Рядовой свидетель эпохи.

Мы, несемейные слушатели всех факультетов, жили тогда в корпусе «Е» на 2-м этаже. В этом же корпусе, в подвальном помещении, куда сейчас переведен УОЗ, работала большая столовая, в которой мы и питались (и, конечно, все, кто находился в корпусе «Е») утром, днем и вечером. Большая столовая была и в корпусе «Д». Там даже имелось тогда диетическое отделение, куда давали направление врачи академической | поликлиники.

В буфетах при столовых, кроме достаточно широкого ассортимента продуктов питания, всегда, что сегодня покажется невероятным, в наличии были в широком ассортименте сухие вина, пиво, коньяк, кажется, была и водка. Но, само собой разумелось, что принимать спиртное можно только после занятий и в очень умеренных дозах. Такая традиция держалась на полном доверии к офицерам и на их твердом чувстве самоконтроля. Кроме того, за слушателями зорко присматривали начальники курсов, те же, кто занимался по настоящему спортом (о спорте отдельный рассказ ниже), знали, что выпивка — его злейший враг.

У входов в столовые часто сидели кассирши театральных касс и продавали билеты во все театры Москвы, включая Большой театр, на все его оперы и балеты, в том числе с участием блиставших тогда Г. Улановой, М. Плисецкой, О. Лепешинской, С.Я. Лемешева, И.С. Козловского и всех других выдающихся мастеров сцены. Театральные кассы работали тогда и во многих вестибюлях метро. При желании на любую театральную постановку билеты можно было взять заранее, а часто и в день спектакля . Билеты были недорогие (от 1 р. до 3 р., при моей, например, зарплате техника-лейтенанта свыше 2000 р.), на верхние ярусы даже очень дешевые, специально для студенчества. И в Москве, и в Подмосковье (в Архангельском, в Абрамцево, в Кусково, в других старинных усадьбах) работало много музеев. Так что слушатели военных академий, студенты, аспиранты, все население и гости столицы при желании имели возможность, редкую теперь, существенно повысить свой общеобразовательный и культурный кругозор, свою интеллектуальность, если можно так сказать.

Общетехническая библиотека и читальный зал корпуса «Е» были тогда значительно богаче, чем сейчас. В них были практически все выходившие в то время и ранее, в том числе многие зарубежные, общетехнические и специальные журналы и книги, военная и военно-историческая литература. Был свободный доступ к энциклопедиям в читальном зале. В академическом «Доме офицеров» (Красноармейская, д.1) работала богатая художественная библиотека. Во всех библиотеках работали очень добросовестные, доброжелательные сотрудники, быстро находившие любую книгу, нужную обратившемуся читателю.

В книжных магазинах Москвы всегда имелся богатый выбор научно- технической литературы, в том числе учебников и справочников по всем общетехническим дисциплинам. Особенно популярным был специализированный магазин учебников и учебных пособий в Театральном проезде. Недалеко от Политехнического музея работал прекрасный букинистический магазин с очень внимательными и доброжелательными сотрудниками. В нем можно было оставить открытку об интересующей тебя книге и, как только такая книга появлялась в магазине, тебе сразу же высылали оставленную открытку.

С первого же семестра, с середины сентября — парадная подготовка для участия в военном параде на Красной Площади 7 ноября; с апреля — для участия в майском военном параде. Со второго семестра слушатели настойчиво привлекались к научно-исследовательской работе на кафедрах.

Помню, как преподаватель технологии металлов Лоцманов, очень солидный человек, лауреат Сталинской премии (кажется, единственный тогда в Академии), получивший ее за разработку технологии пайки алюминия, узнав, что я лыжник, настойчиво пытался увлечь меня идеей создания дюралевых складных лыж для десантников. Конечно, идея была заманчива, практическая ценность ее очевидна, и об этом нельзя было не сказать автору идеи. Но меня интересовало давно другое. В ГК НИИ ВВС я уже вплотную столкнулся с новейшей и электроникой, и уникальной регистрирующей аппаратурой, поступившей туда и по репарациям из Германии, и закупаемой в США. «Цейт-Лупа», позволяющая наблюдать и регистрировать баллистические волны пули и снаряда авиационной пушки вылетающих из ствола; электронные часы, фиксирующие интервал времени с точностью до 6-8 знака после запятой, и сверхчувствительные сименсовские шлейфы для шлейфных немецких осциллографов, и 12-ти шлейфный осциллограф американской фирмы «Консолидейтед», и много другой уникальной аппаратуры. Да и сама электроника систем дистанционного управления орудийными башнями самолета Ту-4, с которой пришлось столкнуться в ГК НИИ ВВС, восхищала и манила к себе. Так что с большим трудом, но все же мне удалось отбиться от заманчивого предложения заняться созданием складных дюралевых лыж для десантников.

Само же стремление преподавателей академии как можно раньше привлечь слушателей к научно-исследовательской работе было очень правильным и остается таковым по сей день. В академию в то время приходили люди с очень богатым опытом работы и с авиационной техникой и опытом научно-исследовательской работы в различных областях.

К моменту разговора с Лоцмановым я уже занимался научно-исследовательской работой по кафедре электрооборудования самолетов, исследовал процесс образования и гашения электрической дуги в высотных условиях. Мне тогда удалось заосциллографировать кратковременный процесс изменения тока в размыкаемой цепи и процесс возникновения перенапряжения на контактах мощного выключателя, помещенного в барокамеру, наглядно представить и проанализировать физику этого процесса. Это была моя первая слушательская НИР, выполненная на втором курсе академии в 1952 году, опубликованная позднее в трудах академии. К слову заметить, издана редакционно-издательским отделом академии она была в смысле оформления более качественно (печатным способом, в твердой обложке, на хорошей бумаге) чем те, более серьезные и более содержательные работы конца 1980-х — начала 1990 годов. Если сравнить качество изданий трудов Академии Жуковского того периода и периода начала перестройки, то неизбежно возникнет злая мысль: в последнем случае доступ к опубликованию научных трудов в академии находился в недобросовестных руках.

Кроме всего перечисленного, общественно-партийная работа, участие в предвыборных кампаниях в качестве агитаторов, лекции и политические занятия на предприятиях Москвы по путевкам райкомов. Так что жизнь за пределами учебных аудиторий в то время была довольно насыщенной, всесторонне содержательной и интересной.

Академия имела тогда свой дом отдыха на берегу Черного моря в чудесном тихом местечке «Чемитоквадже», в 5-ти км от поселка Лазаревское, недалеко от Сочи. В этом доме отдыха реально имел возможность побывать (получить путевку по невысокой цене) не только каждый преподаватель, научный сотрудник или любой другой человек из постоянного состава Академии, но практически и любой слушатель. Я, например, был там в годы учебы несколько раз.

На 5-м семестре у нас появился курс «Основы автоматики» и немного позднее — «Авиационная телемеханика». Эти два предмета отличались ото всех предыдущих тем, что рассматривали объект как динамическую систему в целом. До поступления в Академию в ГК НИИ ВВС мне уже часто приходилось иметь дело с системами дистанционного управления орудийными установками самолета Ту-4 (аналога-копии американской «летающей крепости» В-29). С сельсинными передачами, связывающими прицельные станции с приводами пушек, сервоусилителями, амплидинами, сервоприводами, осциллографировать переходные режимы, ошибки слежения и т.п. Теперь все это рассматривалось в теории, все было интересно и просто. Очевидна была универсальность подхода к математическому описанию регулируемых процессов вне зависимости от их физической природы.

Основы автоматики читал у нас Гермоген Сергеевич Поспелов. Читал просто, доходчиво, не допуская вместе с тем упрощенчества. В 1954 г. в издательстве ВВИА им. проф. Н.Е.Жуковского вышел его фундаментальный, хорошо написанный учебник «Основы автоматики» под редакцией А.А.Красовского. Это был на то время, пожалуй, первый и единственный в стране строго систематизированный учебник в области, которую чуть позднее стали называть технической кибернетикой. И до чего же было отвратительно слышать с началом пресловутой перестройки, да и сейчас тоже, в электричке, в автобусе, в какой-нибудь очереди безграмотные суждения о том, что, вот де, коммунисты игнорировали кибернетику, и поэтому страна отстала от мирового уровня развития науки. Вульгарная болтовня о кибернетике бесила. Сколько раз приходилось резко вмешиваться в разговоры, уличая ретивого оратора в том, что он не понимает ничего в том, о чем говорит. Доказывать, что у нас критиковались лишь философские основы кибернетики, а дело делалось. И первым примером я приводил учебник автоматики Г.С. Поспелова, в котором по существу и были хорошо изложены основы так называемой технической кибернетики.

Дискуссии о кибернетике в конце 50-х годов действительно были нередки. Вышла тогда (1952 г.) небольшая книга профессора МВТУ В. Со- лодовникова «Введение в статистическую динамику систем автоматического управления». В ней во введении (к своему «Введению...») он высказался так: «...Реакционные зарубежные ученые, находящиеся в плену идеализма и метафизики, отличающиеся профессиональной узостью взглядов и склонностью выдавать за реальную действительность игру своего собственного воображения, стремятся использовать статистические методы ... для создания теорий, не имеющих ничего общего с наукой... . Уподобляя человеческий мозг сложной счетной машине, а самого человека — совокупности громадного числа его управляемых следящих систем, они приходят к дико звучащим для советского человека выводам о том, что «человеческий мозг с течением времени будет становиться все меньше и меньше», что «наступит такой период, когда машины будут править людьми», и т.д.».

В таком суждении он был прав и не прав. Прав в том, что обвиняет не зарубежную науку вообще, а лишь «реакционных зарубежных ученых», которые утверждают, что «человеческий мозг с течением времени будет становиться все меньше ...» и «...машины будут управлять людьми». Не прав в том, что упрекал зарубежных ученых за то, что они уподобляют человеческий мозг сложной счетной машине, а самого человека — «совокупности громадного числа его управляемых следящих систем». Т.е. упрекал зарубежных ученых за то, что они подступились к моделированию процессов, протекающих в человеческом организме.