Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

Редактор

(поправляет)

Люблю тебя. Любовь к тебеВедет так сладко до могилыВ неравной роковой борьбеМои погубленные силы.

Цензор

(поправляет)

Люблю тебя. И не скорбя,Подобно господам писакам,Обязан век любить тебя,Соединясь законным браком.

(подписывает).

Занавес падает. В печати появляется стихотворение: «Природа, вино и любовь», под которым красуется подпись П о э т а.

В журналах выходят рецензии, в которых говорится о вдохновении, непосредственном творчестве, смелости мысли, оригинальности оборотов речи и выражений, художественной целости и гражданских стремлениях автора.

1863

Курочкин В. С. Указ. соч. С. 183–185. Впервые опубликовано в журнале «Современность» (1868. № 2. С. 30–32) без подписи автора и под заглавием «О ценсуре». Курочкин предполагал напечатать «трагедию» в журнале «Искра» в 1863 г., но она была запрещена С.-Петербургским цензурным комитетом.

Явление гласности

О гласности болея и тоскуяПочти пять лет,К прискорбию, ее не нахожу яВ столбцах газет;Не нахожу в полемике журнальной,Хоть предо мнойИ обличен в печати Н. квартальный,М. становой.Я гласности, я гласности желаюВ столбцах газет, —Но формулы, как в алгебре, встречаю [124] :Икс, Игрек, Зет <…>Я гласности умеренной, здоровойЖелал душой.И голосил в словесности банкетной,Что гласность – свет.Хоть на меня глядели уж приветно —Икс, Игрек, Зет.Но пробил час – и образ исполинский,Мой идеал,Как Истину когда-то Баратынский [125] ,Я увидал.В глухую ночь она ко мне явиласьВ сияньи дня —И кровь во мне с двух слов остановилась:«Ты звал меня!»…«Ты звал меня» – вонзилось в грудь, как жало,И в тот же мигЯ в ужасе набросил покрывалоНа светлый лик <…>«Нет, я не твой! Я звал тебя с задором,Но этот зовБыл, как десерт обеденный, наборомКрасивых слов.Оставь меня! Мы оба не созрели…Нет! Дай мне срок.Дай доползти к благополучной цели,Дай, чтоб я мог,Обзаведясь влияньем и мильоном,Не трепетать —Когда придешь, со свистом и трезвоном,Меня карать».1860

124

Но формулы, как в алгебре, встречаю… – Из осторожности во многих обличительных материалах, печатавшихся тогда в журналах и газетах, имена критикуемых лиц заменялись буквами. Об этом говорится также в эпиграфе к стихотворению Курочкина «Гласность 1859 года и гласность 1862 года» (Курочкин В. С. Указ. соч. С. 151): «Наконец-то мы дождались настоящей, не алгебраической гласности!» Представляет интерес второй эпиграф, почерпнутый из стихотворения П. А. Вяземского «С тех пор, как упраздняют будку…»:

За шум, бывало, так и знают,Народ на съезжую ведут.Теперь в журнальную сажают:Там им расправа, там и суд.

Вяземский, совершив к этому времени определенную эволюцию, полагал (как ранее и Пушкин, впрочем), что необузданная «гласность» приводит к вседозволенности, к тому, что теперь в «журнальной» совершается внесудебная расправа со своими противниками.

125

Как Истину когда-то Баратынский… – «Явление гласности» написано в подражание стихотворению Баратынского «Истина».

Курочкин В. С. Указ. соч. С. 46. Впервые: Искра. 1860. № 13. С. 144–145 (под заглавием «Предостережение»).

Я. П. Полонский

Из стихотворения «Я признаюсь…»

<…> Я вам признаюсь, что знать не могу,Что думает птица, когда на лугуХолодный туман начинает бродить,А солнце встает и не смеет светить.Но знаю – ох, знаю, что мыслит поэт,Когда для него гаснет солнечный свет.Ведь я у цензуры слуга крепостной,Так думает он – и холодной рукойСдавя свою голову, тихо поет,Когда его музу цензура сечет <…>1870-е годы

Полонский Я. П. Стихотворения. Л., 1954. С. 239. Впервые: Полонский Я. П. Стихотворения и поэмы., Л., 1935. При жизни автора не печаталось.

О поэте Якове Петровиче Полонском (1819–1998), долгие годы служившем в Комитете цензуры иностранной, см. Перечень цензоров. По словам его сослуживца Н. Г. Мардарьева, «в качестве цензора Яков Петрович был большим сторонником свободы обращения в русском обществе иностранной литературы. И его рапорты о прочитанных книгах очень редко кончались стереотипным заключением: “Ввиду этого я нахожу, что означенное сочинение следует запретить к обращению в России”. Такого же свободного взгляда держался он и в отношении выдачи запрещенных книг по прошениям» (Цензура в России. С. 203).

* * *

Давно известная всем дураНеугомонная цензураКой-как питает нашу плоть…Благослови ее Господь!

Е. С. Сонина (Сонина Е. С. С. 49–50) убедительно оспаривает установившуюся традицию, согласно которой это шутливое стихотворение приписывалось долгое время Ф. И. Тютчеву. Авторство установлено благодаря автографу стихотворения, подписанного Полонским (хранится в рукописном альбоме его сослуживца П. А. Вакара).

* * *

<…> Мы бились не за старые долги,Не за барыню в фальшивых волосах;Нет, – мы были бескорыстные враги.Вольной мысли то владыка, то слуга,Я сбирался беспощадным быть врагом,Поражая беспощадного врага;Но – тюрьма его прикрыла, как щитом.Перед этою защитой я – пигмей.Или вы не знаете, что мыЛегче веруем под музыку цепейВсякой мысли, выходящей из тюрьмы?Иль не знаете, что даже злая ложьОблекается в сияние добра,Если ей грозит насилья острый нож,А мне сила неподкупного пера?Я вчера еще перо мое точил,Я вчера еще кипел и возражал;А сегодня ум мой крылья опустил,Потому что я боец, а не нахал.Я краснел бы перед вами и собойЕсли б узника да вздумал уличать.Поневоле он замолк передо мной, —И я должен поневоле замолчать.Стала светом недосказанная ложь,Недосказанная правда стала тьмой.Что же делать? И кого теперь винить?Господа! Во имя правды и добра, —Не за счастье буду пить я, – буду питьЗа свободу мне враждебного пера.

В защиту слова. СПб., 1905. С. 206–207. Тост, предложенный поэтом и цензором в последних трех строках стихотворения, отчетливо характеризует сложную позицию Полонского. В записке, составленной им в 1881 г., он так характеризует неустранимое, с его точки зрения, противоречие в действиях цензуры: «Печать не может быть ни подневольной, ни свободной в России – вот первое противоречие… Цензура вредна и цензура полезна – вот второе противоречие… На основании опыта прихожу к убеждению, что чем строже цензура, тем нецензурнее разговоры, и то, что не высказывается в печати, с пустым раздражением высказывается в домашнем быту… на чердаке и в салонах» (Сонина Е. С. С. 50).

А. Н. Майков

***

У Музы тяжкая рукаВот Пушкин дураком лишь назвал дурака, —Да так и умер с тем Красовский.Какой тебе урок, Шидловский! [126] 1870

Майков А. Н. Избранные произведения. Л., 1947. С. 619.

Аполлон Николаевич Майков (1821–1897) – поэт. С октября 1852 г. стал служить в Комитете цензуры иностранной – сначала младшим цензором, а с 1875 г. – председателем. Однажды он сказал «Мне ничего не надо; я и умереть хочу, как и Тютчев, в дорогом моему сердцу комитете» (Русские писатели. Т. 3. С. 455). О службе Майкова в цензуре см. воспоминания М. Л. Златковского в кн.: Комитет цензуры иностранной в Петербурге. С. 198–202.

126

М. Р. Шидловский (1826–1880) в 1870 г. был назначен начальником Главного управления по делам печати. О нем, Красовском и авторе стихотворения см. Перечень цензоров.

* * *

<…> Но тут встает как демон злойМуж с конской мордою, с улыбкою бесовскойИ вислоухий, как осёл:Сам Александр Иванович Красовский —«Читай, читай! трудись! пошел! пошел!» —И мысль моя под игом чуждых бредней!Потом опять вопрос, и очень не последний:Писать… но для чего? что пользы в том,Что голос чувств и мыслей благородныхВ стихах и вымыслах свободныхПослышится в стихе моем?К чему? к чему? Ценсура не пропустит,А не поймет, то новую бедуНа голову несчастную напустит —И в рудниках иди копать руду!О, проклят будь зависимости демон! <…>

Майков А. Н. Указ. соч. С. 864. При жизни автора не публиковалось. Обнаружено в архиве Майкова составителями указанного выше сборника его произведений.

Парадокс в том, что Майков, сам исполнявший цензорские обязанности, жалуется на удушающе-мертвенную суть такой работы. Майков слыл довольно либеральным цензором. Тем не менее Некрасов в 1855 г. обратился к нему со стихотворением, одна строка которого говорит сама за себя: «Давно ли воспевал он прелести свободы?» (см. выше).