Русский американец
Шрифт:
– - Мне один старик сказывал, что все с оружием пошли к Трехгорной заставе, навстречу французам; туда, видишь, и архиерей для всеобщего молебна выехал, и граф Растопчин.
– - Может быть, не знаю... этого я не слыхал...
Некоторое время барин и его слуга молчали. Тольский шел, понуря голову.
Кудряшу надоело молчать, и он обратился к своему барину с таким вопросом:
– - Куда, сударь, мы идем?
– - Идем мы, Ванька, на старую квартиру... Помнишь, на Остоженке, в переулке.
– - Это в том доме, где нечистая сила живет?
– - Вот и идем мы,
Кудряш широко раскрыл глаза от удивления: он ничего не знал о том поручении, которое дал Тольскому Викентий Михайлович Смельцов относительно своей молодой жены.
– - Погоди, Ванька, все узнаешь.
Тольский и Кудряш наконец подошли к тому дому на Остоженке, где они жили. Ворота по обыкновению были закрыты наглухо.
Надежда Васильевна и в минуту опасности не думала покидать свое жилище. Хотя дворецкий Иван Иванович и сторож Василий не раз предупреждали ее и советовали выехать из Москвы, чтобы не попасть в плен к французам, хотя об этом же ее просили стряпуха Фекла и горничная Лукерья, она не согласилась на это и категорически заявила:
– - Куда я поеду? Да и зачем?.. Я не боюсь французов. Если я в течение пяти лет сумела прятаться от здешнего дворецкого и сторожа, то смогу укрыться и от французов.
– - А если французы проклятые подожгут дом? Тогда как быть, барыня?
– - возразила ей старая стряпуха.
– - Ведь они, окаянные, прямехонько к Москве идут.
– - И пусть себе идут, а все же их в Москву не пустят. Впрочем, ты, Фекла, и ты, Луша, можете идти, куда хотите; я вас не держу.
Однако обе эти женщины не покинули своей госпожи: Фекле идти было некуда, а Лукерья была предана Надежде Васильевне и не хотела оставить ее одну в такое тяжелое время.
Надежда Васильевна не изменила своего порядка жизни и почти никуда не выходила. Единственным местом ее прогулок были двор и небольшой садик. От дворецкого и сторожа она теперь уже не пряталась и даже изредка заходила в домик дворецкого побеседовать с Иваном Ивановичем, а также со сторожем Василием.
Оба они решили остаться в Москве, не покидать дома и своей госпожи. Их, очевидно, французы не страшили, но зато крайне напугало появление Тольского. Василий настолько растерялся, когда, на резкий звонок отперев калитку, лицом к лицу столкнулся с неспокойным жильцом, которого едва выжил со двора, что прямо-таки оцепенел. На него просто нашел столбняк: он не мог произнести ни слова.
– - Здорово, дед! Что, не узнал, удивлен?.. Веди меня к своей госпоже... Ну что ты таращишь глаза?.. Или не разумеешь, что я тебе говорю? Видно, с перепугу?.. Вот чудак!
– - воскликнул Тольский и обратился к Кудряшу: -- Эй, Ванька, пойдем!
Они вошли во двор. Там находился Иван Иванович. Его удивление и испуг при взгляде на Тольского также были безграничны.
– - Здорово, старина! Узнал?
– - спросил у него с улыбкой Тольский.
– - Никак и на тебя, любезнейший, нашел столбняк?
– - Признаюсь, сударь, нельзя не удивиться! Ведь вы к нам точно с неба изволили свалиться.
– - И то, почти с неба. Ровно
три года не было меня в Москве.– - Так... А теперь, сударь, дозвольте спросить, зачем снова пожаловали?
– - На тебя, старче, взглянуть; о здоровье твоем справиться... Ну да шутки в сторону; веди меня, старик, скорее к своей барыне Надежде Васильевне, в мезонин.
– - К какой-такой барыне?
– - с удивлением воскликнул Иван Иванович, как бы не понимая приказания.
– - Пожалуйста, старик, не притворяйся удивленным. Я говорю: веди меня к жене своего барина, Викентия Михайловича Смельцова.
– - Как, сударь? Разве вы знаете?!.
– - Да, как видишь, знаю, кто пугал меня разными привидениями и пришельцами с того света, когда я квартировал здесь. Эти шутки выделывала твоя барыня со своими прислужницами, и ты, старый шут, очень искусно притворялся, будто ничего не знаешь, не ведаешь о том...
– - В ту пору ничего я, сударь, не знал и не ведал...
– - А теперь знаешь?.. Ну так веди меня скорее к Надежде Васильевне; у меня есть письмо ей от мужа.
– - И Тольский показал запечатанное письмо, на котором рукою Смельцова было написано, кому это письмо адресовано.
Иван Иванович узнал почерк своего барина и проводил Тольского до наружной двери, ведшей в мезонин. На стук дворецкого вышла Лукерья и спросила:
– - Что надо?
– - Доложи барыне, Надежде Васильевне, что ее желают видеть вот они, у них от барина есть к барыне письмо. Поняла?
– - проговорил дворецкий, показывая на Тольского.
Немало удивилась и Надежда Васильевна, увидев перед собою неожиданного гостя, и еще более удивилась, когда Тольский вручил ей письмо от мужа.
В течение всей своей затворнической жизни ни одного письма не получала бедная женщина от Викентия Михайловича, которого она считала для себя чужим: с ним все было порвано. И вдруг он написал ей письмо, в котором так заботливо и учтиво советовал ей, "ввиду грозящей Москве опасности от французов скорее собраться и выехать из города", который, наверное, будет взят врагами и предан огню и мечу.
– - Куда же я должна выехать?
– - прерывая чтение, спросила Надежда Васильевна.
– - Самым безопасным местом является Петербург; туда не посмеют французы со своим Наполеоном показать нос.
– - Я думаю, что и в Москву их не допустят.
– - Кто знает! Я слышал, что главнокомандующий, князь Кутузов, на совете в Филях решил сдать Москву без боя.
– - Пустое! Москву народ любит и едва ли отдаст ее в руки завоевателей.
– - В Москве слишком мало осталось жителей, и защищать ее теперь некому.
– - Боже, что же мне делать, что делать?
– - Последовать примеру многих. Это только вам и осталось. Викентий Михайлович поручил мне способствовать вашему скорому выезду. У меня есть порядочная сумма денег, которую по поручению Викентия Михайловича я должен передать вам на путевые расходы.
– - Когда же я должна выехать?
– - Чем скорее, тем лучше... Не дольше, как часа через два. Пожалуй, завтра будет поздно: опасность близка.
– - Стало быть, надо скорее распорядиться, чтобы наняли лошадей?