Русь (Часть 1)
Шрифт:
– Поехал!.. слыхали уж десять раз!
– Ближе к делу!
– раздались голоса.
– Я могу и хочу говорить только принципиально!
– возразил заносчиво Федюков, повер-нувшись в ту сторону, откуда раздались восклицания.
– И для меня существует только прин-цип, а это ваше дело для меня - вот...
– Он поднял сложенные щепоткой пальцы и дунул на них.
– Что за безобразие! Потрудитесь не оскорблять собрания!
– раздались голоса.
– Председатель, что же вы смотрите? Призовите к порядку!
– Призываю вас к порядку!
– строго сказал Павел Иванович и позвонил в колокольчик.
–
– кричали с тех скамей, где сидели средней руки дворяне консервативного направления.
И что хуже всего, что оратор стал отвечать на отдельные выкрики с мест, и получилась ру-гань с личностями. А сзади, как всегда при всяком переполохе, сейчас же послышалось дружное гуденье. Очевидно, забравшиеся туда молодцы решили весело провести время.
– Короче говорите!
– кричали все на ораторов. Но, как только кто-нибудь из кричавших сам добирался до ораторского столика, то тоже никак не мог остановиться. И все кричали уже на него.
Наконец приступили к голосованию по вопросу о цели Общества. И в результате голосова-ния увидели, что никакой общей цели не получилось.
– Что же это такое?
– говорили все, разводя руками, с удивлением переглядываясь.
Радикальная партия с Авениром во главе заявила, что она не согласна ни с чем и что, может быть, образует самостоятельное Общество с собственной целью, которую изложит вместе с программой в течении получаса, даже не выходя из зала.
Но тут все как-то невольно посмотрели на часы и закричали на них, чтобы они отстали со своим особым Обществом, что они все горла ободрали по их милости и все-таки толку не добились.
– Ага!
– крикнули сзади, из партии Авенира, - не на овечек напали!
Наконец, когда уже все лидеры охрипли или высказались, поднялся князь Николай Алекса-ндрович Левашев, своим тактом и выдержкой умевший сглаживать все острые углы, и, подож-дав несколько секунд, чтобы затихли, сказал:
– Господа!.. Как во всяком новом деле, в особенности при его организации, у нас было много шума. Но это, так сказать, доказывает нашу молодость, нашу свежесть, которая, благодаря своему бескорыстию и истинному желанию общего блага, не может выражать себя спокойно...
– Верно!
– крикнул, вскочив, Авенир.
– Хоть предводитель, а верно: "не может выра-жать себя спокойно!"
Щербаков погрозил ему выхваченным из рук Павла Ивановича колокольчиком, зажав его в кулак, чтобы он не звонил.
– Я только одного могу пожелать нашему молодому Обществу, - сказал, улыбаясь, пред-водитель, очевидно, перед готовящимся каламбуром, - чтобы вода наших слов претворилась в кипучее вино дела.
– И он, поклонившись, сел.
По лицам пробежали улыбки, и все, почувствовав, что на этом можно поставить точку, поднялись со своих мест.
– Выпить бы теперь в самый раз, - сказал тихо Владимир Валентину.
Петруша, что-то давно уже сидевший с низко опущенной головой, при словах Владимира, точно спрыснутый живой водой, приоткрыл правый глаз и мутно осмотрелся, выпрямляясь на стуле.
– Ай, уж кончили?
– спросил он у Валентина.
– Кончили, - сказал Валентин.
– Что ж скоро-то так?
Все, расстраивая стулья, вставали из-за стола;
некоторые подходили к секретарскому столи-ку и поглядывали на кипу листов протокола, как подходят рабочие к новой машине посмотреть, сколько они, благодаря ей, наработали.– Много наговорили, Александр Павлович?
– спросил Авенир.
– Пропасть, - отвечал Александр Павлович и хлопнул рукой по кипе листов.
– Главное, захватили сразу много. Я, голубчик, до того старался, что охрип и смокся весь, а то бы окургузили.
– Окургузили бы непременно, - сказал Александр Павлович, как всегда мило соглашаясь.
Павел Иванович вдруг вспомнил, что он забыл закрыть заседание. И, озабоченно-хмуро ве-рнувшись с портфелем к своему месту, незаметно под сюртуком поддернул сзади свои широкие брюки и, нахмурившись, сказал:
– Объявляю заседание закрытым. Следующее заседание начинает конкретную работу в намеченном направлении.
– Браво!
– крикнул Владимир и значительно подмигнул друзьям на дверь.
* * *
Владимир хотел было пригласить друзей к себе на дачу после заседания, но Валентин, отозвав его в сторону, сказал, что завтра он уезжает на Урал и ему не хотелось бы уехать, не простившись как следует. Поэтому он сегодня вечером сам устраивает пирушку у себя дома.
Приглашение получили: Авенир, Владимир, Александр Павлович, Петрушка, Федюков и Митенька Воейков.
– Так ты решительно завтра едешь?
– почему-то тревожно спросил Митенька.
– Да, никак не позднее, - сказал Валентин, - а что?
– В таком случае мне надо тебе кое-что сказать... впрочем, это после...
– Говори сейчас.
– Видишь ли, я... я вчера решил... нет, лучше после скажу, - сказал Митенька.
Друзья простились и разъехались с тем, чтобы сегодня же в 10 часов вечера встретиться всем у Валентина.
Митенька Воейков, чтобы не возвращаться и не видеть перед собой развалин, на которые еще недавно смотрел с удовлетворением, как на расчищенное место для будущего, поехал к Левашевым, думая увидеть в последний раз Ирину.
"И все здесь, может быть, в последний раз"...
Его тянуло проехать к ней воспоминание о той легкости сближения, какая была между ними в прошлую встречу, с оттенком товарищеских отношений.
Товарищеские отношения к женщине не только не запрещались его прежним кодексом жизни, но даже всячески поощрялись, как вид отношений, единственно не пошлый.
С Ириной же у него завязались как раз товарищеские отношения. И потому они были для него совершенно новы, приятны своей неожиданной легкостью и естественностью, далекой в то же время от всего пошлого, то есть бывающего у всех людей.
Поехав между двумя белыми башнями ворот, Митенька подъехал к большому парадному подъезду с колоннами. Предводителя не оказалось дома. И, когда он стоял в знакомых простор-ных сенях с двойными стеклянными дверями, у белой лестницы наверх, на площадке послышал-ся женский голос, который Митенька сейчас же с забившимся сердцем узнал... Это был ее голос, голос Ирины... Она, очевидно, не понимала из слов докладывавшего старого слуги, кто приехал, и шла вместе с ним. Через секунду ее каштановая головка с локонами показалась на повороте, и она, перевесившись немного через перила, взглянула вниз.