Русская весна
Шрифт:
Оставалась Франя. Он не обманывался, они не стали близки, однако примирение состоялось. Они почти подружились, и, похоже, на прошлом был поставлен жирный крест. Но главное, Франя разделяла его мечту. Она побывала наверху сама. Она и по сю пору мечтает подняться на «Конкордски» до Спейсвилля. Уж она-то поймет его чувства, не посчитает его маньяком. И он видел, что Соня больше доверяет ей, чем ему. Может быть, Фране удастся повлиять на мать, не рассказывая ей, не говоря о...
Джерри вздохнул, подошел к стенному бару, налил большую порцию коньяка, выпил одним махом. Соня на службе, Франя готовит завтрак на кухне. Сейчас или никогда.
Он аккуратно смотал кабель, взялся за ручку электронного опекуна и пошел на кухню, катя проклятую
Франя хлопотала у стола, нарезая хлеб для сандвичей, – она уже приготовила помидоры, ветчину и красный лук.
– Минуточку, папа. Все будет вот-вот готово, – сказала она, не оглядываясь на него. – Хочешь к этому белого вина?
Джерри нашел початую бутылку бордо, взял пару стаканов из посудомойки, наполнил их, один залпом выпил, налил еще и только тогда протянул стакан Фране.
– Спасибо, поставь в гостиной, я сейчас иду, – сказала Франя не оборачиваясь.
– Выпей сейчас, – сказал Джерри.
– Что такое? – Она оглянулась и впилась в него глазами.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – заикаясь, проговорил Джерри. – И... в общем, это будет нелегкий разговор.
Франя взяла стакан, глотнула. Джерри не спускал с нее глаз. Она тоже смотрела на него. Несколько долгих секунд они молчали.
– Ладно, отец. Говори, ради Бога...
Джерри вздохнул и допил вино.
– У меня есть причины рваться на следующий рейс «Гранд Тур Наветт». Я ждать не могу... Твоя мать ничего не знает... не знает она... Словом, умираю я, Франя, такие вот дела. Жизни мне всей осталось год, много два. И проживу я их не лучшим образом...
Когда он выговорил это, его как прорвало; с великим облегчением он рассказал Фране все – спокойно, с клиническими деталями, как будто говорил о судьбе кого-то постороннего.
– Почему ты мне это рассказал? – спросила Франя, когда он выговорился. Спросила с неожиданной холодностью.
– Потому что я этого не хочу. Я хочу год или два медленной агонии обменять на несколько часов ослепительного счастья! Хочу умереть счастливым! Неужели это трудно понять? Тебе-то это понятно, Франя?
Франя смотрела на отца, не зная, что сказать, и понимая, какой бесчувственной деревяшкой она должна ему казаться. Стоит и таращится на него сухими глазами! Она силилась заплакать, но ничего не выходило. Она знала это все давным-давно: мать это ей рассказала, и они вместе рыдали на кухне.
Выходит, отец все знал. Да иначе и быть не могло. Нетрудно было догадаться, что такой человек, как Джерри Рид, прочешет все банки информации, а свое найдет. Мать должна была это предвидеть. Ни чуточки он не изменился. Все тот же Джерри Рид. Может быть, они в глубине души догадывались, что другой все знает, но не проронили ни слова.
При этой мысли у нее из глаз брызнули слезы.
– Я тебя понимаю, – сказала она нежно.
– Помоги мне, Франя. Мне не к кому больше обратиться. Я не могу рассказать это маме. Она убеждена, что медицина меня спасет. Только ты можешь придумать, как убедить ее мне помочь. Не говоря ей всю правду – она этого не перенесет.
В этот момент Франя увидела отца по-новому. Вот он, стоит перед ней. От электродов на затылке провода бегут к установке, которая одновременно поддерживает в нем жизнь и убивает его. В лицо смерти он смотрит с мужеством, о котором она и помыслить не может, и хочет только одного – дожить. Добиться того, о чем он мечтал с детства, любой ценой.
Пусть этот человек недооценил меня когда-то. Пусть он обращался со мной несправедливо, может быть, жестоко. Он передал мне свои стремления. И сейчас, в минуту отчаянной нужды, он тянется ко мне.
Разве я не была несправедлива к нему еще больше?
Она вздохнула и взяла его за руку.
– Мама уже знает.
Джерри молча уставился на нее. Он долго молчал, потом поставил стакан на стойку и обнял Франю.
– Этот старый осел тебя любит, – прошептал он. – Но каким же я был дураком, слепым тупицей и дураком...
Франя
снова заплакала.– Et moi aussi [74] , – сказала она, пряча лицо у него на шее. – Et moi aussi...
Соня вернулась со службы и увидела, что Джерри и Франя сидят рядышком на кушетке, – так они не сиживали с тех пор, как Франя хлопнула дверью и ушла из дома.
Соню мог бы растрогать вид этой парочки – умилительное единство отца и дочери, но ее сердце сжалось от страха: слишком твердо они на нее смотрели, их челюсти были решительно сжаты. Она поняла, что ей предстоит услышать.
74
И я тоже (фр.)
– Отец знает, – сказала Франя. – Все знает.
– Как ты посмела! – в бешенстве вскрикнула Соня.
– Это я ей сказал, – спокойно возразил Джерри.
– Ты... ты ей сказал?
– Естественно. Ты могла догадаться, что я поработаю с литературой.
– Почему же ты молчал, почему ты мне позволил?..
– А почему молчала ты? – сказал он негромко, без тени упрека в голосе.
– Потому что... ну, потому...
Глаза Сони наполнились слезами. Она видела, что Джерри тоже едва не плачет.
– Так-то, – сказал он. – Ты не могла сказать мне, я не мог сказать тебе. Два дурака пара.
– Любящие дураки, Джерри, любящие дураки, – прошептала Соня.
– Верно...
Пара идиотов, – думала Соня. Она думала не о последних неделях обмана, – о долгих, пустых, одиноких годах. И теперь, только теперь, когда время кончалось...
– Ты бы села, мама, – сказала Франя и подвинулась, чтобы дать матери место между ней и отцом.
Они посидели, помолчали. Потом Соня сказала:
– Я вижу, ты на его стороне, дочь.
– Ты тоже хочешь, чтобы я...
– Он должен полететь, это его право.
– Не знаю, что и сказать. Вы просите почти о невозможном...
– Я понимаю, – ласково сказал Джерри. – Прекрасно понимаю.
– Дайте мне время, – несчастным голосом попросила Соня.
– Конечно. Я готов дать тебе вечность. – Джерри улыбнулся деланно бодрой улыбкой. – Но у меня нет вечности. У моей цыганки плохо легли карты.
Несмотря на отчаянное противодействие Советского Союза, новый украинский президент Вадим Кронько добился разрешения выступить перед ассамблеей ООН на следующей неделе. Ожидают, что в своей речи он провозгласит независимость Украины.
При создании ООН Советский Союз потребовал пятнадцати мест в Генеральной Ассамблее – по числу республик. На что Соединенные Штаты выдвинули контрпредложение: дать им 46 мест – по тогдашнему числу штатов. Было принято компромиссное решение: СССР получил три места – для России, Белоруссии и Украины.
По сложившейся практике делегатов Белоруссии и Украины всегда подбирало центральное правительство Советского Союза, но после отставки Егора Шивлеца мандатная комиссия была вынуждена утвердить мандаты представителей законно избранного украинского правительства – невзирая на ожесточенные протесты СССР. Тем не менее, юридические эксперты ООН подчеркнули, что этот факт не означает официального признания независимости Украины, так как она имела своих представителей в ООН со дня создания этой организации.
«Советы запутались в собственных уловках, – сказал один высокопоставленный служащий ООН, пожелавший остаться неизвестным. – В целях увеличения своего представительства они настаивали на том, что Украина – суверенная держава. Правительство Кронько избрано на основании как украинских, так и союзных законов. Таким образом, нет причин оспаривать мандаты украинской делегации. За что Советы боролись в 1945 году, на то они и напоролись сейчас».