Русская поэзия XIX века. Том 2

СТАРЫЙ ДОМ

Старый дом, старый друг, посетил я Наконец в запустенье тебя, И былое опять воскресил я, И печально смотрел на тебя. Двор лежал предо мной неметеный, Да колодец валился гнилой, И в саду не шумел лист зеленый – Желтый тлел он на почве сырой. Дом стоял обветшалый уныло, Штукатурка обилась кругом. Туча серая сверху ходила И все плакала, глядя на дом. Я вошел. Те же комнаты были; Здесь ворчал недовольный старик; Мы беседы его не любили, Нас страшил его черствый язык. Вот и комнатка: с другом, бывало, Здесь мы жили умом и душой; Много дум золотых возникало В этой комнатке прежней порой. В нее звездочка тихо светила, В ней остались слова на стенах; Их в то время рука начертила, Когда юность кипела в душах. В этой комнатке счастье былое, Дружба светлая выросла там… А теперь запустенье глухое, Паутины висят по углам. И мне страшно вдруг стало. Дрожал я, На кладбище я будто стоял, И родных мертвецов вызывал я, Но из мертвых никто не восстал.

<1839>

ДЕРЕВЕНСКИЙ СТОРОЖ

Ночь темна, на небе тучи, Белый снег кругом, И разлит мороз трескучий В воздухе ночном. Вдоль по улице широкой Избы мужиков. Ходит сторож одинокой, Слышен скрип шагов. Зябнет сторож; вьюга смело Злится вкруг него, На морозе побелела Борода его. Скучно! радость изменила, Скучно одному; Песнь его звучит уныло Сквозь метель и тьму. Ходит он в ночи безлунной, Бела утра ждет И в края доски чугунной С тайной грустью бьет, И, качаясь, завывает Звонкая доска… Пуще сердце замирает, Тяжелей тоска!

<1840>

* * *

Там на улице холодом веет, Завывает метель под окном; Еще ночь над землей тяготеет, И все спит безмятежно кругом. Я один до рассвета проснулся И безмолвно камин затопил, И трескучий огонь встрепенулся И блуждающий отблеск разлил. Тяжело мне и грустно мне стало, И невольно на память пришло, Как мне в детские годы бывало У камина тепло и светло.

<1840>

ДРУЗЬЯМ

Мы в жизнь вошли с прекрасным упованьем, Мы в жизнь вошли с неробкою душой, С желаньем истины, добра желаньем, С любовью, с поэтической мечтой, И с жизнью рано мы в борьбу вступили, И юных сил мы в битве не щадили. Но мы вокруг не встретили участья, И лучшие надежды и мечты, Как листья средь осеннего ненастья, Попадали, и сухи и желты,- И грустно мы остались между нами, Сплетяся дружно голыми ветвями. И на кладбище стали мы похожи: Мы много чувств, и образов, и дум В душе глубоко погребли… И что же? Упрек ли небу скажет дерзкий ум? К чему упрек?… Смиренье в душу вложим И в ней затворимся – без желчи, если можем.

<1840-1841>

ПУТНИК

Дол туманен, воздух сыр, Туча небо кроет, Грустно смотрит тусклый мир, Грустно ветер воет. Не страшися, путник мой, На земле все битва; Но в тебе живет покой, Сила да молитва.

<1840-1841>

ДОРОГА

Тускло месяц дальний Светит сквозь тумана, И лежит печально Снежная поляна. Белые с морозу, Вдоль пути рядами Тянутся березы С голыми сучками. Тройка мчится лихо, Колокольчик звонок, Напевает тихо Мой ямщик спросонок. Я в кибитке валкой Еду да тоскую: Скучно мне да жалко Сторону родную.

<1841>

КАБАК

Выпьем, что ли, Ваня, С холода да с горя; Говорят, что пьяным По колено море. У Антона дочь-то Девка молодая, Очи голубые, Славная такая. Да богат он, Ваня; Наотрез откажет; Ведь сгоришь с стыда, брат, Как на дверь укажет. Что я ей за пара? Скверная избушка… А оброк-то, Ваня, А кормить старушку! Выпьем, что ли, с горя? Эх, брат! да едва ли Бедному за чаркой Позабыть печали!

<1841>

ИЗБА

Небо в час дозора Обходя, луна Светит сквозь узора Мерзлого окна. Вечер зимний длится, Дедушка в избе На печи ложится И уж спит себе. Помоляся богу, Улеглася мать; Дети понемногу Стали засыпать. Только за работой Молодая дочь Борется с дремотой Во всю долгу ночь. И лучина бледно Перед ней горит. Все в избушке бедной Тишиной томит; Лишь звучит докучно Болтовня одна Прялки однозвучной Да веретена.

<1842>

ОБЫКНОВЕННАЯ ПОВЕСТЬ

Была чудесная весна! Они на берегу сидели - Река была тиха, ясна, Вставало солнце, птички пели; Тянулся за рекою дол, Спокойно, пышно зеленея; Вблизи шиповник алый цвел, Стояла темных лип аллея. Была чудесная весна! Они на берегу сидели - Во цвете лет была она, Его усы едва чернели. О, если б кто увидел их Тогда, при утренней их встрече, И лица б высмотрел у них Или подслушал бы их речи – Как был бы мил ему язык, Язык любви первоначальной! Он, верно б, сам, на этот миг, Расцвел на дне души печальной!… Я в свете встретил их потом: Она была женой другого, Он был женат, и о былом В помине не было ни слова. На лицах виден был покой, Их жизнь текла светло и ровно, Они, встречаясь меж собой, Могли смеяться хладнокровно… А там, по берегу реки, Где цвел тогда шиповник алый, Одни простые рыбаки Ходили к лодке обветшалой И пели песни – и темно Осталось, для людей закрыто, Что было там говорено И сколько было позабыто.

<1842>

* * *

К подъезду! – Сильно за звонок рванул я.- Что, дома? – Быстро я взбежал наверх. Уже ее я не видал лет десять; Как хороша она была тогда! Вхожу. Но в комнате все дышит скукой, И плющ завял, и шторы спущены. Вот у окна, безмолвно за газетой, Сидит какой-то толстый господин. Мы поклонились. Это муж. Как дурен! Широкое и глупое лицо. В углу сидит на креслах длинных кто-то, В подушки утонув. Смотрю – не верю! Она – вот эта тень полуживая? А есть еще прекрасные черты! Она мне тихо машет: «Подойдите! Садитесь! рада я вам, старый друг!» Рука как желтый воск, чуть внятен голос, Взор мутен. Сердце сжалось у меня. «Меня теперь вы, верно, не узнали… Да – я больна; но это все пройдет: Весной поеду непременно в Ниццу». Что отвечать? Нельзя же показать, Что слезы хлынули к глазам от сердца, А слово так и мрет на языке. Муж улыбнулся, что я так неловок. Какую-то я пошлость ей сказал И вышел. Трудно было оставаться - Поехал. Мокрый снег мне бил в лицо, И небо было тускло…

<1842>

ХАНДРА

Бывают дни, когда душа пуста; Ни мыслей нет, ни чувств, молчат уста, Равно печаль и радости постылы, И в теле лень, и двигаться нет силы. Напрасно ищешь, чем бы ум занять – Противно видеть, слышать, понимать, И только бесконечно давит скука, И кажется, что жить такая мука! Куда бежать? чем облегчить бы грудь? Вот ночи ждешь – в постель! скорей заснуть! И хорошо, что стало все беззвучно… А сон нейдет, а тьма томит докучно!