Русь. Строительство империи 5
Шрифт:
Мы двинулись к городу. Тяжелые шаги дружинников топали по сырой земле, впереди колыхалось красное полотнище византийцев. Народ расступался.
Терем встретил нас холодом. Окна пропускали мало света. Я шагнул к столу. Лев сел напротив, тонкие пальцы его легли на колени. Улыбка не сходила с тонких губ.
— Суть в том, что на севере империи не нужен сильный сосед, князь, — сказал он тихо. — Император ждет ответа.
Уже открытым текстом заявил. Византия хочет Русь под себя. Я махнул рукой.
— Подумаю, — сказал я коротко. — Утро покажет.
Он встал, темные глаза блеснули.
— Ну, коли так, нет смысла дальше беседовать. Утро мудрое время, князь, — ответил он.
Лев ушел. Вот так. И стоило сюда идти, чтобы сказать пару фраз?
Сделки не будет. Византия — враг. Осталось понять, как их переиграть.
Я повернулся к Добрыне.
— Зови всех, — вздохнул я. — Совет нужен. Сейчас.
Он кивнул и вышел. Темная горница опустела, только слабый треск очага нарушал тишину. Я сел, лавка скрипнула подо мной.
Лев выдал часть правды — они дергали за нити. Византия годами стравливала князей, держала Русь слабой. А Святослав не раз их к ногтю прижимал своей волей. Вот они и нашли выход. Жаль, что посланник — носитель системы.
Я сжал кулаки, суставы хрустнули. Они убили Святослава. Натравили Сфендослава. Напустили ханов. И я — их новая мишень.
Дверь хлопнула, вошли мои люди. Добрыня шел первым. За ним — Веслава, она остановилась у стены. Такшонь хромал, опираясь на копье. Ратибор вошел последним. Не хватало Алеши, который должен наказать Курю.
Они сели, темные тени легли на их лица. Я смотрел на них. Верные. Но хватит ли верности против Византии?
— Я говорил с чужаком, — начал я низко. — Лев Скилица. Посланник империи. Предлагает сдаться. Стать данниками Византии, вернее провинцией империи.
Добрыня нахмурился.
— Сдаться? — Голос его гремел. — После всего?
— Не прямо, — ответил я. — Хитро говорит. Хочет Русь под них. Стратигом меня сделать или земли разорвать. Чтобы слабыми были.
Веслава подняла голову, сузив глазки.
— Шуткуешь, княже? — спросила она тихо.
Я хмыкнул.
— Нет, — сказал я. — Мнится мне, что Святослав, Сфендослав, печенеги — их работа. Годами нас грызли, чтобы не встали.
Такшонь кашлянул.
— Сволочи, — пробормотал он. — А теперь нас?
— Да, — ответил я. — Хотят сломать. — Но сделки не будет. Византия — враг. Но бить их надо умно. Не мечом пока. Узнать надо, где их сила.
Веслава кивнула.
— Пойду смотреть, — тяжко вздохнув, сказала она.
— Иди, — ответил я. — Тихо. И никому не верь.
Она вышла, ее шаг стих в дверях. Добрыня смотрел на меня, в ожидании приказа.
— Готовь людей, — сказал я. — Но жди. Узнаем сначала.
Он кивнул и поднялся. Такшонь и Ратибор молчали.
Совет закончился, тяжелая тишина осталась в тереме. Добрыня ушел готовить людей, Такшонь похромал следом, Ратибор за ним.
Я стоял один. Мысли крутились.
Вечерело. Я направился к берегу озера, надо закончить с эти обрядом.
Закат опускался на Новгород. Низкое солнце цеплялось за темный край леса, длинные тени падали на сырую траву. Темная ладья Святослава стояла у берега. Плотная толпа теснилась вдоль кромки.
Готовые дрова лежали на ладье, темный дым
от костра вился к небу тонкими струями. И плащ колыхался на моих плечах, я стоял чуть в стороне.Ждал и народ, смотрел на меня. Великий князь Руси — теперь я, Антон, и каждый мой шаг решал их судьбу. Но мысли грызли голову — Лев Скилица, его слова, его улыбка. Ночь он дал мне на раздумья, но сделки не будет. Хотела Византия Русь на коленях, а я не склоню головы. Только как их переиграть? Текло уже их золото в город, я чуял это, как чуют пожар по дыму. Шептались кто-то в тенях, продавались. Ждал я Веславу — ее глаза найдут правду.
Я повернулся к ладье. Ждали купцы, держали факелы грубые руки. Гудел народ, придвинулся ближе. Пора была начинать. Заслужил Святослав уход, а я — время для мыслей.
— Жгите, — сказал я коротко.
Разнесся мой голос над берегом. Шагнули купцы вперед, темные фигуры двинулись к ладье. Вспыхнули факелы ярче, лизнул огонь смолистое дерево. Трещал он в тишине, жадное и злое пламя бежало по дровам. Горела ладья быстро, густой и темный дым клубами поднимался к небу. Заголосил народ — кричали одни славу Святославу, другие Антону. Стоял я молча, смотрел, как пожирает огонь дерево. Отражалось пламя в темной воде, падал красный свет на лица людей. Но тепла я не чувствовал. Сильнее был холод внутри.
Легкая и темная фигура Веславы вынырнула из толпы. Ее напряженное и бледное лицо блестело, серые глаза сверкали. Она остановилась рядом.
— Беда, — сказала она тихо. — Шевелится город. Бегают гонцы от византийцев. К старейшинам, к купцам, сюда. Затеяли что-то.
Быстро он корни пускать начал. Не ждет Лев утра, плетет сеть прямо сейчас. Темная ладья маячила перед глазами — не только прощание со Святославом, но и знак ухода старого. Русь стояла на краю и я один был между ней и пропастью.
— Что еще? — спросил я.
— Пока не знаю, — ответила она. — Ходят тихо. Скрытно. Узнаю больше ночью.
Веслава знала свое дело. Быстрая и легкая, как тень, она пройдет там, где другие сломают ноги. Махнул я рукой — иди. Растворилась она в толпе, темный плащ ее мелькнул и пропал.
Шум за спиной заставил обернуться. Темные фигуры вновь показались. Я прищурился. Колыхалось красное полотнище с золотым орлом на ветру, блестели длинные копья в свете заката. Лев Скилица шел впереди. Следом — отряд, не меньше тридцати. Наемники, не дружинники. Темные плащи, крепкие руки, оружие наготове. Замер народ, отступила назад плотная толпа. Трещала ладья в огне, но смотрели все на холм.
— Добрыня! — крикнул я.
Вышла тяжелая фигура его из толпы, висел широкий меч на боку. Следом — мои люди, крепкие парни с копьями и щитами. Сомкнули они строй, закрыли меня темные щиты. Шагнул я вперед, легли холодные топоры в ладони. Лев остановился в двадцати шагах, поднял руку — без оружия. Наемники за его спиной стояли спокойно.
— Мир тебе, князь Антон, — сказал он мягко. — Провожаешь своего. Достойно, вижу.
Я молчал. Он хотел показать силу?
— Думал ты, князь, — начал он. — Не кончилась ночь, но я пришел. Ждет император ответа. Велик титул твой, но тяжел. Откажись от него. Дай Руси мир. Или станет она пеплом.