Русская жизнь. Петербург (октябрь 2007)

Наслоения попсы упрятывают под собой не только Петербург Достоевского, но даже и - куда как менее значительный - мой личный Петербург, который я столько раз пытался робко воспеть. Теперь, оказываясь где-нибудь на Садовой близ Сенной, я уже с трудом вспоминаю наркоманский минирынок, именуемый Апрашкой, вывеску «АПТСКА», утратившую перекладинку на букве «Е», рытвины в асфальте, баллончиковые загогулины, душные дворы и дворики, полное ощущение заброшенного города.

Но о таком «Петербурге Мелихова» вроде бы не должен пожалеть даже сам автор.

Как и о грандиозной помойке, отложенной мегаполисом за стадионом имени Кирова, хотя именно там, среди битого кирпича, колотого бетона, драных бревен, ржавых гусениц, карбюраторов, сиксиляторов, среди гнутых труб, облезлых гармошек парового отопления, оплавленных унитазных бачков, сплющенных консервных банок, канистр, баллончиков из-под минтая, нитролака, хлорофоса, на целые версты простершихся вдоль морских ворот Петербурга, - на душу моему герою Леве Каценеленбогену каким-то чудом снисходил покой.

Так теперь и пойдет: вместе с людьми, выросшими среди помоек, из жизни будет уходить и эта уникальная поэзия - ностальгия по свалкам.

Я в свое время с большим энтузиазмом голосовал за возвращение Петербургу его исторического имени и очень доволен нашей победой. Когда-то, выходя из вагона, я вздрагивал от агрессивной графической красоты этого слова - Ленинград, - а теперь не вздрагиваю. Это безо всякой ностальгии по советчине и при полной преданности антисоветчине - не сочтите меня, пожалуйста, тем анекдотическим пенсионером, которому лучше всего жилось при Сталине: «Потому что лучше стоял». Дело в том, что Ленинград для меня родился из сказки, а Санкт-Петербург из рациональной политики, - но что же может конкурировать со сказкой!

Развеявшаяся сказка о городе деликатнейших сверхкультурных бессребреников - вот, пожалуй, самая большая наша утрата: наши земляки, завоевавшие Москву, убедительно показали, что они ни деловитостью, ни малокультурностью не уступят самым коренным и закоренелым москвичам. Разумеется, эта развенчанная сказка и всегда-то имела очень слабое отношение к подавляющему большинству реальных ленинградцев, но ведь все высокое и прекрасное, тем не менее, порождается верой в эти детские сказки! Что говорить, именно те петербуржцы, кто с особой яростью твердит о карьеризме и корыстолюбии москвичей, делают это просто из зависти, - сказку о ленинградском презрении ко всяческой суете сочинили прежде всего завистники. Но ее низкое происхождение отнюдь не делает ее менее плодотворной: все высокие сказки есть не что иное, как компенсаторные грезы побежденных, равно как и Платон с Шекспиром ведут свое происхождение от обезьяны, но это же не мешает им быть гениями. То, что зависть сочиняет себе в утешение, наивность принимает за руководство к действию и в самом деле совершает то, о чем завистники только лгут.

Без глупых рыцарских романов переведутся и Дон Кихоты - мы в нашем протрезвевшем Санкт-Петербурге, боюсь, к этому уже близки.

Сергей Носов СПб-бис

История в одном городе

Написал я тут как-то по весне небольшой очерк о юнкерском мятеже и его подавлении, первом - в перспективе Гражданской войны - кровавом смертоубийстве, происшедшем на четвертый день после практически бескровного переворота. И о том, как ленинградские власти увековечили в свое время памятным знаком, изображающим пушку, то самое место, с которого революционные матросы прямой наводкой расстреливали Владимирское пехотное училище. Хотел возвратиться к теме через несколько дней - все-таки на носу круглая дата: тем событиям скоро исполнится девяносто лет.

А сегодня помышлял рассуждать о названиях нашего города. Заварив крепкий чай, сажусь по утру за компьютер и отстукиваю первую фразу: «С некоторых пор меня не покидает ощущение, что я живу не там, где живу, не в Санкт-Петербурге».

Тут - телефон. Звонит мой товарищ, житель Петроградской стороны, он проезжает на велосипеде по своей родной Пионерской улице. «Ставлю тебя в известность, что сносят Владимирское…»

Я не поверил. Во-первых, здание бывшего Владимирского пехотного училища - это целый квартал; во-вторых, это охранная зона Санкт-Петербурга; в-третьих, исторический памятник; в четвертых, среда, ее элемент… В-пятых… В-шестых… etc.

От Сенной до Чкаловского на метро две остановки. Двадцать минут.

Приехал, увидел. Что сказать? То, что не сумели в октябре семнадцатого года, образцово исполнили в октябре ноль седьмого. Подавив мятеж в том октябре, выпустили почтовую открытку с видом училища, обезображенного двумя брешами от артиллерийских снарядов, можно сличить. Ощущение октября нынешнего: разбомбили квартал как будто бы с самолета.

Все уже по большей части разрушено, по высоченным грудам кирпича ползает экскаватор, на стреле которого большими буквами написано «ТЕРМИНАТОР». Сквозь облако пыли проступает торчащий из земли кусок стены, украшенный неприхотливо-размашистыми граффити: «Солнце! С добрым утром! Все будет хорошо!» Полгода назад, проходя мимо, сфотографировал - не знаю, зачем, - это странное воззвание таинственных солнцепоклонников. По каким-то, возможно, мистическим соображениям, пока не тронули.

Из- за синего забора выходят начальники в разноцветных касках, идут мимо меня. «А что здесь построено будет?» -Один (угрюмо): «Наше дело расчистить территорию».
– «Ничего не оставите?».
– «Ничего».
– «А когда завершите?» - «За месяц управимся».

Невероятно. Я многое способен понять… интересы, купля-продажа… но вот вам пресловутая мистика Петербурга: через месяц как раз и исполнится девяносто лет с того самого дня. Ладно, срыли, но эта запредельная выразительность, она-то откуда? Она-то зачем? Ну не может же такого быть, чтобы подгадали специально!

Не умея объяснить фантастическое совпадение, начинаю сам предаваться фантазиям. Вот, представляю, к высокопоставленному лицу в кабинет поступает откуда-то снизу предложение установить мемориальную доску: «В этом здании 29 октября 1917 года…» Как? Годовщина? Какая к черту история? Установишь доску - потом будет не срыть. А как же тогда бизнес-центр?

Иначе я объяснить не способен.

Сейчас уже почти вечер, я набиваю эти буквы, а в семистах метрах от Петропавловской крепости орудует ТЕРМИНАТОР.

Так можно и комплекс обрести. Чего ни коснусь достопримечательного, со всем какая-то ерунда получается. Придумал герою место работы - сторожить склад олифы в промзоне рядом с заброшенным Громовским кладбищем, и сразу потянули там наяву магистраль, и асфальт уже подступает к могилам. Отправил героиню в 80-е годы работать машинисткой в ДК им. Капранова - и тут же, в наши дни, снесли этот памятник эпохи конструктивизма. И стремительно растет на его месте много-многожилищное нечто, напоминающее Вавилонскую башню. Вот - упомянул Владимирское пехотное, с уставившейся на него пушкой-памятником, и…

Поразмыслив, понимаешь, однако, что дело не в твоей прозорливости и тем более не в магической силе словес, - все значительно проще. Тут, знаете ли, работает принцип «куда ни ткни…». Куда ни ткни, везде в СПб что-то случается. Где-то ломают, где-то расчищают, где-то закапывают ранее вырытое, уплотняют неуплотняемое, воздвигая что-то кричаще не петербургское.

Человек- из-Газпрома громко сказал: Петербург-де нуждается в новых символах.

Откуда знать ему, в чем нуждается Петербург? В каком вещем сне поведал ему Петербург о своих чаяньях?