Рыцарь (др. издание)

За всеми этими рассуждениями и разговорами мы постепенно приближались к тому самому повороту, из-за которого доносились крики, звон оружия, ругательства и иные звуки, свидетельствующие о происходящей там нешуточной потасовке. Рено (второй оруженосец тамплиера) предложил, если уж мы не собираемся вмешиваться в происходящее, подождать финала разборки тут, на месте.

Ги посмотрел на своего оруженосца так, что я мысленно, ради развлечения, даже решил предугадать то, что он сейчас скажет:

«Да чтобы я, благородный рыцарь Ги де Эльбен, стал ждать, пока кто-то там освободит мне проезд?!.»

Я угадал почти дословно.

— Рено, — сказал Ги, сопровождая свои слова более чем выразительным взглядом, — если ты и дальше будешь мыслить так, как подобает скорее осторожному торговцу или даже пугливому крестьянину, то посвящения в рыцарское звание ты от меня не дождёшься. Нет, не дождёшься. Пусть даже все твои благородные родственники на коленях станут умолять меня об этом… Ждать! Ещё чего! Да пусть лучше этот Бенедикт подвинется в сторону, если уж ему взбрело в голову грабить купцов у меня на дороге!

Кровь прилила к щекам молодого оруженосца. Ничего в ответ своему господину он говорить не стал. Но и оставить без всякого ответа прямое обвинение в трусости он также не мог. Поэтому он пришпорил лошадь и вырвался вперёд: хотел показать своему патрону, что трусом его не может назвать никто.

— Стой, дурак! — рявкнул Ги, у которого, помимо бахвальства и спеси, имелась ещё и некоторая толика здравого смысла. Рено, однако, сделал вид, что ничего не слышит. Ги устремился за ним.

Так мы и миновали поворот. Тем, кто находился за ним, наверное, должно было показаться, что мы свалились им как снег на голову. Нежданные, несущиеся во весь опор, злые и при оружии.

Наверное, поэтому они и начали в нас стрелять.

Собственно, к тому моменту, когда наш маленький отряд появился на сцене, бой между купцами и охраной — с одной стороны и бароном Бенедиктом и его людьми — с другой подходил к своему логическому финалу. Пятеро охранников были мертвы или тяжело ранены, ещё двоим бароновы ребята крутили руки, а последний, очевидно успевший кого-то положить и понимающий, что ему всё равно не жить, безуспешно пытался забрать с собой в могилу ещё одного из тех четверых разбойничков, которые на него наседали. Мёртвых купцов было четверо, а живые стояли смирнёхонько — под наблюдением двух лучников и трёх пехотинцев господина барона. Ещё двое копались в купцовых тюках. Всего же бароновых людей там было девятнадцать, включая двух убитых и двух раненых.

Сам барон сидел на коне посреди этого побоища и снисходительно посматривал на происходящую у него под ногами суету.

Чёрт его знает, почему они начали в нас стрелять. Может быть, в запарке приняли нас за отставшую охрану. Может, по инерции. Может, у кого-то сдали нервы… А может, кому-то просто захотелось пострелять. Во всяком случае, никто не обратил внимания на белый плащ с красным крестом и на белую же мантию, в которую был облачён мой друг Ги де Эльбен. А зря. Если бы обратили, то уж сообразили бы, что ни купцовой охраной, ни лёгкой добычей мы быть не можем. Что касается барона Бенедикта, то, к своему несчастью, как раз в эту минуту он смотрел в другую сторону: говорил что-то лучнику, показывая рукой на ещё сопротивлявшегося охранника.

Те двое, что держали на прицеле купцов, при нашем появлении перевели глаза на несущегося на них Рено и, как по команде, спустили тетивы. Один промазал. Второй попал. Но не в Рено. В шею его лошади.

Лошадь жалобно заржала и грохнулась в пыль. Рено кубарем покатился по земле. А Ги де Эльбен, наблюдавший эту сцену, привстал в седле и заорал во всю глотку:

— Ах ты ублюдок! Ты куда стреляешь, сарацинское семя? Это была МОЯ лошадь! И МОЙ оруженосец!!! Ну держись!

И, бросив собственного жеребца в галоп, заставил его перемахнуть через упавшую лошадь Рено и обрушился на несчастных лучников. Одного жеребец смял копытами, второго Ги зарубил мечом. Тут остальные люди барона, сообразив, что на них нападают, скопом набросились на тамплиера.

А вот тут уже и мы подоспели.

Я развалил череп солдату, пытавшемуся ткнуть алебардой в брюхо де эльбеновского жеребца. Обогнув телегу с другой стороны, мимо меня промчался Анри. Лавируя между телегами и лошадьми, ко мне бежал ещё один солдат. Бой с ним занял четверть минуты. Прикончив его, я огляделся.

Трое солдат, вязавших охранников, отвлеклись на подскочившего Анри. Одного он уже успел зарубить, двое других, скорее всего, завалили бы паренька, если бы не недовязанные охраники, которые напали на солдат сзади.

Ги, находившийся слева от меня, сражался в данный момент с тремя… нет, пардон, уже с двумя противниками. В пыли, под копытами тамплиерова коня, возились ещё двое: Рено, то ли не успевший вытащить меч, то ли окончательно озверевший после гибели своей лошади, душил голыми руками какого-то баронова солдата. Солдат, в свою очередь, пытался задушить Рено.

Помимо вышеперечисленных противников к нам бежали два инспектора купцовых тюков и ещё двое из той четвёрки, которая прежде пыталась завалить последнего стойкого охранника. Охранник, кстати, был ещё жив и, воодушевлённый неожиданной подмогой, бился с удвоенной силой.

Что касается Тибо, то он к этому времени уже слез с лошади и, держа топор двумя руками, осторожно высматривал, кого бы этим топором тюкнуть в спину.

За Ги, который сражался с двумя противниками и к которому бежали ещё две пары, я не слишком беспокоился, если бы не одно «но». «Но» имело вид последнего лучника, который держался вблизи баронова сапога и, положив стрелу на тетиву, хладнокровно прицеливался в моего друга. Заорав что-то неопределённое (зато очень громко), я заставил Принца перемахнуть разделявшую нас с лучником телегу. Вопль принёс свои плоды — лучник переключился с тамплиера на меня, однако в спешке промазал, а ещё через полторы секунды был убит. Затем едва не был убит я сам, поелику любезный барон Бенедикт прекратил бездействие и обрушил на меня здоровенную секиру. Уклониться я не успевал, пришлось поставить под удар щит. О, мой бедный щит! От намалёванного мною грифона почти ничего не осталось ещё на турнире, когда рыцари и бароны (а также один английский король) лупили по бедной птице почём зря. Но от богатырского баронова удара треснула и сама деревянная основа, и только железные скобы, скреплявшие его края, не дали щиту развалиться прямо у меня в руках.

Мы обменялись с бароном двумя-тремя ударами, когда подбежали те самые четверо пехотинцев. Я не мог отвлечься ни на секунду — барон был силён, как бык, и размахивал секирой, как пёрышком. Пространства для маневра почти не было — вокруг нас теснились купцовы лошади и стояли в беспорядке купцовы же телеги, а в каком состоянии находился мой щит, я уже говорил. Бессильно наблюдая, как подбегают эти четверо, и безуспешно пытаясь в темпе завалить барона (а барон дрался умело), я уже успел попрощаться с жизнью, или, как минимум, с Принцем — поскольку эти ублюдки в первую очередь, скорее всего, станут рубить ему ноги.

Вот один из них замахнулся алебардой… Я не мог ничего сделать — я с трудом в это время отражал атаку барона… Но рядом уже был Ги де Эльбен, и человек с алебардой заорал, когда алебарда упала на землю — вместе с его собственной рукой. Оставшиеся трое быстро поняли, что трое против одного — это не преимущество, когда этот один — тамплиер. Полагаю, Ги справился бы с этими тремя и сам, но тут произошёл исторический случай — Тибо влез в драку и угробил одного пехотинца своим топориком.

А я всё продолжал возиться с бароном. Это была патовая ситуация: принимать на щит его удары я не мог, мой меч также был слишком лёгким, чтобы выдержать прямое столкновение с его секирой. Приходилось держаться на расстоянии и выжидать удобного момента для атаки.