Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие
Шрифт:
Автор произведения (в первую очередь романист) набрасывает, как писал критик, «на голову читателя литературную сеть» (70). И средства достижения художественной цели – с учетом различных социальных адресатов – у разных авторов должны и будут отличаться друг от друга. Адресат и способы набрасывания «литературной сети» в свою очередь определяются «родом таланта, свойственным каждому из авторов, его художническими способами» мировидения (60).
Критик ратовал за глубину освещения действительности, будучи убежден, что «неполному знанию» не поможет и «поэтическое прозрение»: это будет «литературная игра, как идиллия или другие литературные ремесла» (97). Иными словами, незнание или непонимание авторами того пласта жизни, который они собираются изобразить, Анненков определял как идиллию. Так, анализируя произведения Писемского, критик подчеркивал, что идиллия «служит готовым балластом для наполнения тех пустых мест, которые остаются от недостаточности положительных
206
Авдеев Михаил Васильевич (1821–1876) – русский писатель, автор повестей и романов.
Анненков никогда не был категоричен, предпочитая размышления, рассуждения, предположения. Так, критик писал: «естественный быт вряд ли может быть воспроизведен чисто, верно и с поэзией, ему присущей, в установленных формах нынешнего искусства, выработанных с другою целью и при других поводах. Первые, основные правила изящного здесь не находят приложения целостного, а только допускается приложение их урывками, по кускам и случайное; хитрые подзаголовки, обычные иллюзии искусства, принятие всеми по всеобщему соглашению и не возбуждающие при других случаях ни малейшего возражения, здесь становятся ложью, обманом, иногда чудовищностию» (98). В результате, общий вывод Анненкова звучал следующим образом: «Какой вид будет иметь свежая, оригинальная форма простонародного рассказа, мы не знаем. Это уже настоящее дело и тайна тех самых даровитых писателей» (98–99). Критик указывал: «Статься может, что вместе с новой формой появится и содержание, которое не станет нуждаться в пояснениях со стороны, потому что все пояснения уже будут находиться в нем самом» (99).
Вместе с тем в произведениях «натуральной школы», замечал критик, есть «несколько образцовых вещей» (60), которые созданы Тургеневым, Писемским, Григоровичем. Достижения школы Анненков связал с умением авторов видеть «внешнюю физиономию простолюдина», описать «обычаи, привычки его», изложить «формальные его отношения к другим людям» и уловить «характеристические частности его быта и природы» (60).
Произведения высокого искусства существуют и живут по своим достаточно жестким законам. Так, аксиомой современной науки в понимании жанра романа является указание на особый статус героя – личность и на такие характеристики героя, как развитие его характера и самосознания. Эту мысль более полутора столетий назад высказывал и Анненков: «роман требует строгой последовательности и правильного развития характеров. Для успеха романа надобно, чтобы каждое его лицо в каждую минуту было верно самому себе». При этом критик уточнял: «Так создавались все хорошие романы в Европе» (63). Справедлива и мысль Анненкова о том, что «в самых противоположностях, доступных искусству, живет еще закон математической пропорции» (70). Речь идет о том, что не может быть «голого противопоставления несоединимых вещей»: добро – зло, черное – белое, «развитая образованность и грубое ее отрицание» (70).
Статья «Характеристики: И.С. Тургенев и Л.Н. Толстой» [207] (Современник, 1855) также насыщена значимой литературоведческой проблематикой. В первую очередь это погружение в вопросы художественности. Цель статьи сформулирована как стремление «открыть и уяснить <…> художнические привычки писателя, его сноровку и своеобычный образ исполнения тем», поскольку «это самая поучительная и самая важная часть во всяком человеке, посвятившем себя искусству» (104).
207
Первоначальное заглавие «О мысли в произведениях изящной словесности (Заметки по поводу последних произведений гг. Тургенева и Л.Н. Толстого)».
Выбор творческих индивидуальностей и сопоставительные аспекты аналитического разбора обусловлены констатацией того, что произведения Тургенева и Толстого близки: в них есть мысль (100). В этой связи Анненков сосредоточился на одном из важнейших проблемных узлов теоретического литературоведения — как воплощается мысль в искусстве и в чем состоит специфика словесного искусства. Автор аналитической статьи справедливо подчеркивал: «Под видом наблюдения за значением и внутренним достоинством произведения большею частию предъявляют требования не на художественную мысль, а на мысль или философскую, или педагогическую. С такого рода мыслями искусство
никогда иметь дело не может» (116–117).С этим суждением следует согласиться. Современная литературоведческая наука в качестве одного из своих оснований актуализирует представление о том, что принципом и формой существования в произведении искусства идеалов художника (социальных, исторических, национальных, религиозных, морально-нравственных и проч.) являются эстетический идеал и его претворение в образной ткани произведения. Анненков справедлив и в определении того, что, помимо специфики искусства в целом (т. е. образности), существует и специфика каждого отдельного вида искусства. Критик писал: «Известно, что каждый из отделов изящного имеет свой круг, свой цикл идей, нисколько не сходных с идеями, какие может производить до бесконечности способность рассуждения вообще. Так, есть музыкальная, скульптурная, архитектурная, а также и литературная мысль. Все они обладают качествами полной самостоятельности» (117).
Произведения словесного искусства, если только, оговаривался Анненков, они «не совсем лишены литературного достоинства», «непременно заключают в себе психический вопрос» (107). Произведения же Тургенева и Толстого позволяют, по мнению Анненкова, вглядеться в психологию человека. Творчество этих писателей демонстрирует «разнообразие <…> типов», «психически верное пояснение характеров», «черты, подмеченные <…> в самом ходу жизни» (105). Это реалистическое видение жизни рождается из понимания роли и значения детали и подробности: «каждая подробность тщательно обдумана и притом еще <…> переполнена содержанием. В некоторых местах является она почти как нечто самостоятельное, как отдельная мысль, способная выразиться и вне той сферы, где заключена, принять особенное, своеобычное развитие» (103).
Искусство понимается Анненковым как освобождение от случайностей. «Многие и очень многие еще сохраняют вид портретов и не очищены от неразумных случайностей, от подробностей, не имеющих смысла, какие с первого взгляда встречаются на самом деле в жизни, но какие не могут быть приняты в искусстве. Очищение и пояснение их составляет сущность изящного вообще» (120). Создание образа предполагает огромную работу по отбору материала, его систематизации, отсеиванию наносного: «Правда, что целиком переносить из действительности образы легче, чем вдумываться в них, чем отыскивать слово, оправдывающее какую-либо загадочную пустоту или странность, чем приводить в порядок нравственные черты характеров, несколько спутанные в природе, но без этого труда нет создания» (120–121).
Тонко и точно Анненков определил природу мастерства Тургенева и Толстого, которые в современной науке признаны выразителями двух линий русского великого национального стиля – пластической и аналитической. Подчеркивая пластическую природу творчества Тургенева, критик писал: «Г. Тургенев принадлежит к тому отделу писателей, которые не лишены преднамеренной цели, но мысль которых всегда скрыта в недрах произведения и развивается вместе с тем, как красная нитка, пущенная в ткань» (107–108). Повествование же Толстого «имеет многие существенные качества исследования, <…> оставаясь по преимуществу произведением изящной словесности. Искусство здесь находится в дружном отношении к мысли» (122).
Главным организующим суждением самого Анненского является утверждение того, что произведение терпеливо созидается, кропотливо «строится», последовательно «конструируется» из элементов действительности. «Вся лучшая сторона произведений, – писал критик, – именно его постройка» (116). Так, Толстой «отличается твердой отделкой своих произведений» (121); эту «отделку» Анненков, в частности, видел в том, как в повестях «Детство» и «Отрочество» показаны первые проявления воли, мысли, сознания у ребенка. Понимание мастерства Толстого связано, в представлениях Анненкова, с талантом использования детали. Толстой, писал критик, «доводит читателя неослабной проверкой всего встречающегося ему до убеждения, что в одном жесте, в незначительной привычке, в необдуманном слове человека скрывается иногда душа его и что они часто определяют характер лица так же верно и несомненно, как самые яркие, очевидные поступки его» (124).
Статья переполнена важными научно-теоретическими суждениями, многие из которых остались не разработанными. К таковым следует, например, отнести мысль о нерасторжимом единстве художественного целого, которая кроется в указании на то, что трудно и/или невозможно «переложить хорошую драму в изящную повесть» (117), поскольку движение художественной формы обернется движением художественного содержания и наоборот. К брошенным и не развернутым следует отнести мысль о мотиве как конструктивной составляющей целого (119). Интерес представляет и суждение о природе комического. Так, Анненков писал, что «у чистых юмористов смешная сторона есть родовая принадлежность лиц, <…> которая их не покинет, как бы ни поставили они себя в отношении общества и различных требований его» (105). На этом совершенно точном основании он справедливо отказал в способности к «чистой юмористике» Тургеневу: этому писателю свойственна «необычайно развитая наблюдательность» (т. е., по Анненкову, скорее смешливость, чем юмор); в Тургеневе «более остроумия, чем истинной юмористической веселости» (105).