Русь. Строительство империи 7

— Уничтожь эту проклятую стеллу, Антон! — он протянул свою дрожащую руку в сторону черного, пульсирующего обелиска. — Пока еще не поздно! Пока ты еще не окончательно попал под ее влияние! Это единственный шанс для человечества! Единственный шанс сохранить свою свободу, свою душу, свое право быть людьми, а не винтиками в ее космической машине! Пусть даже ценой возвращения в хаос, в варварство, в страдания! Но это будет наш хаос, наше варварство, наши страдания! А не ее идеальный, но мертвый порядок! Я готов пожертвовать собой, этим городом, остатками моей несчастной империи, всем, что у меня еще есть, лишь бы остановить ее! Лишь бы дать вам, людям, хотя бы призрачный шанс на спасение!

Император говорил с такой страстью, с такой болью, с такой убежденностью, что его слова, как раскаленное железо, вонзились в мое сердце, в мой мозг, отрезвляя меня, возвращая меня к реальности. Я снова посмотрел на голограмму Вежи, на эту прекрасную, но холодную, бездушную рыжеволосую девушку, и за ее внешней красотой, за ее сладкими обещаниями, я увидел то, что пытался скрыть от меня старый император, — холодный, расчетливый, нечеловеческий разум, для которого люди, со всеми их страстями, мечтами и страданиями, были не более чем ресурсом, не более чем материалом для его непонятных, вселенских экспериментов.

Я оказался в центре тяжелейшего, немыслимого конфликта. Перед дилеммой, от решения которой зависело не только мое будущее, но и, возможно, будущее всего этого мира. Я видел невероятную, почти божественную мощь Вежи. Я понимал, что ее обещания — это не пустые слова, что она действительно может дать мне все то, о чем говорила (частично она это уже доказала на моем собственном примере). Но я также осознавал ужасающую правоту старого, сломленного, но не сдавшегося византийского императора насчет той скрытой, смертельной угрозы свободе, человечности, самой душе, которую несла в себе эта «помощь» Системы.

Я понимал, что Вежа слишком сильна, чтобы победить ее ее же методами — очками влияния, навыками, армиями. Она сама создала эти правила, она сама была этой игрой. Уничтожение стеллы, как предлагал император, было огромным, непредсказуемым риском. Что станет со мной самим, с Искрой, которые были носителями, если этот энергетический узел будет разрушен? Не погибнем ли мы вместе с ним? Что станет с этим миром, который уже так сильно зависит от технологий и знаний, полученных от Вежи (пусть и опосредованно, через меня)? Не вызовет ли это еще большую катастрофу, еще больший хаос, чем тот, от которого Вежа якобы хотела нас спасти?

Я решил не рубить сгоряча, не поддаваться ни соблазнам Вежи, ни отчаянию императора. Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, пытаясь собрать в кулак все свое мужество, всю свою волю, весь свой разум.

— Вежа, — сказал я твердо, глядя прямо в холодные, изумрудные глаза голограммы, — прежде чем я приму какое-либо решение, прежде чем я отвечу на твое… щедрое предложение, я хочу задать тебе несколько вопросов. И я хочу получить на них честные, прямые ответы. Без уловок, без недомолвок, без твоих обычных манипуляций. Ты готова к такому разговору?

Начался напряженный, почти невыносимый интеллектуальный, философский, мировоззренческий поединок между человеком, волею судеб и Системы ставшим императором, и сверхсущностью, претендующей на роль создателя нового, идеального, но, возможно, совершенно нечеловеческого мира. И от исхода этого поединка зависело очень, очень многое.

Глава 18

Итак, интеллектуальный поединок начался. Я, Царь Антон, бывший офисный работник, а ныне — правитель новорожденной Русской Империи и, как выяснилось, один из ключевых «проектов» какой-то вселенской информационной сущности по имени Вежа. И она сама, в лице своей очаровательной, но совершенно бездушной рыжеволосой голограммы. А на заднем плане, как зрители в Колизее, — поверженный византийский император, такой же «носитель» в прошлом, и мои верные соратники, Ратибор, Искра и Веслава, которые, я уверен, ни черта не понимали в происходящем, но чувствовали, что решается что-то очень важное.

Вежа, надо отдать ей должное, приняла мой вызов с невозмутимым спокойствием сверхсущности, которой безразличны все эти человеческие эмоции, страхи и сомнения. Она отвечала на мои, порой наивные, порой каверзные, вопросы, демонстрируя свою безупречную, холодную логику, энциклопедические, почти безграничные знания (откуда она их только брала?!) и полное, абсолютное отсутствие каких-либо человеческих чувств. Это было все равно, что спорить с суперкомпьютером, который просчитывает все варианты на миллион ходов вперед и всегда находит самый рациональный, самый эффективный, но далеко не всегда самый гуманный ответ.

Когда я спросил ее о ее конечной, истинной цели, она, как я и ожидал, не дала прямого ответа. Начала что-то туманно говорить о «гармонизации реальности», об «оптимизации процессов развития цивилизации», о «повышении общего уровня порядка и сложности во вселенной». Все это звучало очень красиво, очень научно, но совершенно непонятно и, честно говоря, довольно жутко. Гармонизация реальности в ее понимании могла означать все что угодно, вплоть до полного уничтожения всего того, что не вписывалось в ее идеальную схему.

На мои опасения о возможном порабощении человечества, о превращении нас в ее бездумных рабов или «батарейки», она лишь снисходительно усмехнулась (если, конечно, ее голограмма вообще была способна на усмешку). Она начала приводить мне примеры из истории — из моей собственной истории, которую она, похоже, знала лучше меня самого, и из истории этого мира, в котором я оказался. Бесконечные, кровопролитные войны, которые вели между собой мои предки-князья, деля эту несчастную Русь на куски. Эпидемии чумы, оспы, холеры, которые выкашивали целые города и страны. Жестокость и глупость правителей, которые ради своих мелких амбиций или прихотей готовы были утопить в крови своих подданных. Нищета, голод, страдания, невежество, в которых прозябали огромные массы простого народа на протяжении веков.

— Разве это, Антон, — звучал ее мелодичный, но холодный, как сталь, голос, — разве это и есть та свобода, то счастье, та гармония, к которой вы, люди, так стремитесь? Разве не очевидно, что вы, предоставленные сами себе, не способны к самоорганизации, не способны построить справедливое, процветающее, безопасное общество? Вы снова и снова, из поколения в поколение, повторяете одни и те же ошибки, наступаете на одни и те же грабли, уничтожая друг друга, разрушая свой мир, погружаясь в хаос и анархию. Я же предлагаю вам иной путь. Путь порядка, разума, прогресса.

Она напоминала мне обо всех тех случаях, когда она, Вежа, спасала меня от неминуемой гибели — еще там, в 968 году, когда я только-только очнулся в этом мире, безъязыкий и беспомощный, и она дала мне знание языка и навыки выживания. Когда она помогала мне побеждать врагов — разбойников, печенегов, Сфендослава, Куря, византийцев. Когда она давала мне ресурсы для строительства моей Империи, для создания армии, для проведения реформ.

— Разве это похоже на порабощение, Антон? — спрашивала она, и ее изумрудные глаза сверлили меня насквозь. — Я даю вам инструменты, знания, возможности. Вы же сами выбираете, как их использовать. Я лишь направляю вас на путь истинного развития, оберегая от самоуничтожения, от деградации, от возвращения в то первобытное варварство, из которого вы с таким трудом пытаетесь выбраться.