Рыбьи байки

кроссворд

один по горизонтали, совсем один,

с мыслями диагональными ни о чем.

рядом на вертикали – старозабытый фильм,

взявший четыре оскара в восемьдесят восьмом.

за окнами по вертикали сплошная вода с небес,

и вдаль по горизонтали извечные поезда

все лупят по ржавому рельсу, только пожар, подлец,

теперь не вернется, всего лишь раз опоздав.

и только в последнем квадрате привычная тишина

(надо ведь как-то пристроить и мягкий знак)

да вместо легенды – эпиграфы, сложные имена,

сто глупых вопросов типа когда там восстал спартак.

но злой серо-западный ветер влет затирает след,

черным по белому легший меж наших "но",

а в пересеченьях линий, вечно навеселе

танцуют общие буквы

(у нас с тобой – ни одной).

беззвучное

бог есть беда, потерянный фонарь

и ветер, с крыш срывающий железо

и за карниз цепляться бесполезно

когда теряет ночь полутона

чека легка, гранатовый браслет

разорван в клочья, рукопись не пахнет

огонь разгонит пепельные папки

по небесам, которых больше нет

и ладан лег вдоль струн на крест ладам

но звука нет, приметы вместо веры

прикрыли перекошенные двери

теперь – нигде, и дальше никуда

но он войдет, момент остановив

и, молча глядя сквозь привычный ахтунг

сотрет с доски задание на завтра

и мир, не состоящий из любви

герр труде

О женщины, вам имя, имена,

Фамилия и должность – все неважно,

Пока течет парфюм кроваво-красный,

Пока теряет бдительность весна.

Но износить пустые башмаки

Не так легко, весьма капризна мода

По капле в ухо принимать урода,

Чей толстый нос, примятый под очки,

Спроси, Шекспир – не пахнет лебедой?

Казалось бы, на что тут можно злиться?

Но брат убит, и принц пойдет на принцип,

Чтоб перебрать все кости от и до.

И пусть полны запасы бла-бла-блы,

Холодное вскипает от касаний,

Слова, слова с небес слетают сами

И занавеса дергают углы.

И автору светиться не резон,

Он вскоре станет слишком осторожен.

Пока Бог есть, любовь еще быть может,

Но снова не выходит на поклон.

предутреннее прощальное

нет выдоха, и выход перекрыт

рожденный день спеленут, словно кокон

сверкает лед подслеповатых окон

во мгле, накрывшей вышедших навзрыд

вымачивая город в темноте

проходит ночь, не задевая сонных

по берегам гражданской обороны

в убежище вчерашних новостей

метель накинет белый пуховик

на этот миг прощального объятья

то в жар, то в холод, закаляя платье

бросает утро уходящих в крик

но никогда не поздно оседлать

дорогу из безвестности в забвенье

которую легко осилит гений

что черный с белым делит пополам

и небосвод под звездной саранчой

дрожит и ждет предсказанного ада

и где-то между, двадцать пятым кадром

застрял еще не начатый отсчет

подводное

такой вот город ничего смешного

кругом вода туда сюда и снова

то в лед то в пар до одури не ново

нева не варит валит все в залив

мосты пусты в пыли застыли шпили

петра и павла точно не спросили

зачем стоять среди болотной гнили

под ангелом скрывая корабли

а воды отойдут и с новой силой

текут на город жидкой хиросимой

и остров что назвал себя васильев

дрожит меж этих линий на плаву

но в аквапарках не растут деревья

а дождь застрял невесел и серебрян

и затекая рифмой под поребрик

смывает наносную синеву

на улице марата кто-то в ванной

лежит себе втыкает под нирвану

впадает но шарлотта вместе с анной

проходят мимо к невскому спеша

а там давно отгрохотал трамвайно

последний акт угарного дэдлайна

и масло слить придется тихо тайно

пока полна распятием душа

очередное офелийное

офелии не тонут а плывут

и плачут покрываясь чешуею

до пояса а там такая муть

что в этих водах что в шаланде ноя

где каждой паре твари не дают

спокойно жить по правилам шекспира

мир не театр люди на краю

подмостков жизни не доверят лире

а милый принц на цыпочек подсел

и чешет череп но не точит шпагу

невесел выбор быть не быть совсем

но яд чернил давно спалил бумагу

текстовая переменная

она так быстро превратилась в текст

рассыпавшись на мелкие предлоги

и клавиши немые недотроги

застыли в обнаженной темноте

из азбучных не выписать роман

и шрифт хитрит скрывая переносы

в плену местоимений под вопросом

хранит издатель пересохший план

мы слишком сразу перешли на ты

они за нами просто не успели

все эти письма долгие недели

из ожиданий в дебрях пустоты

но звук раздвоен в разных городах

вот так и жили в стереорежиме