Русская красавица. Напоследок
Шрифт:
Ой, я опять непоследовательна. Вернусь лучше во время описываемых событий. Итак, первая встреча. Егорушка еще не появлялся, а Меланья уже набросилась со своими подозрениями… Честно собираюсь с духом, чтобы ответить как-то вразумительно…
– В Белгороде-то? – а действительно, что я там каждый раз делаю? – Преимущественно сплю, – отвечаю честно.
– Как истинная хиппи в посадке возле трассы? – не без сарказма интересуется Меланья.
Удивительно! Человек явно не доверяет мне, смотрит строго, ворчит, но при этом совершенно не воспринимается недругом. То ли голос звучит слишком мягко, то ли взгляд такой ласковый…
– Она может послать тебя на хер, но при этом посмотреть так, что почувствуешь себя глубоко польщенным, – охарактеризует Меланью Язык ближе к концу вечера. – За то мы ее и любим. А она на нас злится!
– Когда в посадке, а когда и в гостинице, – отвечаю спокойно, хотя в душе чертыхаюсь уже
Про посадку, кстати, вру – за всю жизнь ночевала там всего единожды и то не одна, а с попутчиком. Причем не со случайным, а с давно и прочно проверенным: мы ехали с бывшим мужем погостить к ребятам из Белгорода и Бобик сдох Не пугайся, Бобиком звался мужнин тогдашний транспорт – не из-за марки авто, а от моей давнишней привычки, всем предметикам давать персональные имена и клички. Что-то сломалось там под капотом, что-то не ладилось ни у мужа, ни у пары чудом остановленным им водителей… Решили переждать до утра, съехали на обочину. До сих пор вспоминаю ту ночь так, будто и не с Владленом ее вовсе провела! Вокруг – глушь. Посадка шуршит,-шебуршит зверушками и соловьями заливается. И мы, залитые лунным светом, самозабвенно трахаемся, понимая, что грех упустить такую обстановку и наличие времени. Позже вспоминаем разом все фильмы ужасов о том, как парочка осталась ночью в посадке заниматься непотребствами и попалась под руку кровожадному монстру. Я бормочу какие-то тут же придумываемые страшилки с примесью эротических извращений. Владлена это страшно заводит, и мы начинаем все снова…
Нет, разумеется, ничего подобного я не стала рассказывать в незнакомой компании. Да и в знакомой бы не стала – со времен работы в редакции заметила, что люди, хоть и страшно интересуются чужими сексуальными похождениями, хоть и слушают раскрыв рты и учащенно дыша, но отчего-то позже неизменно начинают презирать рассказчика.
Кстати, и помимо подобных сцен вспоминалось мне в этот вечер очень многое. И все – яркое, фишечное. В юности говорила бы без устали, наслаждаясь захлествнувшим вдруг вдохновением и всеобщим вниманием. Сейчас все же сдерживаюсь. Тем более – в первый вечер знакомства. Рассказываю только самое легкое. Совсем молчать тоже нельзя. Алишер, завидев во мне соратницу, требует истории. Приходится отвечать. Но прежде, нужно отгородиться от нападок Меланьи.
Про Белгородскую гостинцу, кстати, – правда. Мой одноклассник там офис сейчас снимает. А раньше он там же подрабатывал шулером. Мы с его женой – в прошлом первоклассной стриптизершей, а ныне просто скучающей красавицей – очень сдружились. Потому в итоге всегда выходит, что, проезжая Белгород, грех не нагрянуть на вечерок к друзьям-сотоварищам. Живут они где-то у черта на куличках, но по первому же моему звонку, бросают детей на соседей и мчатся со мной разгульничать. Не от того, что я такая уж вся развеселая, а потому что являюсь отличным поводом. В общем, полночи гуляем, полночи отсыпаемся. А там – они на работу, ну а я – на вокзал. Точнее, якобы на вокзал – чтобы беспокойств не возникало. На самом деле, разумеется, на окружную, и в путь. И, что ценно, в последний мой приезд, когда пришибленная донельзя, обалдевшая от разрыва с тобой, с Московой, и еще с кучей всего нужного, но запретного, я, после шестилетнего глухого молчания, объявилась у своих белгородских приятелей – ничего не изменилось. Так же все бросили и помчались на встречу, и мы с Таськой также верещали от радости и глупо друг друга облизывали, восторженно требуя от официанта шампанского, от Володи – не вмешательства, а друг от друга – полного отчета о прошедших годах. Вот, собственно, почему Белгород для меня – четкий разделитель пути, на постмосковский и предкрымский… Только объяснять это кому-то неверящему совсем не хочется.
Меланья, вдобавок, тут же оказывается человеком, у которого гостиница ассоциируется исключительно с проституцией, и неловко замолкает, не спуская глаз, разрываясь от любопытства и, в то же время, не решаясь спросить.
– А зачем же тогда стопом ехать, если деньги на гостиницу есть? – спрашивает она, найдя подходящую формулировку. Она не издевается, просто действительно не может понять.
– Так то ж – на гостиницу, – авторитетно заявляет Алишер. А потом, как по писанному, серьезно так поясняет: – Автостопщиками люди делаются не из-за нищеты, а по склонности характера к экстремальным условиям. Так ведь? – парнишка заискивающе ловит мой взгляд.
– Не знаю, – у меня окончательно портится настроение. Ну что тут кому объяснять? Пожимаю плечами, стараясь отвечать не слишком снисходительно. Ищу нужную формулировку. – Люди – нелюди… Становятся – не становятся. Тут не о чем говорить. Просто, когда очень нужно – берешь и едешь… Когда очень нужно – судьба сама ведет…
Безнадежно бормочу
и вдруг осекаюсь. «Мальчик с глазами» все понял. Все прочувствовал и пришел на выручку. «Иду в поход,/Два ангела вперед/ Один душу спасает,/Другой тело бережет…» – начинает наигрывать тихонечко и, как бы сам себе, мотивчик напевает мягонько. И подействовало! На всех подействовало, всех проняло и убило напрочь всякие попытки Медланьи осуждать и иронизировать. И на меня тут же нашло давнее рассказническое вдохновение. Искренне захотелось говорить.– Да, эти ангелы, о которых ты сейчас пел, бывает, из таких полных задниц вытаскивают, что как-то даже не верится, – передаю чашку за кипятком – да, да, ребята уже и чай соорудили,– усаживаюсь поудобнее, вещаю, стало быть… – Про задницы, это я не в буквальном смысле, разумеется, – дожидаюсь сдавленных смешков, – Надеюсь, все поняли.Рассказывать буду о событиях давно минувших. Была я тогда еще совсем молодая и безголовая… В общем, сложилось так однажды, что я нечаянно оказалась на трассе в совершенно не пригодное для этого время. Да и в месте, скажем, прямо, далеко не располагающем к нормальному стопу. Девять вечера, темень, я посередке между каким-то неизвестными населенными пунктишками под Запорожьем. Иду, вперед, совершенно не представляя, что буду делать дальше…
Тут мальчику с глазами захотелось уточнить, как можно «нечаянно» оказаться в такой ситуации.
– Тебя там что, бросили? – поинтересовался он, заранее нехорошо щурясь и явно собираясь призвать виновных (и меня в том числе, потому как «зачем полезла?») к ответу. Несмотря на то, что описываемое случилось семь лет назад, он воспринимал рассказываемое очень остро. Впрочем, в тот момент, все, связанное со мной, переживалось этим человеком очень горячо.
– Нет, что ты, – я никогда не любила заставлять кого-то нервничать. – Никто меня не бросал. Просто очередная попутка перестала быть такой после поворота. Мужику нужно было сворачивать с трассы, а мне – идти по ней дальше. Садилась я к нему в машину еще в светлое время, а выходила – уже затемно. Вот так не повезло…
На самом деле, я немного врала. То есть действительно, никто меня там не бросал. Это я сама бросила. И не там, а в Москве. Бросила очередную прошлую жизнь, всех тогдашних кавалеров и почитателей. Психанув, надорванная только что состоявшимися разговором и полным непониманием со стороны кого-то очередного, кого за миг до этого разговора звала судьбою, а, прояснив некоторые моменты, ощутила приступ тоски и стала величать бессмыслицей… В общем, в порыве острого желания послать все к чертям и заменить эту жизнь на новую, я выскочила на трассу, и пролетела обычный свой Белгород, совсем не подумав, что скоро стемнеет. Теперь, кстати, одно из основных моих правил: отправляясь «штопать вереницей стоптанных дорог ранения души», не забывай взять с собой голову.
Опять сбиваюсь с хронологии. Усмирив с помощью «ангелов» мальчика Меланьины
нападки, по очередной просьбе Алишерки, вступаю в рассказ.
И память тут же уносит в далекое прошлое. И сердце сжимается, потому что всегда жаль, что нечто вот было, а потом ушло. Впрочем, может это у меня просто больное сердце. А рассказывала я примерно так:
Темнота – враг автостопа. Не потому, что страшно, – предвижу глупые вопросы и сразу все их обслуживаю, – Вернее, как раз именно потому что страшно. Но не нам, а им – водителям. Ночью останавливаются неохотно. Раньше я об этом знала лишь понаслышке. И вот, тогда, на трассе под Запорожьем, пришлось убедиться на собственном опыте. Мало того, что машин почти нет, так те, что есть, мчаться с сумасшедшей скоростью и совершенно не обращают внимание на бредущее по обочине измученное собственным сумасшествием – на кой черт меня сюда занесло? – приведение. А если обращают, то, как и положено, шарахаются от него и матерят тихонечко потом еще пару километров, мол: «Хорошо еще, под колеса не свалилась!» Они, кстати, во многом правы. И от понимания этого как-то очень неловко делается Идешь, значится, порядочным людям своей непредсказуемсотью нервы портишь… Ведешь себя, как последняя стерва… Вдобавок того единственного, кто остановился-таки, тут же пришлось посылать. В машину к тем, кто слащаво облизываясь, строит глазки и несет нечто вроде: «Куда поедем, красавица?» – не сажусь принципиально. Особенно если в машине их трое и лица у всех нерусские.
– Нет, с вам я ехать боюсь! – заявляю, едва заглянув в кабину. – Ссори за беспокойство.
И на всякий случай на солидное расстояние от дверцы шарахаюсь.
«Нерусские лица» недоуменно переглядываются, и, явно возмущаясь загадочной русской душой, громко между собой перелаиваются (для иностранных ушей, наша речь, вероятно, тоже каким-то неестественным лаем кажется). Они уезжают, а я выдаю в пространство истеричную порцию нервно хохота. Нет, ну что за человек я такой? Мало того, что ночью на трассе одна, так еще и останавливающиеся машины посылаю куда подальше…