Русское танго

– Привет, Ин, каким ветром тебя к нам надуло с утра пораньше?

– С наступающим, – поздоровалась моя спутница, – видишь, я как бы не совсем одна.

– Ой, а чё он такой страшненький, – хихикнула шапочка, нисколько меня не смущаясь, – опять за теми же таблетками?

– Нам упаковку «Постинора» и гипсовый бинт, – сказал я дружелюбно, совсем не обидевшись на нелестный эпитет. – В грядущем тысячелетии обещаю тебе понравиться.

Неожиданно Инга вступилась за меня перед своей знакомой:

– Это мы с бодунца потому что, а так он как бы ничё, щедрый.

Подтверждая её слова, я рассчитался, не взяв сдачи, и мы пошли к выходу.

– Тут крупная сумма осталась, – закричала вдогонку белая шапочка.

– Купи себе соску на «Пепси-колу», – обернулся я возле двери. – С Новым годом тебя, девочка, с наступающим!

– Ну чё ты всё время хамишь, – упрекнула Инга, останавливая такси, – хотя бы при врачихе веди себя как бы приличнее.

Врачиха оказалась симпатичной девушкой-гинекологом. Сначала в кабинет прошла Инга, затем пригласили меня.

– Мужчина, войдите на осмотр, – высунулась из-за двери помощница гинеколога – полненькая сексапильная медсестричка в коротеньком белом халатике, – и у всех женщин, сидящих очередью у стены, зрачки от удивления полезли на лоб. Однако я, не теряя самообладания, с задумчивым видом проследовал на вызов и, лишь переступив порог, позволил себе рассмеяться.

– Ну, девчонки, с вами даже в крещенскую прорубь не страшно окунаться. В кресло задом или передом залезать?

– Хоть буквой зю, но только на кушетку, – приказала хозяйка женской консультации, – и рубашку закатайте к локтю.

Я послушно снял пиджак и приготовил кисть руки для обследования. Её чуткие и холодные пальцы прошлись по перелому, слегка подавили на опухшую фалангу.

– Вообще-то, к травматологу нужно, – сообщила она, – если срастётся неправильно, образуется ложный сустав, тогда или на инвалидность, или заново ломать.

– Ломать не строить, – успокоил я докторшу, – бинтуй, и пропустим за предновогодие.

Врач улыбнулась:

– Кажется, за него кто-то уже успел пропустить.

– Мы вчера как бы тридцатое отмечали, чуть ли не до утра, – вмешалась Инга, – поэтому от него всё время такой фан.

После чего скомандовала:

– Егор! Рот пока не открывай, ладно?!

Между тем сестричка поставила на табуретку таз с тёплой водой, и обаятельный гинеколог, размочив бинт, плотно обмазала им больное место. При этом мои указательный и средний пальцы зафиксировались наподобие пистолетного ствола.

Все три девушки залюбовались проделанной работой, а я, расчувствовавшись, сказал симпатичной гинекологине:

– Достань из пиджака лопатник и возьми чего-нибудь за работу в честь Нового года, сколько не жалко.

– С мужчин денег не беру, – поджала яркие губы докторша, – тем более, вы со своим бинтом пришли.

– И как бы с шампанским, – радостно вспомнила Инга, выставив на кушетку бутылку и шоколад.

– А открывать-то кто будет? – деловито поинтересовалась помощница врача, разворачивая хрустящую обёртку шоколадной плитки.

– Могу отстрелить, – скромно предложил я свои услуги и прицелился в горлышко рукой-пистолетом, – получится гусарская баллада.

– Ему вообще ничего доверять нельзя, – заволновалась Инга, – он вчера в ресторане таким же «Советским» люстру как бы вдребезги кончил.

– Пробкой что ли? – уточнила докторша, осторожно раскручивая проволоку.

– Ну, – подтвердила девушка, отстраняясь вбок, – только в лицо не направляйте, пожалуйста.

12

– Фу, какой ты вонючий, – чмокнула меня в губы Инга и сунула в карман моей дублёнки какую-то бумажку, – звони, если чё.

Трамвай тренькнул и увёз её в сторону вокзала. Я постоял чуток, не зная, что делать дальше, и медленно направился в повседневную реальность. Снег хрустел под ногами, вокруг творилась особая предновогодняя жизнь с весёлой суетой и приятной озабоченностью. Народ спешил завершить последние дела в уходящих, как вода сквозь песок, буднях девяностых, чтоб войти в следующие двухтысячные по возможности комфортно и легко. И только мне было одиноко и неуютно – болела рука, а душа требовала зайти куда-нибудь наугад и забыться.

Не знаю как, но я оказался на высоком берегу Камы. Ледяной ветер сыпал горстями в моё лицо колючую снежную крупу, и я, спустившись к воде, поднял воротник. Однако это не помогло, пришлось отвернуться, а затем и вовсе уйти с набережной.

Ну почему, почему нет мне места нигде и никому я не нужен!

Такое состояние знакомо, наверное, каждому, но особенно страдают от одиночества жители крупных городов. Казалось бы, вокруг столько различных и заманчивых ситуаций, столько народа, но первое впечатление обманчиво: окружающим людям не до тебя, потому что у каждого из них масса собственных проблем и заморочек; они просто-напросто не хотят ничего видеть и слышать из того, что не касается лично их. Отсюда и забота о ближнем на деле оборачивается эфемерностью, и одиночество в толпе, да ещё накануне Нового года, превращается в настоящую пытку. И вот уже налицо маниакально-депрессивное состояние, тоска, запой, ну и так далее… По нарастающей.

С Ириной мы познакомились на втором курсе во время пионерской практики. Я работал воспитателем в пятом отряде, а вожатой у меня не было, потому что ей прямо накануне отъезда вынули острый аппендицит. Неделю я продержался, но в субботу нагло ворвался к начальнику пионерлагеря – молодящейся функционерше с выпирающим бюстом – и стал бегать по её кабинету, размахивая руками и нечаянно опрокидывая стулья.

– Изабелла Игоревна! – кричал я. – Вы не понимаете, что такое двадцать пять детей выкупать на речке! А конкурсы! Как я их, скажите мне, научу художественной самодеятельности, если Кунгурцев с Горячевым курят под сценой, а Пегова приходит на репетицию с кульком конфет?! У неё всё время рот чем-то набит и не поймёшь, то ли она роль читает, то ли сопли жуёт!

– Успокойтесь, Егор, – мудро сказала начальница, – Пегову можно прекрасно задействовать в танце маленьких утят, там, в принципе, неважно, что у пионерки во рту, а вот мальчиков таки старайтесь держать в поле зрения, иначе сгорит летний театр. Да-да! Такие нелепые происшествия уже имели место быть на нашей тернистой педагогической стезе.

– Всё равно без вожатой не справлюсь, – упрямо сказал я и удобно расположился в кресле, – пусть из других отрядов приходят, по очереди.

– Хорошо, – вздохнула Изабелла Игоревна, – в понедельник вожатая будет.

Она сдержала слово, и в понедельник, часам к десяти утра, моё имя пропели по громкой связи и предложили явиться в кабинет начальника лагеря.

– Вот, – с гордостью кивнула хозяйка кабинета на хрупкую миловидную девушку во вьетнамских кедах и в гэдээровском тренировочном костюме синего цвета, – это не абы что, а музпедфак, и попробуйте теперь не занять первое место.

А когда мы направились к выходу, Изабелла Игоревна вкрадчиво попросила меня задержаться на пару минут.

– Учтите, Егор, – сказала она полушёпотом, – вам таки повезло, как я не знаю: у вашей вожатой папа сам замначальника УВД, так что – имейте в виду и вожатую, и папу.