Русь. Строительство империи 7

Бой у стен Императорского дворца длился несколько часов, и это были, пожалуй, самые страшные и кровопролитные часы за всю эту войну. Потери с обеих сторон были огромными. Казалось, что этот кошмар никогда не закончится, что мы так и будем рубиться здесь до последнего человека. Но, в конце концов, наше численное превосходство, наша ярость и, не в последнюю очередь, тактические подсказки Сокола (или Вежи) начали сказываться. Ряды защитников дворца редели на глазах. Их контратаки становились все слабее и реже

После нескольких часов невероятно ожесточенного, почти безумного штурма, в котором обе стороны проявили чудеса героизма, отчаяния и понесли тяжелейшие, невосполнимые потери, сопротивление последних защитников Большого Императорского дворца было, наконец, сломлено. Это произошло не сразу, не в один момент. Это был скорее постепенный, мучительный процесс, как выдавливание гноя из застарелой раны. То тут, то там наши отряды, неся огромные потери, все же прорывались через баррикады, захватывали одну за другой галереи, внутренние дворы, переходы. Варяжская гвардия, которая до последнего момента составляла ядро обороны и наносила нам самый большой урон, сражалась до последнего человека. Я видел, как эти северные гиганты, израненные, истекающие кровью, окруженные со всех сторон, продолжали махать своими огромными секирами, пока не падали замертво, увлекая за собой в могилу еще нескольких моих воинов. Их мужество и верность своему долгу вызывали уважение даже у меня, их врага.

Но их было слишком мало. А нас — слишком много. И мы были слишком злы, слишком голодны до победы. В конце концов, Царь Антон, то есть я, лично возглавив одну из решающих атак на главный вход во дворец, который до этого момента казался неприступным, и Ратибор со своей гвардией, которая, несмотря на потери, все еще оставалась грозной силой, сумели прорваться внутрь. Мы вышибли массивные, богато украшенные ворота (вернее, то, что от них осталось после ударов наших таранов и камнеметов) и ворвались в первый, самый большой дворцовый зал. За нами хлынули остальные.

Варяжская гвардия, как я уже сказал, была практически полностью уничтожена. Остатки других элитных византийских тагм, видя, что все кончено, либо бросали оружие и сдавались в плен, моля о пощаде, либо пытались скрыться в бесчисленных коридорах и потайных ходах этого огромного дворцового комплекса, но их быстро находили и либо убивали на месте, либо также брали в плен. Сопротивление было сломлено. Дворец был наш.

Массивные, инкрустированные золотом и слоновой костью ворота, ведущие в центральную часть дворца, где, по моим предположениям, и должен был находиться сам император, были распахнуты настежь. Мои русские воины, усталые, израненные, почерневшие от дыма и крови, но торжествующие, с победными криками хлынули внутрь, занимая один за другим роскошные залы, галереи, внутренние дворы этого гигантского, почти сказочного дворцового комплекса. Я видел, как они с изумлением и восторгом рассматривают бесценные мозаики, фрески, статуи, золотую утварь, шелковые ковры — всего того, чего они никогда в жизни не видели и о чем даже не могли мечтать. Я опасался, что сейчас начнется тотальный грабеж и разрушение, но, к моему удивлению, большинство из них вело себя относительно сдержанно. Возможно, их останавливал мой строгий приказ, а может, они были просто ошеломлены всем этим великолепием и не знали, за что хвататься.

Я оставил большую часть своих сил для того, чтобы они закрепились на занятых позициях, обеспечили безопасность во дворце, взяли под охрану все входы и выходы, и, главное, предотвратили возможные попытки грабежей и насилия. А сам, с небольшим отрядом самых верных и проверенных воинов — Ратибором, Искрой (которая каким-то чудом уцелела в этой мясорубке и теперь, бледная, но решительная, шла рядом со мной), Веславой (которая тоже присоединилась к нам, узнав, что дворец взят) и несколькими десятками лучших дружинников из моей личной гвардии, — направился в самое сердце дворца, туда, где, по донесениям моей разведки (и по подсказкам Сокола, который теперь снова спокойно сидел у меня на плече, словно ничего и не произошло), должен был находиться главный тронный зал и личные покои императора Византии.

Мы шли по бесконечным, роскошным, но теперь уже опустевшим и хранящим явные следы недавнего боя коридорам. Повсюду валялись трупы — и наших, и византийцев, — брошенное оружие, обломки мебели, разбитые вазы. Воздух был пропитан запахом крови, гари и какой-то странной, тревожной тишины, которая наступила после оглушительного грохота битвы. Мы проходили мимо бесценных произведений искусства — золотых мозаик, изображавших сцены из Библии или триумфы византийских императоров, мраморных статуй античных богов и героев, картин, написанных на деревянных досках. Мои воины с изумлением и трепетом смотрели на все это великолепие, но никто не осмелился ничего тронуть. Они понимали, что это — уже не просто добыча, это — символы павшей империи.

Наконец, после долгих блужданий по этому лабиринту, мы достигли цели — огромных, двойных, сделанных из какого-то темного, отполированного дерева и богато инкрустированных золотом, серебром и слоновой костью дверей. Это был вход в главный Тронный зал, где византийские василевсы на протяжении многих веков принимали послов со всего мира, вершили суд и управляли своей необъятной империей. У меня на мгновение перехватило дыхание. Я чувствовал, что за этими дверями меня ждет нечто важное, нечто, что может изменить не только мою судьбу, но и судьбу всего этого мира.

Я сделал знак Ратибору, и он, вместе с несколькими дружинниками, с усилием толкнул тяжелые створки. Двери со скрипом отворились, и перед нами предстало зрелище, которое превзошло все мои ожидания и должно было навсегда изменить мое понимание той силы, которая забросила меня в этот мир, и той игры, в которую я был втянут. То, что я увидел внутри, было не просто концом войны, это было началом чего-то нового, возможно, страшного.

Глава 15

Тронный зал Большого Императорского дворца, куда мы, наконец, пробились сквозь огонь, кровь и горы трупов, производил впечатление даже после всего того хаоса и разрухи, что царили вокруг. Он был огромен, просто колоссален. Высоченные, уходящие куда-то в полумрак своды, поддерживаемые рядами массивных мраморных колонн, были сплошь покрыты искусной росписью — сцены из библейской истории, триумфы византийских императоров, какие-то аллегорические фигуры. Стены украшали бесценные, сверкающие золотом и смальтой мозаики, от которых рябило в глазах. Пол был выложен сложнейшими узорами из разноцветного камня, отполированного до зеркального блеска. Воздух был тяжелым, спертым, пахнущим ладаном, воском и чем-то еще, неуловимо древним и величественным. И посреди всего этого великолепия, в дальнем конце зала, на высоком, в несколько ступеней, помосте, возвышался он — знаменитый трон Соломона, легендарное седалище византийских василевсов, сделанное, казалось, из чистого золота и усыпанное таким количеством драгоценных камней, что их хватило бы на выкуп целого королевства.

А на этом троне, абсолютно спокойно, без малейших видимых признаков страха, отчаяния или хотя бы удивления, сидел он — император Византии. Мужчина средних лет, может, чуть за сорок, с усталым, изборожденным морщинами, но умным и проницательным лицом, с темными, глубоко посаженными глазами, в которых застыла какая-то вселенская печаль и знание чего-то, недоступного простым смертным. Он был одет в роскошные, расшитые золотом и жемчугом императорские облачения, на голове у него была диадема, сверкающая самоцветами. Рядом с ним, у подножия трона, стояло лишь несколько безоружных придворных или евнухов, бледных как смерть и дрожащих от ужаса. Вся его личная охрана, включая хваленую Варяжскую гвардию, которая должна была защищать его до последней капли крови, была перебита нами у входов во дворец или в предыдущих залах. Он остался один. Один против целой армии варваров, ворвавшихся в его святая святых.

Я, сопровождаемый Ратибором, Искрой, Веславой и несколькими десятками моих лучших, проверенных в боях дружинников, с оружием наготове, медленно вошел в этот огромный, гулкий зал. Я ожидал чего угодно — мольбы о пощаде, проклятий, угроз, попытки самоубийства, чего-то героического или, наоборот, трусливого. Я приготовился принять капитуляцию или выслушать последние слова гордого, но побежденного врага. Однако то, что произошло дальше, повергло меня в такой шок, что я на несколько мгновений просто потерял дар речи.