действия со стороны других людей и т. п. «Практика себя» закрепляет у данного человека используемые им формы поведения посредством подкрепления действием, положительного подкрепления, удовольствия, доставляемого трасгрессивными действиями и т. п.

Данные «техники себя», которые проблематизируются («субъективация себя») и разрабатываются («практики себя») человеком, не являются его собственным, «эксклюзивным» изобретением, хотя и носят определенный индивидуальный характер. Материал для этих «техник себя» человек получает из своей культурной среды (что отмечали еще Л.С. Выготский⁸⁷⁶ и его последователи в лице представителей культурно-исторической психологии⁸⁷⁷), конституированной системой дискурсивных процессов. Именно это и позволяет отнести все указанные феномены к феноменам социализации, которые в принципе наиболее существенны для периода детства и юности, но, в целом, продолжаются, хотя и в менее явных формах, все последующие периоды жизни человека.

КМ СПП рассматривает социальное поведение как ролевые отношения, где роль, которую «исполняет» личность в тех или иных отношениях, может отвечать качеству «идентичности», что происходит в тех случаях, когда человек абсолютно и неосознанно отождествлен со своей ролевой позицией. Однако роль может и не быть спонтанной, но осознанно «исполняемой», то есть продуманной, подготовленной и реализованной. В первом случае следует говорить о я-отождествленных отношениях (я-идентичность), а во втором – о я-неотождествленных отношениях. При этом я-отождествленные роли (я-идентичность) сопровождаются «идентификациями» (я-идеального толка), которые субъективно тождественны этим ролям, а я-неотождествленные роли определяются «идентификациями», которые не соответствуют этим ролям, то есть субъективно им не тождественны. В первом случае (я-отождествленные роли), таким образом, человек рассматривает свое поведение как проявление себя самого, а во втором случае (я-неотождествленные роли) он рассматривает свое же поведение, но как «исполняемое» для кого-то, с какой-то продуманной целью.

А. Психический механизм

Наиболее типичные отношения для человека – я-отождествленные. С определенного периода жизни ему нет нужды думать о том, что он принадлежит к тому или иному полу, к той или иной социальной группе, что он «белый», негроид или монголоид, является сыном (дочерью) своих родителей, отцом (матерью) своих детей и т. п., можно сказать, что он просто ощущает себя таковым: мужчиной или женщиной, сыном или дочерью, отцом или матерью, начальником или подчиненным, врачом, учителем, рабочим и т. д., он просто является таким, так ведет и ощущает себя с тем человеком, с которым он находится в указанных отношениях. [463]

463

Для того чтобы ощущать себя сыном (или дочерью) в отношениях с матерью, нам не нужно думать, что мы ее ребенок, специально играть роль сына (или дочери) – это происходит автоматически, словно само собой. Разумеется, содержательно характер этих отношений зависит как от культуральных особенностей этих межличностных взаимосвязей, так и от индивидуальных черт обоих людей, вступающих в эти отношения. Однако в данном случае рассматривается не содержание отношений «сын – мать» («дочь – мать»), а структура этих отношений, в которых оба человека (сын и мать, дочь и мать) непосредственно ощущают себя в какой-то ролевой позиции (сына, дочери, матери), не затрудняясь продумыванием сценария или выдерживанием единой нити этой «драмы». Это непосредственное ощущение в конкретной ситуации и есть я-отождествленная роль.

Иными словами, в случае я-отождествленных отношений соответствующие динамические стереотипы при соответствующей стимуляции «замыкаются» автоматически, образуя собой своеобразный каркас социального поведения [464] ⁸⁷⁸. Э. Эриксон, один из ведущих теоретиков понятия «идентичность», говорит о человеке в такой ролевой позиции как о человеке, «отождествляющим себя с тем, чем он занимается в данный момент и в данном месте»⁸⁷⁹. Данные указания, определяющие значимость ситуативного компонента, являются чрезвычайно важными. Однако нельзя согласиться с представлениями Э. Эриксона о «синтетической функции эго», где это «эго» обеспечивает человеку некую целостную, единую, монолитную, гомогенную идентичность. [465] Допущение подобного «эго» – не более чем метафизическая спекуляция. «Эго», то есть «я» человека, – есть единичный динамический стереотип, который актуализуруется соответствующей стимуляцией, а желанное единство различных его «я» организовано по принципу суммы, а не системы [466] ⁸⁸⁰.

464

Нечто подобное можно найти в теории Р.П. Абелсона, который предлагал понятие «сценария», полагая, что каждый человек имеет целый набор неких «сценариев», которые актуализируются в момент попадания его в соответствующую ситуацию. Эти «сценарии» диктуют человеку определенные «роли», то есть фиксированные формы поведения (например, ресторанный сценарий, сценарий дня рождения, сценарий университетской лекции и т. п.). В основе концепции сценариев лежит представление о том, что люди вступают в предсказуемые, едва ли не ритуальные взаимодействия в попытке удовлетворить свои потребности ценою насколько возможно малого социального напряжения и когнитивных усилий. Нетрудно заметить, что в общем и целом эта формула соответствует концепту динамических стереотипов.

465

Впрочем, что за «эго» и синтезом чего оно занимается, из работ Э. Эриксона, не вполне понятно. Эго выступает у Э. Эриксона в соответствии с лучшими традициями неофрейдистского направления: в качестве некого метафизического и неверифицируемого образования, с чем, по всей видимости, нельзя согласиться.

466

«В диалектике психоанализа, – пишет Ж. Лакан, – нельзя понять ровно ничего, не уяснив предварительно, что Я – это воображаемая конструкция. […] Нам все уши успели прожужжать разговорами о том, что субъект-де берется в его целокупности. Почему он, собственно, должен быть целокупным? Нам лично об этом ничего не известно. Лично я не целокупен. Да и вы тоже. Будь мы целокупны, мы и были бы каждый сам по себе, а не сидели бы здесь вместе (имеется в виду семинар, – А.К., Г.А.), пытаясь, как говорят, организоваться. Это не субъект в своей целокупности, это субъект в своей открытости. Он, как и водится, сам не знает, что говорит. Знай он, что говорит, он бы здесь не был». Ж. Лакан говорит здесь о «ролях»; если бы человек был «целокупен», то он бы не мог быть «слушателем» семинара или его «ведущим», именно тот факт, что человек может быть в той или иной роли, процесс содержательного взаимодействия становится возможным. «Открытость» субъекта, на которую указывает в этом случае Ж. Лакан, есть его открытость отношениям, его ролевая позиция. Далее Ж. Лакан говорит, что субъект этот тождественен собственному Я (вспомним сейчас высказывание Ж. Лакана о Я, которое мы привели чуть выше, и сделаем вывод, что это не Я в его целокупности, которого и нет вовсе, а Я некой роли, которой он тождественен), «и он думает, вероятно, что это Я – это он и есть. Так думают все, и никуда от этого не денешься». Подмечено удивительно точно! Человек, находящийся в каких-то определенных я-отождествленных ролевых отношениях, не ощущает, что играет какую-то роль, поскольку он ей тождественен, а потому наивно полагает, что он и есть эта роль (это в какой-то мере действительно так) и что он ею исчерпывается (а это уже совершенно не верно), поскольку в другой ситуации (в других отношениях) он был бы иным (была бы актуализирована какая-то другая я-отождествленная роль), а не таким, как сейчас.

Подобная «монолитность» может возникнуть лишь в случае полного соответствия «картины» и «схемы» человека, что практически невозможно. Я-отождествленная роль (динамический стереотип «схемы»), как правило, входит в определенный конфликт с аберрациями «картины», которые, со своей стороны, еще и сами-то недостаточно согласованы друг с другом. [467] Таких ситуаций с высоким показателем амбивалентности в жизни каждого человека достаточно много. Именно они, а не система «идентификаций» (в общем ее виде и со всеми ее противоречиями) представляют собой достаточную основу для формирования невротической симптоматики. Этот эффект отсутствия определенности в отношении одной и той же ситуации продемонстрирован как И.П. Павловым при моделировании «экспериментальных неврозов» у собак⁸⁸¹, так и при научении кошек невротическим страхам Д. Вольпе⁸⁸². Конфликт динамических стереотипов «картины» и «схемы», возникающий в одной и той же ситуации, – вот что составляет фактическую проблему, а не то, что в одних отношениях человек ощущает себя, например, уверенным, а в других нет. [468]

467

Например: начальник, который не уверен в своих организаторских способностях; подчиненный, считающий, что занимает не подобающее для себя место; специалист, который не чувствует себя уверенным в своей профессии; отец, не уверенный в своем отцовстве; любовник, который не чувствует себя достаточно любимым или не желает формализовать сложившиеся любовные отношения, при том что в системе его жизненных приоритетов институт брака занимает далеко не последнее место; гомосексуал, который считает гомосексуальность зазорной и, может быть, недопустимой.

468

Так, например, гуманитарий ощущает себя вполне уверенным в вопросах искусства и не испытывает внутреннего смятения, когда оказывается не способным перечислить все три закона Ньютона.

Данная амбивалентность – есть проявление я-неотождествленной роли. [469] Когда существует возможность не вести себя так, как можно себя вести, уже нельзя говорить об эффекте единого динамического стереотипа, здесь в силу вступает механизм, который традиционно приписывается так называемой «свободной воле». Специфика этой ситуации заключается в том, что в отличие от я-отождествленных отношений возникает элемент расчета – человек сознательно «продумывает» свои действия (аберрации «картины»), то есть такое поведение не «выскакивает» автоматически под действием стимульной ситуации (я-отождествленные отношения), но диктуется «сверху», «картиной». Иными словами, когда производится сознательный или даже не вполне осознанный, но именно выбор поступать так или иначе, то понятно, что у данного человека не существует непосредственного, заранее предуготованного ответа, как в случае я-отождествленных ролей, но он сознательно подготавливается в соответствии с какими-то дополнительными обстоятельствами, целями и т. п. (аберрации «картины») путем предварительного взвешивания «за» и «против». [470]

469

Подчиненный (я-отождествленная роль), который делает своему начальнику какую-то, не продиктованную служебными обязанностями, любезность, рассчитывая с ее помощью получить отпуск летом против полагавшегося ухода в отпуск зимой, уже выходит из собственно я-отождествленных отношений со своим начальником. В данной ситуации, кроме актуализации я-отождествленной роли подчиненного, продиктованной ситуацией (отношение с начальником), этот человек сознательно осуществляет еще один поведенческий акт, как бы накладывающийся на «партитуру» я-отождествленной роли. В целом, разумеется, действие едино, но в этом случае участвует уже не одно, а два «я» – я-отождествленное, поскольку наличествует отношение «начальник – подчиненный», и второе, я-неотождествленное «я».

470

Человеку и в голову не придет выбирать ощущать себя или нет сыном (дочерью) в отношениях со своими родителями, но он несколько раз подумает, говорить что-то своим родителям или оставить эту информацию при себе. Основываясь на тех или иных аберрациях «картины», он примет то или иное решение. «Свобода воли», разумеется, в этом случае также весьма и весьма условна, поскольку его решение и теперь будет продиктовано вполне определенными «внутренними обстоятельствами». Так что данное решение не является в подлинном смысле этого слова «свободным», и в первую очередь оно не свободно от самого человека, его «картины» и «схемы».

Для того же, чтобы осуществить подобный «выбор», необходимо время. Этот временной зазор между «стимулом» и «реакцией» побудил З. Фрейда сформулировать понятие «принципа реальности»⁸⁸³. Поскольку у человека современной западной культуры не сформирована я-отождествленная роль, позволяющая ему удовлетворить его сексуальное желание в момент появления последнего, он предпринимает различные обходные маневры, с тем чтобы заветный объект оказался ему доступен, хотя бы и в неопределенном будущем. «Ограничиваемая принципом реальности, – пишет Герберт Маркузе, – познавательная функция памяти, хранящей опыт прошлого счастья, будит желание сознательно воссоздать это счастье»⁸⁸⁴. Необходимость этого «просчета ситуации», продумывания собственных действий, выполнение каких-то ненужных самих по себе, но необходимых для достижения конечного результата условий (условностей) – все это и характеризует специфику я-неотождествленных отношений.

Этот же феномен «временного зазора» между «стимулом» и «реакцией» послужил основой для разработки и когнитивистских теорий. При этом модификация традиционной формулы с «промежуточной переменной», предпринятая КМ СПП, дает, наконец, психологическое обоснование витгенштейновской аналитике. Когда Л. Витгенштейн говорит, что «границы моего языка означают границы моего мира»⁸⁸⁵, он не отрицает, подобно Платону, мир конкретный, но указывает, что человек не может воспринять явление само по себе (конкретный стимул), но неизбежно привносит в него самого себя (абстрактный стимул), иными словами, он видит мир таким, каким он ему пред-ставляется. Однако если следовать этой логике дальше, то есть если учесть возможность произвольных (свободных от конкретной стимуляции) операций внутри знаковой системы (аберрации «картины»), то возможно обосновать специфику я-неотождествленных отношений и отличие последних от я-отождествленных отношений.

Ни одно означаемое (конкретный стимул) не пред-ставляется нам без какого-либо означаемого (абстрактный стимул), однако если у человека существует только одно означающее для данного означаемого, то возможность выбора оказывается призрачной: означаемое означает для него то, что оно для него означает (такова ситуация в случае я-отождествленных отношений). Если же человек имеет несколько означающих для данного означаемого, то возникает своеобразный люфт, он балансирует в «абстрактном поле» структуры промежуточной переменной («картина»), отчего конкретный стимул («схема») теряет для него статус императива, и таким образом человек теряет ощущение тождественности своему поведению. Конкретный стимул в каком-то смысле затемняется, уходит в тень игры означающих (абстрактный стимул), в этом смысле я-неотождествленность действительно сопряжена с искусственностью в отношении мира конкретных явлений, но совершенно естественна для «картины», сотканной из имен (означающих) и предложений (аберрации «картины»)⁸⁸⁶.

Я-неотождествленные роли представляют собой такие варианты действий данного человека, которые им продумываются, иногда проигрываются, формируются сознательно, то есть с участием аберраций «картины» (учет различных верифицируемых в понятиях нюансов ситуации, использование при принятии решения понятийно хранящейся информации). Я-неотождествленные роли – это такое самоощущение человека, при котором его реакции не являются спонтанными, иногда же подобные действия оцениваются самим человеком как искусственные, ложные, с продуманным вторым контекстом.