Русская жизнь. Москва (сентябрь 2008)

А как иначе.

***

Или вот приезжаешь в столицу нашей Родины, выходишь с поезда, чистый и умытый, и сразу попадаешь на площадь Трех Вокзалов.

Сначала видишь сотни ларьков с самой отвратительной порнографией. Я не ханжа, и даже, скорее, наоборот, но вы сходите, полюбуйтесь, чем там торгуют. Неподалеку стоят сотни гастарбайтеров, перемешанных с бомжами; хотя я не знаю, какая между ними разница.

Еще - наркоманы, токсикоманы, беспризорники и разнообразные инвалиды.

Тут же, если вечер, молодые русские проститутки. И если присмотреться, за ними приглядывают сутенеры - всегда выходцы с Кавказа.

Милиция ходит вокруг всей этой красоты вялыми кругами, словно обкумаренная.

Я посетил десяток мировых столиц, везде свои проблемы, но чтобы увидеть такое прямо на вокзале, посреди города - подобного нет.

Мне хочется привести туда местного милицейского начальника и тут же, немедленно, как-нибудь его наказать. Палками там, шомполами, я не знаю… Есть же какие-то проверенные способы, неоднократно опробованные.

Наша столица словно ждет огромного булыжника, который упадет посередине, и брызги во все стороны полетят. И, несмотря на все ее заманчивое сияние, есть подозрение, что брызги эти будут не вкусны, и не сладки - все равно что веслом ударить по чему-нибудь нехорошему.

От этого города физическое ощущение греховности, нечистоплотности, пакости. Иногда задумаешься об этом, и к горлу подступает, вот-вот вырвет. В Москве ежедневно совершаются тысячи и тысячи самых подлых, самых гадких на всю Россию дел, немыслимых уже для человеческого рассудка. Адский котел этот город.

И я никак не умею представить того рядового, того офицера, того генерала, который, обернувшись, хриплым голосом прокричит: «Отступать некуда - позади Москва!»

Хотя в современной России фраза эта может иметь уже другое значение: мол, мы в полном окружении - впереди враги саблезубые, позади - Москва и москвичи. Только и остается, что принять гибель. Некуда податься больше русскому человеку.

***

Зато сколь замечателен московский мэр, волевой человек, смотрит честными глазами.

Недавно он подал в суд на писателя Лимонова - тот однажды обмолвился о подконтрольности московских судов Лужкову. В итоге Лужков отсудил у писателя полмиллиона рублей.

Средневековая ситуация, вопиющая в своем бесстыдстве, она так и просится в какую-то раблезианскую фантасмагорию.

Однако все это очень по-московски. Только такой градоначальник и может быть у Москвы, болезненно самолюбивый, блюдущий свою честь, свое достоинство.

Лужков, впрочем, подал мне хорошую идею. Лимонов последнее время часто говорит, что столицу надо перенести из Москвы куда-нибудь в центр России, за Урал. Но эта мысль мне первому в голову пришла, я писал об этом несколько лет назад. Надо у Лимонова еще полмиллиона отсудить, чтоб не заимствовал идеи.

Только я считаю, что столицу надо переносить каждые четыре года. Сегодня она в Соликамске, завтра в Сургуте, послезавтра в Ачинске, на 16-й год очередь Бийска пришла.

Дороги наконец-то проложат по всей стране, дома покрасят, клумбы разобьют. И в Сибири будут пальмы цвести. Четыре года - идеальный срок для того, чтобы порядок был наведен, а пакость со всей Евразии еще не сползлась в новую столицу.

Так и будут все эти выродки человеческого рода, сутенеры, наркоторговцы, разносчики триппера, городские сумасшедшие, карманники, барыги и прочие, и прочие, и прочие, подобно помойным муравьям брести от города к городу, а столица все будет и будет от них ускользать, уходить из под рук, и они будут гибнуть в пути, на яростных сибирских просторах, вместе со всеми своими заразами.

Столица России должна быть неуловимой, призрачной, таинственной, как русская душа.

А если душа заквашена в одной бочке и не проветривается - а только позволяет в себя лазить грязными руками за очередным огурцом, - тогда она начинает пахнуть, и на ощупь - становится осклизлой.

Вот как Москва. Брезгливо от нее.

Истинную Москву украли. Настоящего москвича замуровали в стене. Пора объявлять их в розыск. Пора звать на помощь.

Помогите хоть кто-нибудь. Есть тут кто-нибудь живой, ау.

Дмитрий Данилов Мои окраины

История переездов

Однажды я стоял у выхода из метро «Ясенево». Нужно было встретиться с одним человеком по одному делу. Человек опаздывал, и я просто стоял и смотрел по сторонам. Смотрел на высокие синие дома примерно 80-х годов постройки, на более старые бело-желтые брежневские девятиэтажки, длинные, построенные ломаными линиями, как крепостные стены. Смотрел на рынок, магазинчики, ларьки, автобусные остановки. Приятное сочетание оживленности и покоя - довольно много народа и транспорта, и при этом атмосфера какая-то несуетливая. Приятное сочетание простора, открытости пространства и его окультуренности.

Был солнечный июньский день. Солнце, небо, зеленая трава, синие дома. Вдали виднелся лес.

Я стоял у метро «Ясенево» и думал: как же здесь хорошо. Как-то даже прекрасно.

Во время этого стояния я понял одну важную для меня вещь, удивительную. Но сначала предыстория.

Земляной Вал

Первые двадцать шесть лет моей жизни прошли на Земляном Валу (бывшая улица Чкалова), рядом с Курским вокзалом и одноименной станцией метро, в огромном красивом сталинском доме. Мы с мамой жили сначала в одной, потом в двух комнатах коммунальной квартиры. Соседи у нас были, скажем так, разные - от очень хороших до хороших, но не очень. Тихий (а иногда и не тихий) ад коммунальной жизни был знаком с рождения и воспринимался вовсе не как ад, а как естественная форма существования, пусть и не вполне удобная. Справедливости ради надо сказать, что на определенных отрезках своей жизни в этой квартире я и сам был не очень-то приятным соседом.

Школа моя, в которой я проучился все десять лет, располагалась совсем рядом, в тихом, стопроцентно московском Лялином переулке, рядом с Покровкой. Вокруг была целая сеть старых кривых переулочков, недалеко были бульвары и Чистые пруды. А примерно часовая неспешная прогулка выводила к Красной площади.

Еще я на протяжении десяти лет ходил в музыкальную школу и даже умудрился ее закончить. Музыкальная школа занимала чудовищно ветхое, безнадежно аварийное здание на Старой Басманной, минутах в двадцати ходьбы от дома. Все десять лет нас обещали переселить в другое здание, но так и не переселили. На обратном пути из музыкальной школы домой я любил постоять на мосту через соединительную ветку железной дороги между Курским вокзалом и станцией Каланчевская. Я обязательно дожидался поезда или электрички, и только после этого шел домой.

А еще я много гулял по центру Москвы, сначала с мамой, потом с друзьями и один. По Покровке (улице Чернышевского) и сретенским переулочкам, по Замоскворечью, по Садовому кольцу.

Стоит ли говорить, что московский центр был для меня лучшим местом на Земле. Жизнь на окраине, не говоря уже о Подмосковье, представлялась мне чрезвычайно мрачным уделом. Я довольно часто бывал в Тушине у бабушки, приезжал к ней на выходные и каникулы. В Тушине было много травы и деревьев, там было хорошо играть в футбол и кататься на велосипеде, мне вообще нравилось там бывать, но даже мысль о том, чтобы там жить, приводила меня в дрожь. Нет, жить можно только в центре, больше нигде. Между жизнью на окраине в комфортабельной отдельной квартире и жизнью в центре в убогой коммуналке я делал однозначный выбор в пользу второго варианта. Тем более, что на практике никакого выбора не было.