Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
Стороженко повел присоединение к православию очень успешно. К нему уже забегают ксендзы даже из Виленской губернии и стараются договориться, чтобы им было то же, что и Гирдвойну, т. е.
1) ферма;
2) 300 рублей пенсии;
3) 300 рублей на обзаведение;
4) медаль за усмирение польского мятежа, а может, и Станислав 3 ст[епени];
5) моральная поддержка.
Стороженко верно попал в цель, поставив [условием], что все эти благополучия даются лишь тогда, когда ксендз присоединяет с собою и приход. Оттиски нужны Стороженко, чтобы огласить между ксендзами честь и поддержку, сделанные Гирдвойну [1322] .
1322
РО РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 255. Л. 5–5 об. (письмо от 11 октября 1867 г.).
Стороженко и вправду без устали хлопотал о материальном поощрении Гирдвойна и его последователей. Если протеже Хованского Стрелецкому пришлось целый год ожидать назначения, в придачу к жалованью, обещанной пожизненной пенсии (300 рублей в год), то о такой же привилегии Гирдвойну и всем другим ксендзам, присоединяющимся к православию с приходом, Баранов, с подсказки Стороженко, писал в Синод уже через несколько дней после освящения церкви в Ляховичах. В благовидной трактовке Баранова это пособие представало скорее компенсацией убытков, нежели новым источником доходов: без него новоявленный православный священник, довольствуясь казенным окладом, будет получать «несравненно менее», чем те, по большей части неблагонадежные, ксендзы, которые оставались за штатом вследствие упразднения их «вредных» костелов. Этим последним, согласно высочайшему повелению от 14 апреля 1867 года, сохранялось прежнее казенное содержание. (Отметим попутно, что типичное для «конфессионального государства» воззрение на священника как государственного служащего имело для ксендзов, ставших жертвами католикофобии, положительные последствия: их не пускали по миру.) Через несколько месяцев обер-прокурор Синода Д.А. Толстой утвердил пенсию Гирдвойну и поручился за то, что Синод «не оставит без пособий» и других священников, обратившихся из католицизма [1323] .
1323
LVIA. F. 378. BS. 1867. B. 1157. L. 38–39, 58–58 ар. (отношение
Пенсия служила важной, но не единственной приманкой. В конфиденциальной переписке друг с другом и с самим Барановым обратители не скрывали, что делают главную ставку на материальные побуждения ксендзов к принятию православия, а потому заинтересованы в сотрудничестве или со стяжателями, или с бедняками. За Ляховичами пришел черед Новомышского прихода, «самого влиятельного в Новогрудском уезде». Удалив властью генерал-губернатора местного ксендза Пухальского («Экстренно и самонужнейше прошу Ваше Превосходительство, во имя Бога и истины, доложите Графу, дабы Обер-Иезуита Ново-Мышского Ксендза перевели на другой приход, он окончательно зловреден нашему святому делу», – молил Стороженко мировой посредник М.Н. Алмазов), обратители заменили его викарием соседнего прихода Михаилом Ясевичем. Вот как в рапорте Баранову от 10 октября 1867 года Стороженко излагал резоны в пользу этой комбинации: «Ясевич получает в год содержания всего 40 р., и его очень соблазняет сан священника, сулящий ему великие и богатые милости, с избытком излитые на Гирдвойна». Алмазов, как раз и предложивший эту кандидатуру, поднимался в своем оптимистическом прогнозе до социологического обобщения: Ясевич – викарный (каковым, кстати, был и Гирдвойн до назначения в Ляховичи), а викарные, «угнетаемые ксендзами и их любовницами ахмистринями (sic! – М.Д.)… окончательно чувствуют отвращение к католицизму и при первой ласке и повышении чрез нас делаются сочувствующими правительству, а при умении, терпении и ловкости ладить с ними готовы перейти в православие» [1324] . Идея об опоре на викариев, этот, как иногда говорили, «пролетариат» клира, впоследствии будет время от времени всплывать в правительственных дискуссиях о политике в отношении католицизма [1325] .
1324
Ibid. B. 1380. L. 1, 8, 14, 16 ар. – 17 (доклад Стороженко Баранову от 19 сентября 1867 г., письма Алмазова Стороженко от 24 и 29 сентября 1867 г., письмо Стороженко Баранову от 10 октября 1867 г.).
1325
С должности викария начал в 1868 году свою карьеру русификатора дополнительного католического богослужения минский ксендз Фердинанд Сенчиковский (см. гл. 10 наст. изд.).
О пожаловании обратившимся из католицизма священникам казенных ферм (видимо, на правах долгосрочной аренды) Стороженко ходатайствовал перед Барановым настойчиво и даже с некоторым злорадством. Похоже, посулы раздачи ферм вызывали в его воображении некий водевильный тип ксендза, капитулирующего перед искусом мирского благополучия. В одном из служебных рапортов Баранову Стороженко неожиданно сбивается на игривый тон публицистической сатиры:
Для большей приманки ксендзов в православие необходимо как можно поскорее назначить о. Антонию Гирдвойну ферму. Ксендзы очень любят заниматься хозяйством, плодить домашнюю птицу и в особенности свиней. И в самом деле, сколько прелести в этих фермах!.. Во время досуга св. отец уединяется в свою пустынь и предается там религиозной медитации. В его домике так всё вьютно, особенно в спаленке, где большая часть времени посвящается молитве. Хозяйством его заведывает молодая женщина с роскошными формами, на огороде работают смазливые девки, кругом гуси, утки, куры, индюшки и откормленные свиньи с поросятами; а сколько еще плодов земных и временных. Перед такими картинами довольства стушевывается и самая Римская непогрешимость!
Если последует Высочайшее соизволение на назначение пожизненной пенсии Гирдвойну, то об этом нужно будет немедленно заявить для всеобщего сведения по Сев. Зап. краю. Виленских ксендзов очень интригует это обстоятельство [1326] .
Поднимая вопрос о земельных пожалованиях, обратители пристегивали к механизму кампании собственные корыстные интересы. Тирада Стороженко о ксендзах-свиноводах – это не только сатирический экзерсис, но и вопль стяжательской лирики [1327] . Именно в конце 1867 – начале 1868 года он домогался у генерал-губернатора пожалования двух «фольварков» в Слуцком уезде. Аргументы в пользу такой награды варьировались в зависимости от оценки своих шансов в конкуренции с другими претендентами. Сначала речь шла о чем-то вроде исторической справедливости: в лице Стороженко можно осчастливить славный малороссийский род, «один из предков которого, прилуцкий полковник Иван Стороженко после битвы под Кумейками в 1637 г. вместе с гетманом Полуруссом был четвертован в Варшаве». Не получив отклика на просьбу, Стороженко заменяет этот несколько отвлеченный довод деловитым уведомлением: «главная моя цель… устроить точку опоры в Мин[ской] губ[ернии] для окончания начатого, т. е. доконать латинство до крайних пределов возможности» [1328] . А месяцем раньше его самого просил замолвить словечко нужным людям верный Алмазов: «В юности моей, как маменькин сынок, расстроив свои средства, я обрек теперь себя службе, трудам и карьере, а где же может быть честнее и полезнее служба дорогому моему отечеству, как не в этом крае. Страдая честолюбием, не скрою, что и награды лестны мне». Миссионерские заслуги позволяли Алмазову надеяться «купить именьице» на льготных условиях в Слонимском уезде [1329] . Словом, у обратителей имелись все основания огорчаться тем, что Баранов без энтузиазма отнесся к проекту наделения фермами сотрудничавших с ними ксендзов.
1326
LVIA. F. 378. BS. 1867. B. 1380. L. 14 ар. – 15 ар. (письмо Баранову от 10 октября 1867 г.). В конце декабря 1867 года, донося о новых успехах миссионерства, Стороженко заклинал: «Одно, что необходимо в настоящее время, это выхлопотать поскорее пожизненную пенсию и давать фермы тем ксендзам, которые с приходом присоединятся к Православию. Без этого мы не привлечем на свою сторону ксендзов, которые всеми силами готовы теперь помогать нам» (Ibid. BS. 1867. B. 1157. L. 56 ap. – 57).
1327
В полную силу аппетит на конфискованные и секвестированные у польских землевладельцев имения и отобранные у прежних арендаторов казенные фермы разыгрался у местных чиновников именно при Баранове. О виленской «кухне» распределения разрешений на льготное приобретение имений и ферм можно немало узнать из сохранившейся частной переписки П.А. Черевина, заведовавшего при Баранове службой по укреплению «русского землевладения» в крае (см. в особ.: РГИА. Ф. 1670. Оп. 1. Д. 15 – собрание писем и телеграмм по этому вопросу; Д. 22 – письма Н.А. Зубкова П.А. Черевину). По сведениям Б.М. Маркевича, в начале 1867 года виленские советники Баранова, в том числе имевший репутацию темного дельца Н.А. Деревицкий, разработали проект выкупа «польских» имений приехавшими в край русскими чиновниками на условиях чрезвычайно выгодного кредита, с возможностью последующего обмена на равноценные угодья и леса в великорусских губерниях (ОР РГБ. Ф. 120. К. 7. Ед. хр. 31. Л. 23–23 об. – письмо Каткову от 19 марта 1867 г.). Можно предположить, что именно эта затея, близко граничившая с аферой, ускорила принятое на высшем уровне в июне 1867 года решение о закрытии Товарищества приобретателей имений в западных губерниях (откуда должны были выдаваться целевые ссуды) и передаче числившейся за ним суммы в 5 миллионов рублей Обществу взаимного поземельного кредита, преимущественно аристократическому по составу учредителей. Подробно исследовавшая этот сюжет А.А. Комзолова считает одной из главных причин этой операции изначальную незаинтересованность партии «космополитов», прежде всего П.А. Валуева, в вытеснении из края польских магнатов и замене их землевладельцами из Великороссии (Комзолова А.А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае. С. 220–225). По моему мнению, позиция Валуева и его единомышленников отразила объективные трудности, на которые наталкивалась колонизация края предприимчивыми помещиками из Великороссии в условиях военного положения и чиновничьего произвола.
1328
LVIA. F. 378. BS. 1864. B. 1331a. L. 59–59 ар.; 1867. B. 1157. L. 57–57 ap. (письма Стороженко Баранову и Деревицкому от 30 ноября и 26 декабря 1867 г. соответственно). Когда стало ясно, что кампания массовых обращений лишается поддержки генерал-губернатора, Стороженко заговорил надтреснутым тенором утомленного службой и непритязательного старика. Возобновляя в письме Черевину ходатайство о ферме, он просил не оставить содействием «старого драбанта, прослужившего, как Вам известно, в крае 5 лет верою и правдою. Как-то совестно будет перед добрыми людьми и перед самим собою, если в этом угощении обнесут меня чарочкой» (Ibid. 1868. B. 2537. L. 1–1 ap. – письмо от 4 февраля 1868 г.). Судя по посвященному кадровым переменам в Вильне весной 1868 года фельетону, в одном из героев которого легко узнается Стороженко, мечта последнего о ферме стала притчей во языцех в Вильне (Лунин. Вильна. Апрель и май. Картинка с натуры // Современная летопись. Воскресные прибавления к «Московским ведомостям». 1868. № 20. 9 июня. С. 3). В конце концов А.Л. Потапов, увольняя Стороженко в отставку, предоставил ему на льготных условиях выкупа участок в 550 десятин в Брестском уезде, а позднее Стороженко удалось получить по соседству с этим малодоходным участком маленькую ферму Тришин, где он и прожил последние годы жизни. Из отзывов посещавших его там родственников и знакомых видно, что по благоустройству и уюту эта холостяцкая усадьба вполне могла сравниться с рисовавшейся его воображению в 1867 году ксендзовской «пустынью» (LVIA. F. 378. BS. 1868. B. 2537. L. 7 – письмо Стороженко Потапову от 7 августа 1869 г.; Стороженки. Фамильный архив. Киев: Типография Г.Л. Фронцкевича, 1902. Т. 1. С. 495–497).
1329
LVIA. F. 378. BS. 1864. B. 1331a. L. 70 ap., 71 ap.
Стороженковская команда не знала того дискомфорта, который был все-таки не чужд некоторым обратителям, использовавшим ранее рычаги государственной власти для нажима на католиков. Стороженко чувствовал за собой право на насилие и с гордостью писал об этом самому генерал-губернатору (не забудем, лютеранину): «Читая историю истязаний и угнетений православного люда (в Речи Посполитой. – М.Д.), всяким русским, православным овладевает такое негодование, что если бы возвращение окатоличенных в лоно православия и сопровождалось крутыми мерами, то и тогда они не возмутили бы совести самых умеренных
людей». С не меньшей гордостью он сообщал, что Гирдвойн «беспощадно присоединяет медведовских (прихожан Медведичского костела. – М.Д.) к православию» [1330] .1330
Там же. L. 64, 58 («Возражения на записку Виленского губернатора» от 17 ноября 1867 г. и письмо Баранову от 30 ноября 1867 г.). Учитывая, что Стороженко являлся поклонником творчества Н.В. Гоголя, можно было бы попытаться соотнести его упоение «обратительским» насилием и зачастую циничное отношение к духовенству обоих вероисповеданий с тем спиритуалистическим бунтом против конфессиональной (равно католической и православной) церковности, который М. Вайскопф прочитывает в ряде гоголевских произведений, в частности в «Тарасе Бульбе» (Вайскопф М. Птица-тройка и колесница души: Работы 1978–2003 годов. М., 2003. С. 174–178). Однако доступные мне источники не позволяют проникнуть столь глубоко в психологию организатора массовых обращений. Можно по крайней мере утверждать, что Стороженко охотно обыгрывал свое внешнее сходство с хрестоматийным обликом удалого запорожца.
При такой установке организаторы обращений на местах не изощрялись в выборе методов убеждения прихожан. Разумеется, пропагандистской задачей оставалось изображение переходов в православие как добровольных, стимулированных духовным авторитетом миссионера. В очерке о торжестве в Ляховичах Стороженко описывает восторг, овладевший толпой при виде Гирдвойна в облачении православного священника: «Когда, по окончании литургии, он вышел из церкви, крестьяне окружили его, целовали руки, полы его рясы и с криками “ура” подняли и понесли в дом церковного причта, напор толпы был так велик, что поломал деревья и повалил плотный деревянный забор…» [1331] . К чему напрасный скептицизм: в праздничной атмосфере такой жест ликования вполне возможен. Да и вообще, богатый «улов» в Ляховичах обеспечила обратителям хотя и секулярная по своей природе, но, скорее всего, искренняя тяга крестьян к власти, сумевшей – в данной местности и на данном отрезке времени – подать себя так эффектно. Однако неслучайно у наблюдавших все эти сцены в Ляховичах жандармских офицеров возникли сомнения насчет сведений Гирдвойна о численности бесповоротно присоединившихся (2500 душ). Зацепка для такого сомнения отыскивается даже в письме Стороженко, сердито опровергавшем жандармскую версию о завышении цифр. Словно бы мимоходом он признавал, что в день освящения церкви «из числа присоединившихся приобщались Св. Таин немногие, хотя исповедников (т. е. исповедующихся. – М.Д.) было около 200 душ; но по случаю огромного стечения народа и продолжительного священнодействия не успели все приобщиться» [1332] . Понятно, что на празднике с накрытыми столами было чем заняться помимо исповеди и приобщения Св. Тайн, но, даже с поправкой на этот мирской соблазн, не кажется ли, что несколько десятков причастившихся – маловато для собрания искренних (если искренних) неофитов в 2500 человек? [1333]
1331
Стороженко [А.П.]. Освящение церкви в местечке Ляховичах. С. 16.
1332
LVIA. F. 378. PS. 1867. B. 500. L. 7 ap. (письмо Стороженко М.М. Яковлеву от 19 октября 1867 г.). Сигнал тревоги, на который пришлось реагировать Стороженко, поступил от минского жандармского начальника Штейна: тот, основываясь на данных о причастившихся, заключил, что в донесении минского губернатора об освящении церкви в Ляховичах число присоединившихся к православию завышено на 1311 человек (Ibid. L. 1–2 – донесение Штейна генерал-губернатору Баранову от 5 октября 1867 г.).
1333
К примеру, в апреле 1866 года на аналогичном торжестве в местечке Смиловичи Игуменского уезда архиепископ Михаил лично причастил около 300 из 1030 присоединившихся (Ibid. BS. 1864. B. 1331a. L. 1–2 ap.).
Миссионерская работа Гирдвойна вне рамок подобных торжеств, так сказать, «в поле», шла ни шатко ни валко. Несмотря на семь месяцев «ежедневного труда и размышления», предшествовавших принятию им православия, новоиспеченный миссионер оказался «не в состоянии… скоро изучить устав и священнодействие Православной церкви», так что «в помощь» ему назначили состоявшего при архиерейском доме игумена Серапиона, который также обучал детей закону Божьему и церковному пению в приходской школе. (Как ясно из губернаторской переписки, нужда в таком «суфлере» при Гирдвойне не отпала даже спустя два года, когда выплата Серапиону оклада из экстренной суммы прекратилась и он «пришел в совершенную крайность» [1334] .) Будучи, таким образом, свободен от значительной доли литургических и пастырских обязанностей, Гирдвойн, в сопровождении Алмазова или еще какого-либо светского должностного лица, ездил по католическим селениям в поисках кандидатов в неофиты. В сущности, православный священник выполнял функцию секулярного агента власти по перерегистрации конфессиональной принадлежности. Избранная стороженковской командой тактика массового обращения состояла в том, чтобы, выявив по метрическим книгам «долженствовавших» исповедовать православие, взять с них подписки о присоединении, удалить ксендза и наиболее приверженных католицизму мирян, закрыть костел как «вредный» для православия (нашлись же при нем «совращенные в латинство»!) и оформить его переделку в православный храм – якобы во исполнение желания большинства прихожан [1335] . Однако Гирдвойн не был готов утруждать себя не то что религиозным собеседованием, но и просто разговором с крестьянами, о чем свидетельствуют его рапорты Стороженко. В этих депешах, написанных плохим русским языком, заученные жалобы на происки «фанатиков» перемежаются с угодливыми просьбами подсобить «миссионерству» закрытием костела. В местечке Дарево, центре крупного католического прихода в Новогрудском уезде, Гирдвойн, как и полагалось по инструкции Стороженко, проштудировал метрические книги, но не на всех католиков предъявленная документация произвела впечатление: «…одной [семье] открыл я метрику бракосочетания в Дареве, что жена православна[я] и православны[й] священник венчал. Позвав, я объявил им, они отвечали, что мы дали клятву ксендзу никогда не быть православными и дети наши чтобы не были. Вот до какой степени волнует и ложно уверяет польско-ксендзовский фанатизм мирян». В Медведичском приходе (Слуцкий уезд) тоже не получалось действовать своими силами: «…из крестьян Медведицкого прихода многие говорят, скоро только не будет костела, то мы будем православными. Осмеливаюсь затем Вашего Превосходительства, как Русского деятеля и покровителя моего, покорнейше просить похлопотать у Графа, а снисходительное Его Сиятельства сердце благоволят (sic! – М.Д.) приказать закрыть Медведицкий костел…». Как уже сказано выше, в феврале 1868 года при активном участии Гирдвойна было сфабриковано прошение от имени 1128 католиков Медведичского прихода о переделке костела в православную церковь [1336] .
1334
Ibid. BS. 1867. B. 1157. L. 40, 119, 120 (отношения губернаторов Шелгунова и Касинова и и.д. губернатора Никотина от 14 сентября 1867 г. [Баранову], 13 ноября 1868 г. и октября 1869 г. [Потапову] соответственно).
1335
Вот какую последовательность действий намечал Стороженко в отношении Новомышского прихода в сентябре 1867 года: «1) Пересмотреть метрические книги и всех совращенных в латинство, на основании существующих постановлений, отправить на увещание к православному священнику. 2) Настоятеля Новомышского костела… рьяного фанатика, паписта и патриота, перевести в другой приход. 3) Новомышского прихода православный священник, запальчивый и корыстолюбивый, служит главной помехой успешному присоединению к Православию; губернатор и благочинный в Ляховичах, в моем присутствии, просили преосвященного Михаила перевести его в другой приход. …4) Необходимо также выселить из края крестьянина Новой Мыши Ксаверия Викентьева Жуковского, человека вредного, фанатика, распускающего самые нелепые слухи для поддержания и волнения присоединившихся к православию» (Ibid. B. 1380. L. 1–1 ap.).
1336
Ibid. BS. 1864. B. 1331a. L. 81–81 ар. (рапорт Гирдвойна б.д. [январь 1868 г.]). Разумеется, немало католиков платили Гирдвойну ненавистью. Пример – ругательное письмо от неустановленного лица, полученное в октябре 1867 года: «Да наградит вас московский хан, Богом и людьми проклятый тиран, помазанник сатаны; да примет вас, аки возлюбленных чад своих, в свои объятия глава вашей казенной веры его мрачность сатана, во царствии своем, за отступничество и цареугодие ваше» (Ibid. PS. 1867. B. 441. L. 6).
Так же непринужденно, как и Гирдвойн, к прямому административному вмешательству в религиозные дела призывал Алмазов. В ноябре 1867 года он победоносным тоном извещал Стороженко об осуществлении долгожданной замены настоятеля в Новомышском приходе:
Наконец злоиезуитский пропагандист Пухальский переведен. Вы не можете себе представить, какою он тут действовал силою и влиянием – все паны осиротели и… говорят, что это был святой Апостол и держава католицизма. Я очень рад его истреблению… Мой Ясевич на днях должен вступить в Новую Мышь. Что Ясевич благонадежен, в этом я не сомневаюсь, но досадно, он не так глуп, как бы мне хотелось, Шполовский (первоначальный кандидат. – М.Д.) глупее его… Мои глаза не будут спущены с Ясевича, я зорко буду следить за исполнением его обещаний, и если что не так, так сейчас же напишу к Вам.
Приходило ли обратителю в голову, что замена почитаемого паствой священника марионеткой администрации может отрицательно сказаться на отношении населения к самой власти? Погоня за новыми тысячами «присоединенных» позволяла не отягощать себя такими соображениями. Прожекты Алмазова простирались теперь уже на Гродненскую губернию. Он делился со Стороженко информацией о Дятловском (Дзенцёльском) приходе в Слонимском уезде, где предположительно было много «латинизантов» (там-то Алмазов и присмотрел себе «именьице»): «…ответ (слонимского уездного предводителя дворянства Извекова. – М.Д.) устрашителен: 12 т. душ католиков, ксендз фанатик заклятый, [православный] священник беспечный и не сочувствующий. Общее наше желание и необходимость – это уничтожить ксендза. …Меня интересует Новая Мышь, которая весною падет, но так как я предан делу, то после падения Мыши охотно вызываюсь быть переведенным в Слонимский уезд, где находятся Дзенциолы» [1337] .
1337
Ibid. BS. 1864. B. 1331a. L. 68–68 ар., 71 ар. (письмо Алмазова Стороженко от 21 ноября 1867 г.).
Батальная риторика обратителей, спустя полтора столетия звучащая, пожалуй, комично, но в то время чреватая совсем неприятными для католиков последствиями, имела не только эмоциональное, но и концептуальное значение. В дополнение к приведенным выше («Новая Мышь весною падет»), процитирую еще несколько ее образчиков. Стороженко рапортовал Баранову 10 октября 1867 года:
Как видно из получаемых сведений, православие в Минской губ. всё идет crescendo и crescendo. Ксендз Кошко с приходом (165 дворов) присоединяется к православию, ксендз Оношко предлагает свои услуги в Копыле, к[сендз] Петровский в Борисовском уезде… Здаются (sic! – М.Д.) и остальные католики. Латинство видимо разлагается и лезет со всех сторон в православие.