Рыбьи байки

на мокрой блестящей спине

когда твои бедра

скользили в руках моих

в рай и обратно

и рыба дрожала и билась

цеплялась за воздух

которого ночь не оставила нам на двоих

и мы не делили дыханья

сливались и снова

пока не разверзлись

и ты не прилипла спиною

к немым простыням

перекомканным и побежденным

и рыба пропала

и более не появлялась весь день

только ночью она промелькнула

во сне моем вновь одиноком

как все-таки злы расставанья

а после всех встреч и разлук

зимних лет

вдруг в каком-то кафе

где мы грелись

от хищного ветра

упрятав свои откровенья

ты вдруг улыбнулась

как только лишь ты и умеешь

и я сразу вспомнил о рыбе

и тут ты спросила:

а хочешь ее покажу тебе?

и свитер свой теплый задрав

(за столами соседей – волненье)

обнажила соленую спину

где рыба синела под кожей

и я ее сразу узнал

здравствуй, рыба

Дождь на твоих губах

Дождь на твоих губах

Музыка талых крыш

Труб водосточный Бах

Ты что-то говоришь

Вроде бы новый год

Вроде бы белый снег

Но перепутан код

Дело пешком к весне

Исповедь темных стен

Каждому свой вокзал

Надо назло звезде

Что-то успеть сказать

Время Невой в залив

Полночь скрипит в часах

Но я запомню лишь

Дождь на твоих губах

арифметичное

эти два города точками А и Б

и поезда из старых школьных задач

эти попытки думать не о тебе

а о каких-то третьих дабы без неудач

чтоб хоть немного света горит звезда

эта зима что снова пытается стать весной

просто расставит точки и города

в правильном беспорядке ну и тебя со мной

тоже по росту или там в алфавит

в общем без разницы рядом всегда никак

с первого интернета где-то всегда саднит

вечный обрыв контактного двойника

ну а пока ты ждешь своих новых гостей

я нахожу синонимы к слову "пить"

и города как кости где цифры всегда не те

а время все тянется делая тоньше нить

короче

короче, там никто не виноват

она мила, и он совсем не старый

они могли бы стать прекрасной парой

вот только вновь не сложены слова

в простой рассказ по типу хэппиэнд

где молодость, прожженная как куртка

осталась в гардеробе древней дурки

на пряжке нацарапанный фрагмент

немых поэм, неведомых с тех пор

как черновик, погрязший в битве пятен

разбит, забыт, затерян, перепрятан

теперь другой повсюду разговор

и ночь подводит жирную черту

браслеты слов и девочки под виски

а где-то там, в притонах сан-франциско

лиловый негр ей намочил манту

и перекрыт озон, и амазон

поет кобзон, шныряют фармазоны

пока по всей предсумеречной зоне

звучит извечный фановый музон

ушел в отрыв настенный сборник дат

где нет любви, надежды, тихой славы

большому кораблю – большая гавань

короче, там никто не виноват

никогда

поэты никогда не победят

ведь в их рядах до дури дезертиров

и некому зачистить честь мундира

пока в полках рифмуют наугад

поэты никогда не победят

на кораблях у них так много женщин

что капитаны смотрят вдаль все меньше

и айсбергов в коктейлях полон ряд

поэты никогда не победят

прошла пора бурления концепта

остаток стынет бельевой прищепкой

и в каждой чаше в недостаче яд

и в рукоположении вещей

совсем не виден смысл новых песен

их торный текст земле не интересен

а небо гонит ангелов взашей

и пусть диез терзает звукоряд

давно записан золотом по тлену

закон важнейший в сгинувшей вселенной

поэты никогда не победят

черный по белому

Белым-бело, в пределы и в придел,

Густеет снег в заглушенных проулках.

И тишина, лишь что-то бьется гулко

Под птичьим пухом в такт чужой звезде.

И в этой воцарившейся зиме,

Что славит ветер на волшебной флейте,

В плаще и маске – вылитый Дарт Вейдер,

Мой черный человек идет ко мне.

Я жду его, как ждал бы Дон Гуан

Объятий неживого командора,

Вот только чую, он придет нескоро,

Все глубже ночи каверзный капкан.

Мой труд готов, и в точке волшебства,

Где сплетены кларнеты и гобои,

Мой реквием меня еще догонит,

Когда сойдутся нужные слова.

С немых небес сползает глыба льда,

И мимо нот срывается навстречу,

Но Фигаро поет то в чет, то в нечет,

И кажется в дебюте – не беда.

Невыносимы легкость, быт и яд,

Сальери слеп, Бетховен номер пятый

Давно сыграл в пристенок пиччикато,

И ночь прошла, как тысяча токкат.

Но не пришел мой черный человек,

А белым людям реквием не нужен.

По снежным венам непрозрачных кружев

Шуршит рассвета медленный разбег.