Русич. Бей первым

Как мне донесли, именно князь Вознесенский и нашептал Василию, дать мне задание ковать булат и лить мыло для государства. То есть, мне выдали государственный подряд, выдавать столько-то и столько-то товара в год, причём по расценкам установленным самим Василием. А объёмы указали такие, что не каждая современная фабрика справится с ними. Понятно, что меня решили так наказать, и именно Вознесенский играл в этом первую скрипку. Была причина, пошатнулись его статус и влияние во дворе при Василии, когда разгневанные бояре и князья обратились к нему, мол обнаглел этот купчина, то не делаю, это не делаю, тот и пообещал решить со мной этот вопрос. Мы с ним тогда серьёзно поговорили, до крика дошли, я при нём просто послал все хотелки бояр в задницу, благо мы с глазу на глаз общались. У меня уже тогда все эти напыщенные снобы достали. Приезжают как к себе домой, отвлекают от работ, да ещё что-то требует, недели не приходило, чтобы какие-то планы приходилось на следующую неделю переносить, потому как приезжали гости, да ещё со свитой. И они имели ещё наглость что-то требовать у меня. У меня?! Особенно один князь, урод, до белого каления довёл. Я себе за три месяца единственный выходной выделил, думаю посижу на речке, с удочкой, отдохну душой и телом. Как же, заявился гнида с утра, и до самого вечера пробыл, а ни уйдёшь. Законы гостеприимства, блин. Весь выходной насмарку.

Я уже понял, что из-за своей любви к привычной благоустроенной жизни попал впросак, и тогда задумывался что делать, поэтому, когда меня вызвали в Кремль, и дьяк вручил приказ Василия, самого я не увидел, я неожиданно понял, что это мой шанс. Вернувшись домой, я два дня оставлял план, а потом две недели пустил на подготовку, это как раз после нового года было. С родичами я конечно же общался, но надеюсь под гнев Василия те не попадут, тем более они бывали у меня прошлой зимой, и этой, отбыли незадолго до государственного заказа. Я отправил им письмо доверенным человеком, перед тем как уйти в бега. План мой состоял в продаже всего имущества и производств, причём работники оставались на своих прежних местах, менялись только владельцы, я долго присматривал и обхаживал купцов, а отбирал я их из других княжеств, не местных, и за один день, чтобы никто ничего не прочухал и не успел меня перехватить, всё продал трём купцам. Двое из Новгорода были, один вообще из Казани. Это он у меня все лесопилки выкупил, причём по двойной цене, у меня давно их выкупить пытались, остальные взяли свечной заводик, оба подворья, с литьём сковородок и пуговиц, да постоялый двор. Деньги все в золоте были, серебро мало оказалось, всё как и договорились с ними. Всё это я успел спрятать, вчера как раз продажи прошли, золото я скрыл, тайник заранее заготовлен был, я же не идиот всё с собой брать, но мои сани перехватили в двадцати километрах от Москвы. Не удался забег.

Видя, что на дорогу выходят знакомые дружинники, не раз вместе тренировались, тем более один был моим учителем по стрельбе из боевого лука, и я не стал сопротивляться, те восприняли это с пониманием. Остановил Муромца, что был запряжён в сани, Ворон бежал привязанный позади, и вот так меня взяли. Особо денег при мне не было, так, кошель полный серебра да немного меди, сабли мои булатные, лук, пару сулиц, арбалет, ножи, кистень, вот, впрочем, и всё. Меня вернули в Москву, сопроводили сюда, где хмурый незнакомый дьяк разбойного дела записал мои данные, потом меня раздели и вот в полночь, три часа назад, спустили сюда. Видимо помариноваться, чтобы мозги прочистились, чтобы понял кого кинуть пытался. А я и не пытался, чтобы кидать, я должен был дать согласие, слово, что выполню поручение, а мне вручили приказ, написанный на грамотке, да сказали чтобы шёл вон, вот и весь сказ. Я слово не давал, а значит Василию ничего не должен. Только вот это мои отговорки, не думаю, что каты будут слушать их, а значит единственный шанс — это побег. На дороге у меня его было мало, десяток лучников, два десятка воинов, рисковать не стал, а вот тут, шансов всё же было побольше.

Жаль побег не удался, однако я не считал, что что-то потерял с изменением положения. Я хотел свободы, я её получил, как бы это не звучало сейчас в этой камере, но тут я имею ввиду свободы от привязанностей и бизнеса, что держал меня как клещами. Конечно я уходил путешествовать не летом, как хотел, а зимой, но главное начать, а там разберусь. При продаже дел и подворий, я оказался огромном плюсе, всё с большой наценкой продал, а не за пол цены, купцы же не знали, что я заказ от государства получил, я их в известность не ставил, общественности это тоже неизвестно, то-то те так радовались. Сколько пороги оббивали моего дома, уговаривая продать, а тут сам согласился, и после долгих торгов, продал, купчие при видаках подписаны. Только вот сам побег не удался, да с ним я всё же промахнулся, и причина в золоте, задержался у тайника непозволительно долго. Нужно было не дорогой уходить на Новгород, а замёрзшей рекой на другой берег. Хотя и там меня могли перехватить, власти Москвы неприятно быстро отреагировали на мои действия. Как только информация успела разойтись, чтобы разъезды во все стороны разослали? Я это понял, слушая разговоры дружинников, когда меня конвоировали обратно. Почти три сотни, разбив на малые отряды, отправили на мой перехват на мороз и начавшуюся пургу. А я думал непогода мне поможет. Как же.

Про семью я пока не касался. Любаву я выдал замуж, как и обещал, за сына одного Новгородского купца, дав в приданное оборудование для двух лесопилок на вроде моих, и мастера новгородцев на моих лесопилках проходили практику, опыт получали. Сейчас обе лесопилки вполне себе действуют у Великого Новгорода, принося хозяевам стабильный доход, те вроде расширяться планировали, уже и сам могли оборудование такое создавать. Насколько я знаю, муж Любаве нравился, я его тоже видел, и тот произвёл на меня благоприятнее впечатление, что и позволило сговорится о свадьбе, которую весной прошлого года и сыграли. В сезон свадеб. Сейчас Любава на седьмом месяце беременности, первенца ждут, присылала письмо из Новгорода через знакомых купцов осенью. Не сама писала, диктовала. С Ольгой Петровной и остальными её детьми, братьями и сестрой Тита, тоже всё в порядке, растут. Те дела, которые я им выкупил, вполне действуют, ну кроме паромной приправы, она только летом доход приносят, так что не бедуют, живут сытно, что не могло не радовать.

Однако я уже окончательно посинел и задубел, пора что-то делать, хватит миндальничать, тем более они сами объявили меня врагом их княжества. Ну пусть лично Василия, если тот подозревает об этом, но это чисто их дело. Подойдя к двери, я забарабанил в неё, требуя принести мне тёплое одеяло, и мои вещи. Долго на мой стук и вопли никто не реагировал, но наконец раздался шум шагов, вроде двое идут, эхо мешает правильно определить, но надеюсь я не ошибусь. К счастью, не ошибся. Когда в открывшуюся дверь заглянул первый охранник, а это были не дружинники, всё же тех я всех знал, эти числились за другим ведомством, разбойным делом, то я дёрнул его за лацкан тёплого кафтана на себя, пробив другой рукой в горло. Удар «гусиной лапкой». Уронив тело хрипевшего первого охранника на солому, я рванул ко второму, выскакивая из камеры. Всё произошло так быстро, что тот только удивлённо глазом успел моргнул, правда отреагировал на удивление шустро, закрыв на автомате, или скорее рефлексе, широким лезвием бердыша свою грудь. Видимо опасаясь удара ножа в грудь, но мне не помешало отправить его в полёт ударом ноги в живот. Дальше уже вырубить пытавшегося встать стражника труда мне не составило.

Дальше я действовал быстро, добил первого, и затащил обоих в свою камеру, бросая их на старую грязную солому. Обувь обоих была мне велика, но я всё равно стянул с убитого, она была самой малой, вместе с шерстяными носками, и надел на свои ноги. А-а-а, какой кайф. Потом и кафтан накинул. Бердыши я уже в сторону отложил, сабель у охранников не было, но боевые ножи имелись, и их прибрал. У одного кошель был пустой, у второго довольно прилично мелочи, и игральные кости, понятно, чем те в дежурство развлекались, и почему опустел кошель другого. Надев ещё и шапку, я запахнул кафтан, застегнул поверх ремень, повесив ножны как мне удобно, и подойдя к оглушённому, срезал у него низ кафтана, да связал сзади руки. Потом вторым куском и ноги. Даже кляп приготовил. После этого привёл того в чувство, и допросил.

Знал тот мало, я уже в камере был, когда началась их смена, но где могут быть мои вещи, те что с меня сняли, тот мог только предположить. Да у того же дьяка, что провёл опрос, когда меня доставили. Самого допроса ещё не было, как я уже говорил, тянули время пока я дойду до кондиции, тем более ночью привезли, бояре разбойного дела спали ещё. Дальше я опросил сколько их тут сторожит, выяснилось, что ещё один в коморке охраны обретается, дальше по коридору у лестницы, но тот отсыпался после гулянки, так что практически не боец. Забрав связку ключей с пояса охранника, естественно я его добил, вытащил обоих в коридор, и утащил подальше, сил у меня порядочно, всё же четырнадцать лет недавно справил, после поездки в Коломну я узнал, когда родился Тит, и сейчас мне четырнадцать лет и четыре месяца, здоровый накаченный новик. А утащил подальше, чтобы не поняли кто и где их побил. Я и ключи взял для того чтобы освободить остальных узников и пустить следствие по ложному следу, пусть на других думают. Я же займусь своими делами. Были они теперь, долги появились. Я хочу к Вознесенскому наведаться, долги нужно раздавать, а потом и к Василию. Последний это так, чтобы меня не искали с собаками. Уничтожу его, тут свара за трон начнётся, родственников-то хватает, Рюриковичи хреновы, вот и пусть этим занимаются, отвлеку от себя внимание.

Подбежав к каморке охранников, там действительно стоял перегар и спал третий стражник, один удар ножом, и тот уже никогда не проснётся. Дальше я убежал в дальний коридор и стал открывать одну камеру за другой, двигаясь постепенно к лестнице. Две пустые, в третьей аж шестнадцать человек, набита та была плотно, хоть на замёрзнут. Надвинув шапку на глаза, и говоря взрослым прокуренным, то есть хриплым голосом, я сообщил:

— Други, тут Васька-Рябой сидит? Я Остап-Хриплый с его ватажки буду, освободить его пришёл. Остальные наверху ждут, бдят. Охранников мы порешили.

— Нет тут никакого Васьки. Может он в другой камере? — услышал я голос, и на свет факела появился косматый мужик.

— Может быть. Держи ключи, я пока у лестницы сторожить буду, давайте все камеры открывайте, выпускайте наших товарищей, будем прорываться наружу. В городе разбежимся. Быстро только, а то не дай бог смена придёт.

Косматый схватил ключи и стал открывать дверь за дверью, выпуская узников, что бежали к лестнице, но я их дальше не пускал, говоря, что бежать надо разом, а то первые поднимут тревогу, остальные из узилища сбежать не смогут. Мои доводы видимо убедили большинство, так что когда все камеры были освобождены, ого, под полсотни народу набралось, причём не самого простого, сплошные бандитские рожи, я пропустил их наверх и направился следом. Там уже успели и охрану на выходе вынести, и распахнули двери. Пользуясь поднявшейся паникой и неразберихой, я ушёл чуть в сторону, а потом за другое здание, и постучавшись в нужную дверь, в этом строении и сидели бояре, что работали в разбойном деле, стал ожидать хоть какой-то реакции на свои действия.

По тревоге уже дружинники поднимались, и вооружаясь покидали воинские избы, похоже вырвавшиеся с территории Кремля вороги и тати подняли изрядно шуму и паники, а у меня тихо мирно спросили:

— Кто?

— Я, — был мой ответ.

Всегда срабатывает. Прошелестел засов, сдвигаемый с места, и открылась дверь. Стражник с той стороны даже понять ничего не успел, как тридцать сантиметров неплохой стали пронзили его грудь, сердце, и вышли со спины. Кольчуги на том не было, холодно для неё. Толкнув тело убитого внутрь, я шагнул следом, перешагивая через труп, закрыл дверь на засов, и замер, втягивая ароматы носом. Оказывается, стражник принимал пищу, чуть в стороне на небольшом табурете развязанный узелок был, там небольшая варёная курица, почти доеденная, скорлупа от варёных яиц, их уже не было, ещё два куска хлеба, один из них ополовиненный, и нарезанное сало. Отдельно дольки чеснока да лука были. Рядом стоял кувшин, по запаху с квасом. Есть жуть как хотелось, меня же всё это время никто не кормил, восемнадцать часов ни воды, ни кусочка пищи в роту не было, так что я с жадностью накинулся на еду. Доел курицу, потом сделал два бутерброда, сначала сало, сверху лук и чеснок, квас я уже выпил, и держа их в руках побежал на второй этаж, на ходу отрывая куски хлеба и сала, активно пережёвывая. Успел бутерброды схомячить пока поднялся на второй этаж, и пережёвывая, уже ощущая приятную сытость в желудке, оказался у нужной двери. За ней меня опрашивали и раздевали.