Русский агент Аненербе

Лебедев быстро глянул на фотографии.

— В ящике с наконечником лежали два листа исписанные рунами. К сожалению, я не знаю, что написано потому, что не специалист в рунической письменности.

— Я, честно говоря, тоже впервые вижу такие руны, — задумчиво проговорил в пол голоса Барченко.

— Одно могу сказать эти два листа точно из дневника ганзейского купца из четырнадцатого века Дитриха фон Любека. Сам дневник хранился в архиве города Ганзы, но в нем не хватало нескольких листов — это именно те недостающие страницы. Что там написано только предстоит еще выяснить, — пояснил Константин.

Барченко кивнул.

— Остается только вопрос как вернуть наконечник Гугнир, сохранив тебя Франц как нашего агента? — настаивал на своем Коротков.

Наступила тишина, прерываемая лишь потрескиванием горящих дров в печке.

— Надо изготовить копию наконечника и заменить его, — предложил Лебедев.

— Каким образом? — спросил Коротков.

— У вас есть точные описания артефакта из моего дневника экспедиции и очень точные фотографии.

— А материал?

Барченко поднял фотографию и приблизил ее к керосиновой лампе.

— Я уверен, что это структура метеоритного железа. Так называемый октаэдрит.

— Согласен… И копию надо делать именно из него, — сказал Лебедев, — в Германии я смогу подменить оригинал и передать его вам. А нацисты будут довольствоваться бесполезной копией.

— Да это наилучший и самый безопасный вариант, — согласился Коротков.

Он посмотрел на наручные часы.

— На сегодня хватит. Франц вас переведут теплое помещение, чтобы вы нормально отдохнули. Завтра уточним все детали. И… Франц, прошу прощения, но из еды вам дадут немного каши, хлеб и воду… Больше ничего.

Лебедев понял, операция по замене наконечника Гугнир началась — Коротков принял решение вернуть его в Германию, а перерыв на ночь ему нужен лишь для того чтобы связаться с Москвой и посвятить в детали, главу внешней разведки НКВД/НКГБ СССР Павла Михайловича Фитина или самого зловещего Берию.

Прощаясь с Лебедевым Барченко, спросил:

— На одной из фотографий есть черное пятно или какой-то провал в склепе… Что это?

— Наконечник открыл передо мной бездну, из которой шел зов.

— Расскажите, что вы видели?

— Александр Васильевич мне сложно описать, то, что я видел… Если только так…

В глубинах тяжкого мрака, где звезды тают,

Раскинулась черная бездна без дна.

Она, веками тайны сохраняет,

Холодная, жуткая, вечно одна.

Бескрайний океан из пустоты и мрака,

Где время теряет незыблемый ход.

Манит к себе, как роковыми знаками,

И в сердце семя трепета страшно несет.

Безмолвная, как лик древних божеств,

Глотает свет, не возвращая вспять,

В ней гаснут мысли, немеют слова,

И невозможно взглядом дно достать.

Утром Коротков наедине с Лебедевым обсудил детали операции по замене оригинала наконечника Гугнир на копию. Так же он передал конспиративный регламент контакта со связным.

— О тебе знают всего два человека. Но кто ты на самом деле буду знать только я. Надеюсь этот кусок железа стоит того… Через пару дней немцы зайдут в эту деревню — нам нет смысла ее удерживать. Тебя найдут в одном из подвалов церкви. Предварительно мы взорвем часть стены чтобы инсценировать попадание снаряда. Оставим тебе воды и немного хлеба… А там уже все зависит от тебя… Кричи как можно громче. Следующий контакт с тобой будет в Берлине.

— А если я меня никто не услышит?

— Это полуподвальное помещение церкви когда-то служило винным погребом и, если ты захочешь, ты сможешь найти подземный ход ведущий из него,— улыбнулся он и похлопал его по плечу, — но лучше всего будет если тебя, измученного голодом и холодом, «извлекут», это придаст яркой драматичности момента освобождения из советского плена. И еще я оставлю за деревней пару разведчиков Вострикова, парни лихие и бывалые, и, если ситуация станет по настоящему критической они тебя вытащат.

Странно, но Лебедев не почувствовал себя частью своей Родины «в прошлом». До этого он тысячу раз прокручивал в голове: установить связь с разведкой, служить Союзу, быть полезным — но сейчас, среди серых стен и чужих взглядов, чувствовал себя песчинкой в чужом пустыре. Даже доверие Короткова было фальшивой монетой: тот принял его не по вере, а от безысходности. И прозрение настигло внезапно, как удар током: их с Маргаритой вырвало из потока времени слепой игрой случая, по воле фантастического случая более весомого чем человеческая воля. Не людской расчет, не логика истории, а слепая стихия вселенского хаоса швырнула их сюда. Теперь выбор прост до жестокости: «рыть лаз назад», в свое время, сквозь пласты десятилетий, или бежать — туда, где не достанут щупальца Гестапо и длинные тени НКВД.

Бои уже шли где-то рядом. На территорию деревни изредка залетали снаряды, оглашая воздух характерным свистом и последующим взрывом. Небольшие разрозненные советские подразделения, состоящие в основном из легкораненых красноармейцев, готовились к отступлению. Несколько крестьян печально ссутулившись погрузив свое небогатое имущество и посадив на подводы раненых, которые не могли идти, потянулись на восток, покидая свои разрушенные избы. Захват деревни стал вопросом двух-трех часов. Коротков лично проводил Лебедева в полуподвальное помещение под хозяйственной постройкой разрушенной церкви.

— Пора. Удачи тебе Франц, — Коротков обнял его на прощание.

У выхода он обернулся.

— И все же, я не могу поверить в твою фантастическую историю.

— Но Александр Михайлович, вы ведь с самого начал знали, что все будет именно так, все по вашим нотам.

Коротков усмехнулся.

— Ответь мне на вопрос… После войны, когда он…?

— Пятого марта 1953 года на семьдесят пятом году жизни вследствие инсульта и кровоизлияния в мозг… — ответил Лебедев.

— А…?

— Будет арестован двадцать шестого июня 1953 года по обвинению в измене Родине в форме шпионажа и заговоре с целью захвата власти, а двадцать третьего декабря 1953 года расстрелян по приговору Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР.

Коротков медленно задумчиво кивнул.

— Ну что ж… Когда услышишь команду от саперов закрой уши, глаза, накрой голову руками и открой рот, сгруппируйся в самом дальнем углу… Удачи Франц, даст Бог еще увидимся, — сказал он и вышел.

За дверьми начали закладывать заряд саперы. Примерно через полчаса с той стороны двери раздался голос:

— Эй паря, а ну двинься подалече и схоронись получшее. Слышишь?! Как готов будешь дай знать!

Лебедев спрятался в дальний угол сел на корточки и сгруппировался.