Руна на ладони

Женщины во всех мирах одинаковы, мельком подумал он. Здешние бабы тоже любили раскрашивать себе лица. Мазали губы свекольным соком, разводили сажу в сливках, чтобы подвести этим глаза.

Что поделаешь, у человеческих мужчин слишком слабое зрение — вот бедным бабам и приходится подманивать их на яркое.

Даже веснушки на щеках и на носу Свейтлан чем-то замазала. Теперь они стали едва видны — хотя с ними ей было лучше.

Ему следовало убрать руку, за которую она уцепилась, и уйти. Но Ульф все стоял, косясь на неё, принюхиваясь к её запаху.

Надо объяснить Свейтлан все толком, наконец решил он. Чтобы не выскакивала больше на палубу, раскрашенная, подвязав рубаху так, что груди торчат, задница сзади круглится… и все его люди исподтишка на неё пялятся.

Придя к такому решению, Ульф хмуро бросил:

— Пойдем в каюту. Поговорим.

А потом развернулся, выдернув наконец свою ладонь из-под её руки.

Помогло, обрадовалась Света. И, уже шагая вслед за ним, начала вспоминать слова, которые могли пригодиться в разговоре. Вернее, в том подобии разговора, что их ждал.

***

Его каюту наполняли те же запахи, что исходили от Свейтлан. Едкая вонь, таявшая в аромате её тела, шла от кожаной торбы, с которой девушка появилась в его мире. Сейчас торба валялась на сундуке…

Ульф в три размашистых шага пересек каюту. Остановился у окна. Заявил, не глядя на Свейтлан:

— Ты ещё не поняла, что тебя ждет. И что тебе подвластно. Руны огня, бури, льда, воды, урожая… солнца, зимы, знания, пути… а ещё есть рабья руна, Свейтлан. Существует даже руна мужской силы. С которой, как я полагаю, ты в одно мгновенье можешь лишить меня возможности быть мужчиной.

Кажется, версию о том, что он струсил, не следовало отбрасывать, с грустью подумала Света.

Она уже стояла в паре шагов от Ульфа — прижавшись плечом к борту, чтобы иметь возможность заглядывать ему в лицо. Оборотень равнодушно уставился в окно…

И Света, неожиданно разозлившись, сделала ещё один короткий шаг в его сторону. Одним пальцем обвиняюще ткнула Ульфа в грудь, потом изобразила двумя пальцами ножки, бегущие куда-то в сторону двери.

— Нет, я не бегу в испуге. — Ульф, чуть повернувшись, наконец-то снова посмотрел ей в глаза. — Ты ведь это хотела сказать? Давай-ка я кое-что объясню, Свейтлан. В логове волка — я сейчас говорю о тех зверях, что бегают по лесу — живет только одна волчица. Всегда. Волки не любят расставаться со своей парой. Что те, лесные, что мы, живущие в человеческих городах. Мне нужна женщина, которая будет ложиться в мою постель, вставать, когда мои дети начнут плакать… которая всегда будет в моем доме. Чтобы быть моей, пока меня несут ноги. Волки не любят перемен, Свейтлан.

Он перевел взгляд в окно. Бросил отрывисто:

— Но жизнь с нами не мед. Наши сыновья, пока не подрастут, то и дело перекидываются в волчат. Мы не прощаем не то что измен — даже мыслей о неверности. Не любим непослушания…

Света замерла. Вот теперь Ульф рассказывает все, как есть, мелькнуло у неё. Без этой заботливо нарезанной лапши — «есть на свете прекрасный Ульфхольм, ты там будешь со мною счастлива»…

— Я уже отпустил одну жену, Свейтлан. Потому что ей не понравилось быть женой оборотня. Я не могу отпускать жен снова и снова, а потом искать себе следующую. Во-первых, потому, что хочу видеть в своем доме только одну волчицу. Не бегать то за одной юбкой, то за другой. Во-вторых, потому, что так можно стать и посмешищем. Ярл Ульф — тот самый, что каждую осень опять в женихах…

Ульф замолчал. Добавил равнодушно, уставившись в окно:

— Но у тебя великий дар, которому не место на моей кухне. Первая же ссора, и ты начнешь жалеть о том, что не пошла своим путем. Если не сожжешь меня во время этой ссоры. Или не лишишь мужской силы. Или не превратишь в раба. В конце концов, руны в Ульфхольме есть на каждом шагу. А после того, что случилось сегодня, люди начнут болтать о тебе. И в Ульфхольм станут приходить посланцы — к тебе, Свейтлан. Предлагать защиту, богатство… впрочем, это не самое главное. Я знаю, что такое дар, Свейтлан. У меня самого их два — я могу быть волком и человеком. И я не откажусь ни от первого, ни от второго. Я держу дом в Ульфхольме, чтобы человек, живущий во мне, мог греться у домашнего очага. И я служу конунгу, чтобы волк во мне мог радоваться крикам врагов, которых он убивает. Но твой дар больше моего, ты оживляешь руны. Ты не сможешь от него отказаться. И не должна, честно говоря. А мне нужна просто жена. С одним-единственным даром — рожать детей. Ты сейчас испугана. Ты ищешь того, кому можешь довериться. Подожди чуть-чуть, и очень многие предложат тебе очень многое.

Ульф опять замолчал — и Света поняла, что пора решаться.

Но все это показывает Ульфа не с лучшей стороны, подумала она, отчаянно хватаясь за последние сомнения. Ему нужна женщина, которой он сможет приказывать. Повелевать. Такая, которая проживет его в доме всю жизнь — и будет при этом покорной, бессловесной… и непременно верной.

Интересно, что значат слова «мы не прощаем даже мыслей о неверности»? Он читает мысли или определяет нехорошие поползновения жены по запаху? Скорее, последнее…

Но он сказал, что она испуганна. Впрочем, до того, как Ульф узнал о её даре, эта запуганность его вполне устраивала.

Надо решаться, подумала Света. Или с ним — или без него. Ульф кажется честным человеком… то есть оборотнем. Хотя надо отметить, что он резко почестнел как раз после того, как узнал о её даре.

— Жена, — громко сказала вдруг Света, использовав одно из слов местного языка — выловленное из речей Ульфа.

И сделала ещё один крохотный шажок, так, что её грудь коснулась рубахи Ульфа. Подумала весело и изумленно — бог ты мой, да я же на шею мужику вешаюсь!

Вот будет здорово, если он сейчас её оттолкнет… или просто уйдет.

— Ты не понимаешь, чего ты хочешь, — спокойно сказал Ульф. — Радуйся, Свейтлан — потому что моего понимания хватает на нас обоих.

Она согласно кивнула и вцепилась в его рубаху. Ощутила, как щеки заливает горячим румянцем — от стыда…

Такого в её жизни ещё не было. Впрочем, все когда-то бывает в первый раз.

В конце концов, подумала Света упрямо, мне был обещан жених. Той теткой, Ирун Азизой. И сразу после этого рядом появился Ульф. То есть это она рядом с ним оказалась…

Все равно. Значит, судьба, что бы он там не говорил!

Света ткнулась носом в грудь оборотня. От него пахло солью, шерстью, ещё чем-то смолистым…

В общем, хорошо пахло. Не грязью, просто по-мужски.

Ульф стоял не двигаясь. И Света уже решила, что это его форма отказа — неподвижное, молчаливое безразличие. В носу защипало, она собралась с духом, чтобы выпустить его рубаху и шагнуть назад…

Руки оборотня вдруг обхватили двумя обручами. Притиснули, не давая вздохнуть всей грудью — а вздохнуть хотелось, потому что воздуха вдруг стало катастрофически не хватать. Света вскинула голову. В желтых глазах ползли янтарные сполохи…

— Ты не понимаешь, чего ты хочешь, — сообщил Ульф. — И не понимаешь, от чего тебе придется отказаться. Но у тебя будет возможность это узнать. Когда мы придем на Хрёланд, я задержусь там ради тебя. Все-таки в том, что ты очутилась здесь, есть и моя вина. Ты попробуешь несколько рун, потом покажешь свою силу ярлу Ульвдану, хозяину Хрёланда. Увидишь, что будет…

Света мотнула головой.

— Я же сказал — ты не понимаешь, — с какой-то мрачной обреченностью в голосе заявил Ульф. — Но поймешь, когда мы туда придем.