Русский флаг

Пока Завойко прощался с семьей, в совете были высказаны опасения, сумеют ли защитники порта отразить нападение.

Поручик Гезехус, назначенный командиром Озерной батареи, строительство которой все откладывалось, был в дурном настроении. Белесый, с глазами навыкате, он, как обычно, начал заикаться от волнения.

– Батареи номер шесть не существует, господин капитан-лейтенант, доложил он.
– Свезены пушки, и только... К-какие пушки? Четыре восемнадцатифу-фун-товые, лю-лю-безно предоставленные капитан-лейтенантом Васильевым. Батарея не имеет вала. Абсурд! У наших людей кремневые ружья, заряжающиеся с дула. Бьют на триста шагов. А неприятель?
– Гезехус выразительно поднял плечи и развел руками.

– Для нас б-будет...

– Вы предлагаете сдаться?
– оборвал его Изыльметьев.

Мровинский сжал до боли в суставах сплетенные руки. Капитан "Авроры" сегодня злил его. Нехорошо прерывать человека, которому и без того трудно говорить. Всегдашняя замкнутость Изыльметьева нравилась Мровинскому, за нею виделись ему непременно привлекательные черты. Сегодня Изыльметьев переменился: чувствовалась какая-то грубоватость и прямолинейность, прежней хмури как не было.

– Я готов д-драться, не щадя своей жизни!
– Гезехус опустил руки по швам и стоял навытяжку.
– Надобно возводить несуществующую б-батарею.

Испытывая вспыхнувшую неприязнь к Изыльметьеву, инженер-поручик Мровинский заговорил бесстрастно, суховатым голосом педанта:

– Отсутствие нарезных ружей неизбежно скажется на обороне. В этом нельзя сомневаться. Уже около ста лет в Камчатку посылают только те ружья, которые негодны к делу. Хорошей артиллерии мало. Некоторые пушки скорей сделают вред нашей прислуге, чем неприятелю. Несчастный, безответный край...
– Впервые за три недели жизни в Петропавловске, без сна, без отдыха, он почувствовал смертельную усталость, граничившую с апатией.

Офицеры впервые видели Мровинского в сапогах, покрытых известковой пылью, в измятом мундире, впервые заметили по вспотевшей голове инженер-поручика, сколько трудов стоило ему укрывать растущую лысину длинными прядями волос. А он продолжал методично, словно испытывал терпение Изыльметьева:

– В Петербурге, вероятно, сочли бы преступной расточительностью то обстоятельство, что в Петропавловске ныне собрано около девятисот штыков, ровно столько, сколько должно быть матросов в одном только сорок седьмом флотском экипаже.

– Вы уклоняетесь от предмета, - нетерпеливо заметил Изыльметьев.

– Напротив, - спокойно возразил инженер и бросил на капитана неприязненный взгляд.
– Необходимейшего для батарей материала - леса нет. Железные цистерны вместо пороховых погребов - затея рискованная, но вынужденная. На кошке и перешейке устроены ядрокалильные печи, однако орудийная прислуга по своей неопытности едва ли сумеет ими пользоваться. На батарее номер семь, у подножья Никольской горы, еще ведутся работы; не все закончено и на трех других батареях. Что касается Озерной, господин Гезехус прав, согласно правилам фортификации этой батареи вовсе не существует.

Изыльметьев нетерпеливо поднялся.

– Что вы предлагаете?
– спросил он.

– Если последует приказ о приготовлении к бою, предлагаю срочно закончить самое необходимое.
– Большие веки инженера устало опустились. Для Озерной батареи мы не успеем насыпать мешки землей, прошу дозволения на использование готовых кулей с мукой, привезенных "Святой Магдалиной". Мера крайняя, но при благоприятном исходе мука вернется в магазин; в противном случае она все равно попадет в руки неприятеля в качестве трофея...

Вернулся Завойко и занял свое место за столом.

– ...Вот, в сущности, и все, - кончил Мровинский.

Дмитрий Максутов напомнил, что в порту имеется ничтожный запас пороха, по тридцати семи зарядов на каждое орудие, учитывая пороховые ресурсы "Авроры" и "Двины".

– Потребуются выдержка и хладнокровие. Беспорядочная пальба для устрашения неприятеля может привести нас к гибели. Артиллеристы должны стрелять только по достижимым целям, это непременное условие отражения, сказал он.

Предложение Мровинского показалось Изыльметьеву удачным. Дмитрий Максутов тоже говорил дело, командирам батарей нужно без конца твердить о скудных запасах пороха. В азарте боя и не заметишь, как останешься без пороха, особенно если командиры еще не были в настоящем бою. Но речи офицеров оставляли чувство досады, в них не было подъема, даже у Дмитрия Максутова.

Капитан бросил взгляд на Василия Попова. Мичман поспешно встал, хотя минуту назад он решил не говорить. Он волновался, хмурил светлые метелочки бровей и морщил выпуклый, отчетливо разделенный на полушария лоб. Под маленькими каштановыми усами по-мальчишески топырилась губа. Попов говорил короче других, с напряженной отчетливостью:

– Я счастлив и горд, господа, павшим на меня выбором, назначением на батарею номер четыре у Красного Яра, именно потому, что понимаю исключительную трудность обороны...

Пастухов с благодарностью взглянул на друга. Он нетерпеливо ждал, когда же раздадутся настоящие слова, и радовался, что их произнес застенчивый Попов.

После Попова атмосфера военного совета изменилась. Завойко живо наблюдал за энергичными жестами Изыльметьева, которого он еще не видел таким деятельно уверенным и живым. Даже Александр Максутов, слушая лейтенанта Гаврилова и капитан-лейтенанта Коралова, с удивлением находил в себе такой неожиданный интерес к подробностям, будто он не два месяца назад, а только что приехал в Петропавловск.

Дошел черед и до Изыльметьева.

– Нынешний совет произвел на меня дурное впечатление, господа, начал он, придирчиво оглядывая всех офицеров.

В этот момент снова ударил набат - настойчиво, громче прежнего. Он врывался в окна гостиной вместе с нагретым воздухом полудня.

– Да, дурное, - повторил капитан убежденно и продолжал, стараясь пересилить звуки набата:

– Хватит нам шаркать ножками перед англичанами и самих себя вводить в опаснейший обман относительно морского всемогущества Британии. Мы были в Портсмуте, стояли бок о бок с неприятелем у берегов Америки. Видели их корабли, хорошо снаряженные, нарядные, многолюдные. Но в этом больше сытости, довольства, чем мужества и благородного самоотвержения, которыми наш матрос превосходит всех матросов мира. Может быть, недалек тот час, когда история скажет, что британский флот в упадке, несмотря на все внешнее великолепие. Уже и лондонские газеты требуют очистить флот от бездарных офицеров, от людей, одной лишь протекции обязанных своей карьерой, а мы по-прежнему твердим о превосходстве британского флота! Полно, стыдно! Они превосходят нас числом кораблей, числом пушек, числом матросов, но русского матроса я за троих не отдам.

Изыльметьев заключил, сопровождая каждую фразу ударом кулака по столу:

– Сдачи порта ни в коем случае быть не может. Если неприятель прорвется в город, я с фрегата буду продолжать пальбу. В последней крайности взорву фрегат. Русский флаг не достанется врагу!..

Распахнулась дверь, и в комнату вбежал Губарев.

– Ваше превосходительство, - доложил он, тяжело переводя дыхание, - в губу вошел пароход... под американским флагом...

Офицеры невольно оглянулись на Тироля. Неужели он оказался прав в своем предположении и им предстоит не кровопролитная борьба на артиллерийских бастионах с англичанами и французами, а мирная встреча с эскадрой командора Перри?