Рыцарь (др. издание)

Нет слов.

— Впрочем, — продолжал Ги как ни в чём не бывало, — наследника он себе зачать всё-таки сможет, потому как оскоплять его — как ты предлагал поначалу — я всё ж не стал. Это ведь всё-таки Европа, Андрэ, а не Палестина. Если мы выкинем здесь что-нибудь подобное, нас просто не поймут.

Глава четвёртая

Вот уже четвёртый день подряд копыта наших коней поднимали пыль с дорог Каталонии. Горы стали ниже, затем вовсе остались за нашими спинами.

Выяснилось, что Ги более-менее разбирает испанский язык, хотя и не так хорошо, как я. То, что я понимаю и даже сносно умею разговаривать на испанском, было для меня приятным открытием. В моём родном двадцатом веке я никаких языков, кроме родного русского, не знал, а в школе по английскому всегда имел твёрдую тройку. А Андрэ, оказывается, полиглот.

Мне стало интересно, где мой «предшественник» по телу успел выучить испанский язык. Улучив момент, когда ни Ги, ни его оруженосцев не было поблизости, я заговорил на эту тему с Тибо.

Тибо забеспокоился. Он вообще начинал беспокоиться и переживать, когда в силу обстоятельств речь заходила о моей потерянной памяти. В обычной жизни он об этом быстро забывал — привык, притерпелся к моему изменившемуся характеру — и вспоминать о последствиях поединка с де Бошем решительно не желал. Приходилось крепко наседать на него и прямо-таки вытягивать нужную информацию.

— Так это… — сообщил он мне наконец, почесав в затылке, — учитель ваш был испанец.

— Какой ещё учитель?

— Которого батюшка ваш специально для вас с Жераром из Испании выписал. Они же, испанцы, народ такой… Военный. Шибко повоевать любят. Потому и доспехи и мечи изготовляют самые лучшие, и сами энтими мечами ловко махать умеют…

— Ааа… Учитель фехтования.

— Ну да, я про что и говорю, ваша милость! — торжествующе заключил Тибо.

Я только вздохнул.

Время от времени мы нагоняли других путников и расспрашивали, не знают ли они, где находится замок Альгарис. Выяснили, что замок этот находится на юге Каталонии. Наконец, хозяин постоялого двора, где мы остановились, выдал определённую информацию.

— Через три дня будете, — сообщил он. — Это во владениях графа Альфаро.

Одарил нас довольно недружелюбным взглядом и ушёл.

Ги пожал плечами.

— Странные они какие-то, эти испанцы… — Он разрезал бараний бок, поданный хозяином к нашему столу, и впился зубами в сочное, приправленное чесноком мясо. — Фуф фы с фобой фафтанемся…

— Чего-чего?

Ги прожевал то, что было во рту, и повторил:

— Тут мы с тобой расстанемся, Андрэ. Под Сариньеной находится одно из наших командорств. Может, я там и останусь. А может, и нет. Посмотрим. Тебе со мной ехать резону нет никакого, а сообщить родственникам Родриго о его смерти ты и без меня, думаю, сможешь.

— Смогу.

— Я не знаю, на сколько там задержусь. Но, как выберусь, обязательно заеду к тебе. Ты ведь тоже не сразу с этой Анной обратно через Пиренеи отправишься? Она же, чёрт побери, дама… А дамы, — он сделал неопределённое движение пальцами, — копошиться любят. Но если ты всё-таки обратно сразу поедешь и по дороге меня не встретишь — пошли весточку.

— Обязательно.

— И знаешь что: как разберёшься с этой наследницей Родриго, возвращайся-ка обратно. Тут же война назревает, слышал? Я тут поговорил с одним доном… Собственно, война бы уже давно началась, если б один из приближённых эмира Альмансора не развернул против него свои войска…

— Хочет сам называться эмиром?

— Какое там… — Ги махнул рукой. — У эмира войска в десять раз больше. Никто не может понять, на что надеется этот мальчишка… Юсуф, кажется, его зовут… В переговоры он ни с кем не вступает, а командует своими людьми на редкость бездарно. Эмир его, конечно, раздавит, но на это потребуется некоторое время. Так что оборачивайся поскорее. К самой потехе приедешь.

Я покачал головой:

— Не могу. Я ведь дал Родриго слово, что прослежу, чтобы с Анной всё было в порядке. Так что какое-то время придётся пожить в Лангедоке.

Ги огорчился. Но данное слово (слово, которое один благородный человек дал другому благородному человеку) — это вещь серьёзная.

* * *

Мы расстались на перекрёстке дорог. Ги поехал на запад, в Сариньену, я — дальше на юг, к замку Альгарис. Снова, как и в начале моего путешествия, в Лангедоке, я был один в незнакомой стране, без спутников и друзей. Только верный Тибо, мой пузатый Санчо Панса, следовал за мной.

По дороге я думал о племяннице Родриго. Как она выглядит? Сколько ей лет? Путешествие с приятной молодой девушкой может доставить немалое удовольствие. И я уже его предвкушал. Почему-то я был уверен, что родственница Родриго именно такова. Среди испанок много красавиц даже в низших сословиях, а уж среди благородных…

Без всяких приключений мы добрались до реки Эрбо и переправились через неё, наняв лодку в одной из прибрежных деревень. По пути я пытался расспросить о замке Альгарис и о его хозяйке, но не слишком успешно. Дорогу мне показывали, но не более. Местные жители, похоже, недолюбливали чужих и всячески уклонялись от разговора. Так думал я, пока не увидел замок… Вернее, развалины замка.

Его взяли штурмом. Причём относительно недавно: и года не прошло. Правая стена была полностью разрушена, две башни из четырёх разбиты. Донжон дочерна обгорел. Я не стал лазать по руинам: ясно, что никого живого там не было, а всё, чем побрезговали победители, наверняка растащили крестьяне из местной деревеньки.

А вот с ними я был не прочь потолковать.

Но они со мной — нет. Стоило мне задать вопрос о замке, как эти люди становились глухонемыми. И даже серебряная монета не могла развязать их языки.

Я так ничего и не выяснил, пока не наткнулся на араба, дом которого стоял в стороне от деревни. Араб был христианином, о чём красноречиво свидетельствовал железный крест, выставленный напоказ, поверх рубашки. Вообще, в Испании можно было встретить множество ему подобных — мавров, принявших христианство, или европейцев, перешедших в сарацинскую веру. За пять столетий беспрерывных войн тут всё перемешалось…

— Этот пёс разорил их, — вызывающе посмотрев на меня, процедил араб.

— Какой пёс?

— В этих землях есть только один пёс, кабальеро.

— И кто же он?

— Дон Альфаро де Кориньи, будь проклято его имя!

— Я вижу, ты его сильно ненавидишь.

Мой собеседник прищурился, как это умеют делать только арабы. На лице его отчётливо читались ярость и ненависть.

— Мой брат был человеком дона Яго Альгариса, — сказал он наконец. — Ему не посчастливилось — он остался в живых, когда этот дьявол взял замок.