Русский американец
Шрифт:
Эти следы привели его к поляне, где находился стан людоедов.
Притаившись за деревом, Гусак подслушал разговор дикарей. Немного знакомый с их наречием, он понял, что дикари двух бледнолицых завтра съедят, и дал себе слово во что бы то ни стало спасти Тольского и его слугу.
В нескольких верстах от того места, где обитали дикари, устроили свое селение алеуты, ведшие еще первобытный образ жизни.
Алеуты были закоренелыми язычниками, и в то время даже намек на цивилизацию не проникал в их среду. Жили они на Аляске в самой глуши, скрываясь от европейцев в непроходимых лесных дебрях. Несколько алеутов перекочевали на
Сам происходя из таких алеутов, Гусак решил обратиться к ним за помощью, обещая за нее водку и табак, до которых алеуты были большие охотники.
– - Пойдемте войною на дикарей... Там я покажу вам ваших богов, и еще вы наберете много разной добычи, -- сказал он им и в конце концов добился согласия.
Алеуты подкрались и разбили дикарей; но они сами были тоже дикарями, и некоторые из них были не прочь полакомиться мясом бледнолицых, поэтому, чтобы спасти Тольского и его слугу от опасности быть съеденными, Гусаку пришлось выдать их за богов. Алеуты, по своему невежеству, поверили и пали перед Тольским и Кудряшом на землю.
– - Встаньте, боги милуют вас, -- как-то особенно торжественно проговорил Гусак ничком лежавшим алеутам.
Те, послушные его голосу, быстро встали и окружили Тольского со слугою, глядя на них со страхом.
– - Боги благоволят вам и хотят идти в ваше селение.
На эти слова Гусака алеуты ответили радостным воем и принялись кружиться в диком танце.
Тольский верил в честность и преданность старого Гусака и решился идти туда, куда поведут его алеуты.
Те, вдосталь наплясавшись, отправились к себе в селение, находившееся невдалеке от берега, и отвели Тольскому и Кудряшу лучший шалаш, убранный шкурами диких зверей. В этом же шалаше с ними поселился и Гусак.
Тольский был голоден и нуждался в отдыхе. Алеуты принесли им свежего хлеба с лучшей рыбой и стали прислуживать им, опустившись на колени.
После еды Тольский бросился на медвежью шкуру, постланную в шатре на земле, и скоро крепко заснул. Иван Кудряш последовал его примеру; не спал только один Гусак, решивший оберегать покой Тольского.
Благодаря тому, что Гусаку пришла счастливая мысль выдать алеутам бледнолицых -- Тольского и Кудряша -- за богов, им жилось не худо. Однако это обожествление и наивное поклонение недалеких разумом "детей природы" в конце концов надоели подвижному, беспечному Федору Ивановичу. К тому же его снедали скука и тоска по родине, и он стал думать, как бы ему перебраться с Аляски в Россию. Он не раз советовался об этом с Гусаком и со своим неизменным Кудряшом; но те не могли посоветовать ничего дельного. Наконец, через несколько недель пребывания у алеутов, он с полным отчаянием заявил своим спутникам:
– - Слушайте, Гусак и Ванька: если вы хотите, чтобы я жив остался, уведите меня скорее отсюда, иначе я убью сам себя. Разобью голову о камни или брошусь в море. Вести такую жизнь я больше не могу... Мне такая жизнь надоела... Лучше смерть!
– - Зачем убивать себя?.. По вашему христианскому закону это -- большой грех, -- возразил ему старый алеут.
– - Я и без твоих слов знаю, что грех. Но что же мне делать, когда меня тоска заела?
– - Зачем, бачка, тоска... Надо быть веселым.
– - А чему мне веселиться? Не тому ли, что я обманываю этих добрых, но глупых алеутов, представляя собою их бога? Еще
и еще повторяю, что так я больше не могу, и если вы не поможете мне отсюда убежать, то я покончу со своею жизнью.– - Да я ради вас готов хоть в огонь, хоть в воду, -- ответил Кудряш.
– - А только не знаю, как отсюда уйти, да и куда мы двинемся... Ведь если в глубь Аляски, пожалуй, опять попадем к дикарям-людоедам, если же к берегу, в селение, то как раз угодим в руки к губернатору.
– - Уж лучше пусть губернатор в тюрьму посадит, только играть постыдную комедию с алеутами я больше не намерен. Если вы не пойдете со мною, то я один уйду, убегу отсюда!
– - произнес Тольский.
– - Зачем, сударь, вы так говорить изволите!
– - укоризненно воскликнул Кудряш.
– - От вас я не отстану; куда вы, туда и я.
– - Я... я тоже, бачка, куда ты, туда и я. Твой город -- мой город, твоя земля -- моя земля...
– - Спасибо, Гусак, и тебе, Ванька, спасибо!.. Я знал, что вы в беде не оставите меня. Так вот знайте: я решил бежать не долее как этой ночью.
– - А куда, сударь, бежать-то?
– - К пристани, а оттуда как-нибудь проберемся, только добыть бы нам лодку.
– - Лодку, бачка, добыть не хитро... Я достану.
Гусак тотчас же пустился в путь, а к вечеру вернулся и сообщил, что ему удалось подготовить лодку. Было решено бежать.
Наступившая ночь была темной, мрачной и много способствовала побегу. Задувал с моря сильный ветер, сыпал мелкий и частый дождь; небо заволокли грозные тучи.
Ни Тольского, ни его спутников алеуты не запирали -- они пользовались полной свободой. Поэтому, никем не остановленные, они благополучно выбрались из селения и направились к берегу по тропе, ведшей густым вековым лесом. Никита Гусак шел впереди, так как хорошо знал дорогу.
Погони за ними не было, и благодаря этому они спокойно добрались до береговой пристани; тут у Гусака заранее была заготовлена лодка, и беглецы сели в нее, чтобы добраться до Ситхи и ждать там корабля, направлявшегося в Европу.
Кудряш и Гусак исправно работали веслами, так что их лодка неслась по проливу, отделявшему Ситху от Аляски, очень быстро. Погода мало способствовала их ночному плаванию: сильный ветер бушевал в проливе, и лодку перебрасывало из стороны в сторону, угрожая ежеминутно перевернуть ее вверх дном. Но смельчаки все же благополучно добрались до городской пристани.
Тихо, пустынно было в Новоархангельске, и какова же была радость Тольского, когда он увидал здесь небольшой корабль под русским купеческим флагом. Тольский как бы предвидел, что он отправляется в Европу, и не ошибся: корабль "Светлана", прибывший из Кронштадта по делам Российско-Американской торговой компании, через несколько дней снова должен был отплыть обратно.
– - Ванька, на этом корабле мы с тобой и, разумеется, с Гусаком отправимся на родину, -- радостным голосом сказал Тольский.
– - А если нас на корабле не примут?
– - Примут, Ванька, если мы хорошо заплатим капитану... Только вот что плохо: денег у меня немного
– - У меня, сударь, есть малая толика.
– - У меня тоже, бачка, деньга водится, -- произнес старый алеут.
– - У меня есть золото, кусок золота!
– - И Гусак вынул из кармана самородок фунта в два, тщательно завернутый в тряпку.
Невольный крик удивления вырвался из груди Тольского.
– - Да ведь это -- целый капитал! Где ты взял, Гусак?