Рябиновый мед. Августина

Она пришла домой, разделась у печки, повесила сушиться одежду. Сын спал, укрывшись ее шерстяным платком.

Достала из-под кровати ящик, в котором хранились семейные реликвии — открытка, написанная рукой матери, бабушкина дарственная на дом, альбом с фотографиями.

Дрожащей рукой она выдвинула печную заслонку, в которой еще не успели прогореть дрова. Зажав себя в кулак, бросила в огонь последнюю память о матери и бабушке. Раскрыла альбом. На первой странице вставленная уголками в картон фотография — парадное крыльцо большого дома Сычевых. У крыльца выстроились они все — Анна, Эмили, Грета — в белых платьях и кружевных шляпках с полями, Петер в матроске. Ему здесь не больше восьми. Среди детей — строгая и немного холодная фрау Марта. Сбоку они с отцом. Она — в синем платье, волосы собраны в косу. На снимке платье выглядит серым. Отец — серьезный, в картузе, неизменной сатиновой рубахе-косоворотке и сапогах. А рядом с отцом — Богдан Аполлонович в мундире.

Впереди, завершая композицию, вальяжно разлегся благородный Север.

Она очень хорошо помнит тот день, когда пришел фотограф. Был август, воскресенье, листья берез за забором уже пожелтели, и в воздухе плавали легкие паутинки. Пахло кострами — на огородах жгли ботву. Фотограф — веселый дядька из Заучья — расставлял во дворе свою треногу, рассказывал отцу неприличный анекдот и не понимал, отчего тот не смеется.

Девочек перед этим тщательно нарядили, заставили вычистить ботинки. А на парадном мундире исправника Ася сама начистила пуговицы до блеска.

Всякий раз, когда она смотрела на эту фотографию, сладко и больно щемило в груди и хотелось плакать. Разве она сможет бросить в огонь этот дорогой сердцу снимок? Это все равно что отказаться от своего детства — самой лучшей, самой главной части жизни.

Но и оставить ее рискованно — исправник при всем параде, служащий царской полиции, расстрелянный красными участник белогвардейского мятежа…

«Богдан Аполлонович простит меня, — подумала Ася. — Он на небесах, и ему ничем уже не сможет повредить то, что я сейчас сделаю».

Она взяла ножницы и ровно отрезала исправника. Снимок теперь получился слегка куцым, и у плеча отца, если приглядеться, можно было разглядеть лишь краешек чужого погона с золотым позументом.

Августина тут же почувствовала такую горечь, будто у нее отняли что-то дорогое. Слезы заставляли горло судорожно сжиматься. Но она не позволила себе углубляться в чувства. Вернула фотографию в альбом, а клочок с исправником бросила в печь.

В конце недели объявили педсовет. Августина, по своему обыкновению, устроилась позади других, чтобы не лезть на глаза. Тамара Павловна выглядела взволнованной — заседание еще не началось, а она уже нервничала.

— Товарищи педагоги, сегодняшнее совещание начнет представитель районного отдела образования товарищ Оришко Павел Юрьевич.

Сказав свое вступительное слово, она села в первый ряд.

— Я, товарищи, к вам с необычной миссией прибыл, — начал инспектор. — У вас в коллективе, грубо выражаясь, сложилось безвластие…

— Ну я в какой-то мере… — начала было Слепцова, но под взглядом Капитана Флинта стушевалась и стихла.

— Так вот, я послан к вам из района, чтобы поправить это дело. Предлагаю провести выборы. — И цепким взглядом окинул собравшихся.

— Как — выборы? — забеспокоилась Тамара Павловна. — Зачем же выборы? Как это возможно?

— В советском обществе возможно все, — ответил инспектор, и Августина про себя подумала: вот уж действительно… И невозмутимо продолжил:

— Какие будут предложения?

Что тут началось! Пионервожатая выступила в защиту Тамары Павловны, ее поддержала бессловесная воспитательница Зиночка, но физкультурник вдруг решительно запротестовал и заявил, что директор в детском доме должен быть другой.

— Более дальновидный, что ли… — попытался он пояснее выразиться.

— Чем же я вас, Федор Николаич, не устраиваю? — вдруг взвилась Слепцова. — Вроде снисходительно к вам относилась всегда. На многое закрывала глаза.

— А мне снисхождения не требуется, — возразил физкультурник. — Я не девица какая-нибудь. «Красным зорям» нужен твердый руководитель. А то наши детки скоро нас тут всех перестреляют…

— Зачем же вы так о детях?

— Затем. Осенью парни из второго отряда в колхозный курятник залезли? Залезли. Курятины налопались и в замок заявились после отбоя. А потому что знают, Тамара Павловна, что вы им слова не скажете. А мы потом вынуждены были из детдомовского хозяйства колхозу кур возвращать. А парням что? Как воровали, так и воруют. Вы только на словах карцером грозитесь.

— А вы-то сами, Федор Николаич! Вы-то что молчали?

— Мое дело маленькое, я не директор. Рыба гниет с головы. Неожиданно физкультурника поддержали. Зашумели, как обычно, начали высказываться. Реплики посыпались посмелее, вот-вот совет превратится в обычный базар.

Но на верхней точке этого перерастания инспектор впился глазами в физкультурника и ловко задал провокационный вопрос:

— Вы лично кого предлагаете?

— Я лично предлагаю товарища Вознесенскую.

И все разом обернулись на нее. Она почувствовала, что бледнеет. В эту минуту встретилась глазами с инспектором и поймала на его лице давешнюю усмешечку.

— Аргументируйте, — предложил он физкультурнику.

— Августина Тихоновна — грамотный человек. Педагоги ее уважают, дети тоже. В конце концов, она всегда находит правильные решения в спорных ситуациях.

— Я тоже за нее, — поддержала Тучкова. — Она сможет.

Вот тут Августина запаниковала. Подобный поворот был столь неожидан, что она почувствовала несказанную досаду на Федю и даже не сумела это скрыть. Неумно в сегодняшней ситуации быть на виду, отвечать за всех и за все. Она ни за что не согласится. Ни за что.

Инспектор внимательно наблюдал за всеми и за ней в том числе.

— Она беспартийная! — вдруг крикнула Слепцова, но инспектор успокоил:

— Это дело поправимое…

— Что тут рассусоливать, товарищ Оришко? — не унимался Федя. — Ставьте вопрос на голосование!

— А что вы, Августина Тихоновна, по этому поводу думаете? — обратился к ней инспектор и уставился на нее с интересом. Как на подопытного кролика.

Августина поднялась:

— Я считаю, что таким большим и серьезным заведением, как наше, должен руководить мужчина. Для женщины это тяжело.

После того как она высказалась и села, инспектор погасил выплывшую было налицо улыбку и обвел глазами зал библиотеки, где они все сидели.

— Что ж, — согласился он, — это мудро. Вот теперь я вижу, Августина Тихоновна, что коллеги ваши объективно вас охарактеризовали.

— Темнит он что-то, — шепнул ей на ухо библиотекарь Слава.

— Думаю, настало время, коллеги, раскрыть, как говорится, мои карты.

Все несколько напряглись и с интересом воззрились на инспектора.

Тот достал из нагрудного кармана бумагу, встряхнул ее и передал Слепцовой. Та приняла документ дрожащими руками. Бледнея, стала читать.