Руна на ладони

— Что эта женщина, Свейтлан Холегсдоутир — моя жена! Если кто-нибудь о ней спросит, скажете то, что услышали сегодня! Если кто-то об этом промолчит или забудет, я напомню — и не только на словах!

Ульф сделал паузу — а потом вдруг негромко добавил:

— Все. Теперь займитесь делом. До Хрёланда ещё есть время. Сигвард, четыре человека на нос, четыре на корму. Пусть попрыгают с обычными мечами.

Он снова поймал Светину руку — и резво потащил к люку. Она торопливо пошла следом, растеряно размышляя — и это все? Вышел, назвал женой, поволок обратно. И все?

Ульф довел её до каюты. Захлопнул ногой дверь, бросил:

— Что-то не так, Свейтлан?

Она сдавлено вздохнула. Заставила себя улыбнуться, хоть и подумала с легкой грустью, глядя ему в лицо — хочу белое платье.

Вот только в этом мире, если хочешь белого платья, то нужно сшить его самой. А то и ткань соткать…

Ульф издал глухой звук — словно прочищая горло. Неожиданно обнял, пробормотал, склоняясь так, что его губы коснулись её уха:

— Это не настоящая печаль. Так, мелкая печалька… но ты должна побыстрей выучить наш язык, Свейтлан. Чтобы в следующий раз высказать все, что у тебя на уме. Я знаю, ты пытаешься учить. Но наши слова, похоже, смешались у тебя в голове в кашу. Сделаем так — в один день ты будешь запоминать десять слов. Не больше, чтобы не путаться. Но и не меньше. Пять утром, пять вечером. И через месяц, а то и раньше, ты начнешь говорить. Повторяй за мной. Смотреть. Идти. Драться. Жить. Любить…

Ну прямо квинтэссенция его жизни, мельком подумала Света, торопливо проговаривая то, что он сказал.

ГЛАВА 5

Грюпанг, раскинувшийся по берегам большого вытянутого залива, приближался. Горбатые дерновые крыши издалека походили на желтовато-зеленые волны, стекавшие к берегу с невысоких, пологих гор вокруг залива.

Ульф, стоя на носу, и рассматривая корабли у причалов, вдруг уловил знакомый запах. Ветер задувал в правый борт, так что он для начала бросил взгляд через правое плечо.

Свейтлан стояла на палубе чуть поодаль — у планширя, глядя на город. Уже умытая, причесанная, в его рубахе и штанах, слишком свободных для неё, больше похожая на мальчишку, чем на женщину. Недлинные волосы это сходство лишь подчеркивали…

Ничего, решил Ульф, снова переводя взгляд на причалы Грюпанга. Волосы со временем отрастут. И она перестанет походить на рабыню, которым длинные волосы не положены.

А в городе он отведет Свейтлан в дом Ингульфа, волка, служившего Ульвдану. Купит у него несколько платьев — у того, по слухам, были две дочки. И обе на выданье. У девчонок наверняка есть готовые наряды в приданом, и немало. На его марки они купят тряпья на десяток новых платьев, так что никто не останется в обиде…

А Свейтлан заодно вымоется горячей водой и поест домашней еды.

Но ещё через пару мгновений Ульф разглядел у одного из причалов драккар, над которым лениво колыхалось алое знамя, помеченное черной росомахой — знак конунга Олафа. Рядом замер ещё один корабль, с красной лентой флажка, падавшей с мачты.

Торгейр, старший сын конунга, был в Грюпанге.

Плохо, подумал Ульф. Придется первым делом сходить к Торгейру. А он-то хотел рассказать дурные вести Ульвдану — и пусть ярл сам шлет корабли в море, на поиски драккаров Торгейра, чтобы передать тому весть о пропаже отца…

На следующее утро Ульф собирался отплыть в Ульфхольм. Этой ночью его жизнь опять круто поменялась — уже в который раз после того, как Свейтлан появилась в его мире. Учитывая, что она не способна даже попросить за себя достойное вено — её лучше не отпускать, добром это не кончится.

И чем позже люди узнают о её даре, тем лучше. Парней со своего драккара Ульф уже предупредил, чтобы они помалкивали о Свейтлан. Конечно, рано или поздно кто-нибудь все равно проболтается — люди есть люди.

Но это случится не сразу. Им ещё нужно будет вернуться в Нордмарк…

А рассиживаться на Хрёланде Ульф не хотел. И позволять Свейтлан опробывать здесь руны — тоже. По пути к Ульфхольму лежала пара безлюдных островов…

Но теперь придется встретиться с Торгейром.

Ульф вцепился в планширь, рассматривая быстро растущий драккар под алым стягом.

***

В каюте Торгейра, в отличие от его собственной, сундуков стояло несколько. Имелась даже кровать. Ульф мазнул по ней взглядом — из-под мехов высовывались углы подушек, обтянутых серо-голубым полотном, с вышитыми на них черными росомахами…

Старший сын конунга, войдя в каюту первым, кивнул на один из сундуков.

— Садись. И выкладывай новости — раз уж не захотел сообщать их при всех.

— Я постою, — спокойно сказал Ульф. — У меня дурные вести, Олафсон. Гудбранд отправил меня сюда, чтобы передать — конунг Олаф исчез…

Торгейр выслушал Ульфа молча. Нахмурился, когда оборотень упомянул о бегстве темных альвов. Потом, услышав о трех стругах огненных, почему-то очутившихся у Лафейских островов, где должен был пройти драккар с вестями из Нордмарка, досадливо поморщился.

И бросил, внимательно глядя на Ульфа:

— Полагаю, оборотни моего отца знают чуть больше того, что ты сейчас рассказал, Ульф. Когда-то ты принес клятву конунгу Олафу — быть ему верным, служить честно… разве сын Олафа не должен знать то же, что и ты? Хотя бы для того, чтобы понять, откуда начинать поиски? Или кому отомстить, если что?

Чуять Торгейр не может, мелькнуло у Ульфа. Значит, он его просто прощупывает. Беда в том, что в словах сына конунга была своя правда. Он когда-то принес клятву Олафу…

— И потом, если мой отец так и не найдется, — тихо заметил Торгейр, — разве оборотням не пригодится доброе расположение нового конунга?

Он прав, угрюмо подумал Ульф. И буркнул:

— Это всего лишь догадки… и то, что я видел в Нордмарке.

— Выкладывай все, Ульф, — быстро потребовал Торгейр.

А затем с бесстрастным лицом выслушал известие о том, что глава оборотневой стражи, Гуннульф, уверен — конунг уже мертв. Снова нахмурился, когда Ульф начал рассказывать о смерти колдуньи. И том, что в её доме побывал инеистый.

Потом Олафсон молча подставил руку, принимая протянутые Ульфом четыре костяшки с рунами. Те, что оборотень подобрал возле тела Ауг. Уронил, рассматривая их:

— Одал, Тейвас, Урус и Альгис…

Руна наследная, руна копья, руна бури — а ещё лосиная, или руна божьей защиты, молча подумал Ульф, припомнив то, что в детстве рассказывал отец, обучая его письму.

Правда, руны, когда он их нашел, лежали перевернутыми. Выходит, их значение уже поменялось…

— Ты их понюхал? — задумчиво спросил Торгейр. — От костяшек пахло только той старухой, Ауг? Или кем-нибудь ещё?