Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник

Он зажал в пальцах все три трехцветных шнурка из конского волоса и поднял бубенчики над столом. Они тихонько звякнули и умолкли. По какому-то мальчишескому побуждению захотелось ими позвенеть, но Сварог без труда сдержался: подобным вещам присущи самые разнообразные капризы, Барзай ни о чем таком не предупреждал, но вдруг бубенчики не любят, когда их используют в качестве вульгарной забавы, впустую, как ребенок – погремушку? Он давно уже научился кое к чему относиться с уважением…

Положил бубенчики в боковой карман мундира, взял фуражку и вышел из кабинета. Путь до посадочной площадки оказался на свой лад благостным – и секретарь с комендантом, и дежурный веральфами не были (ну, это стало ясно, как только Сварог сегодня прилетел сюда), ни с полдюжины попавшихся навстречу сотрудников. Что вовсе не означало, что веральфы не просочились и к нему, как просочились в восьмой департамент, – Сварог ведь не разглядывал всех. Ничего, насчет девятого стола все выяснится во время парада. Веральфов среди людей обитает много, Барзай говорил – а после некоторых событий Барзаю Сварог верил всецело…

…Он постоял у роскошного королевского ложа, в слабеньком сиреневом свете почти притушенного карбамильского ночника разглядывая Яну. Она спала на спине, лицо спокойное, даже легкая улыбка на губах. Посмотрел вверх, туда, где в складках балдахина, на высоте локтей двух спрятал привязанные к серебряному кольцу бубенчики. Пустяковая задача для любого короля, у которого руки растут не из афедрона – проколоть шилом дырочку, примотать кольцо серебряной и проволочкой…

Он не сомневался: если вновь придет волчий сон (а других с определенного времени и не бывало, исключая проведенную в Хелльстаде ночь), бубенчики обязательно зазвенят. И что потом? Да просто-напросто неопровержимо подтвердится еще одно утверждение Барзая и не более того. Даже если Сварог и проснется (Барзай говорил, что иногда просыпаются), придется уснуть вновь. И снова появится мост, а на мосту – волчица, прицепившаяся, как репей к песьему хвосту. И снова зазвенят колокольчики…

А что, если они вдобавок разбудят Яну? Она всегда спала крепко, но все ли мы знаем о ратагайской магии? Придется давать объяснения – а Сварог до сих пор не решился с ней о своих навязчивых снах, приходящих со стороны, поговорить. Он никогда и ничего от нее не скрывал (ну, разве что Вердиану), к тому же сны его нисколечко перед Яной не виноватили – а вот поди ж ты, духу не хватало, и все тут…

Он тихонько прошел в соседнюю комнату, в свой маленький кабинет, присел за стол, выкрутил шпенек карбамильской лампы на полную яркость и придвинул к себе тоненькую папку в стандартной канцелярской картонной обложке, кроме герба Багряной Палаты украшенную еще и знаком высшей степени секретности. Но удивляться худобе папки не следовало: Сварог сам попросил отца Алкеса в дебри времен не углубляться, захватить только текущее тысячелетие.

Отчет был, если можно так выразиться, меланхолический. По неизвестным причинам, в которые никто не вникал (и не собирался, такое впечатление, вникать), чародейское ремесло наведения снов стало стремительно клониться к упадку еще лет за сто до нынешнего «магического кризиса» – причем без всяких усилий заинтересованных учреждений, словно бы само по себе. Больше всего это походило на внезапно вспыхнувшую эпидемию «овечьей вертячки» – от которой, если не спохватиться вовремя и не принять должных мер, вымирали и тысячные отары. Словно повернули некий выключатель – и ремесло насылателей снов стало истаивать, словно льдинка на жарком солнце или золото в кошельке кутилы.

Случались лишь, как выразился бы ученый (что имперский, что земной), «отдельные проявления». В сущности, довольно несерьезные – как и прежде, в период расцвета ремесла. Некий беззастенчивый дворянин из Латераны, очередной охотник за богатым приданым, стал насылать на девицу, не питавшую к нему большой симпатии и замуж за него не собиравшуюся, хорошо подобранную серию снов, благодаря которым богатая красавица должна была к нему воспылать чувствами и ответить на очередное предложение согласием. Некий штурман большого речного парохода, стремясь занять место капитана, стал «показывать» тому жуткие сны, состоявшие сплошь из кораблекрушения судна, всякий раз по вине капитана. Некий купец, чтобы напакостить своему крайне суеверному конкуренту… ну, этот сам ремеслом не владел, но нанял умельца. И конкуренту стали что ни ночь являться в кошмарах жуткие ведьмы, предрекавшие неминуемый крах его очередных торговых начинаний. И так далее, в том же духе. Как это называлось когда-то в советской литературе? Ага, мелкотемье…

Отец Алкес педантично отметил: всякий раз затеи «насылателей» успеха не приносили. Дворянина, штурмана и купца вовремя вычислили и взяли за шиворот. В нескольких других случаях, когда подобные мелкотравчатые замыслы все же кончились удачей, виновных опять-таки выловили довольно быстро. Всегда склонный к объективности отец Алкес написал еще: нельзя исключать, что некоторые случаи так и не были раскрыты, оставшись Багряной Палате неизвестными. Сварог моментально вспомнил цитату любимого автора: «Так ведь про тех, кто не попадается, мы не знаем». Ага, вот именно…

Все вышеописанное – дела давно минувших дней. За все время, что отец Алкес служил в Багряной Палате, поднявшись от рядового сыщика до ее главы, свидетелем (но не самовидцем) был один-единственный раз. И снова – история зауряднейшая, скучная бытовуха. Один зажиточный крестьянин-фригольдер хотел приобрести у второго соседний с его землями кусок, причем с речкой, где собирался устроить водяную мельницу. Сосед по так и не названным причинам уперся и расставаться с землицей, несмотря на солидную предложенную цену, ни за что не желал. Мечтавший о карьере мельника, оказалось, владел оставшимся от дедов-прадедов умением наводить сны. Долго не подворачивалось случая это умение применить – но теперь… В ночных кошмарах к упрямому соседу стали чуть ли не рядами и колоннами заявляться лешие, утопленники, деревенские ведьмы и прочая мелкая нечисть, убеждавшая, что спорная землица – проклятая, а по тому от нее следует избавиться как можно быстрее, пока череда бед и несчастий не обрушилась в первую очередь даже не на самого крестьянина, а на его любимых чад и домочадцев. Вот только в округе отыскался кое-кто посильнее – сельский дедушка, белый колдун, в два счета определивший, откуда ноги растут у страшных снов…

Особым репрессиям никто из помянутых не подвергся: ремесло наведения снов среди черной магии не числилось, проходило по гораздо более мягкой статье: «Чародейские умения, к черной магии не относящиеся, но безусловно способные при зловредном направлении ума привнести окружающим духовный либо телесный вред». Так что все «насылатели» отделались, в общем, легко, получили от трех до пяти лет заключения в монастыре «со строгим содержанием». Не санаторий, конечно, но и никак не каторжная тюрьма: заключение в келье под замком, но с ежедневными прогулками по двору, никаких кандалов – и обязанность посещать все монастырские богослужения с непременным покаянием перед братией после каждого.

К сожалению, одержимого мечтами о водяной мельнице уже ни о чем не спросишь: дело происходило двадцать восемь лет назад, а не состоявшемуся мельнику уже тогда перевалило изрядно за сорок. Отмотав срок, он долго жил в селе тише воды ниже травы и помер естественной смертью года три назад. В общем, ни малейших следов и зацепок отец Алкес не дал – а кроме того, все, о чем он написал, не имело ничего общего с волками, как волшебными, так и обычными. Еще одна пустышка. Есть опасения, что…

Рука так и застыла на дочитанной до конца, но не захлопнутой папке. Сварог замер в кресле.

За чуточку не прикрытой до конца дверью кабинета, в спальне отчетливо раздавался мелодичный серебряный звон. Трезвонили бубенчики все громче и громче, звучали уже едва ли не крохотным набатом наподобие того, каким колокола, что в городе, что в деревне, собирают народ на пожар.

Сварог одним прыжком оказался в спальне. Вывернул ночник поярче. Бубенчики надрывались, как пожарные колокола, если огонь, охвативший один дом, стал перекидываться на соседние. В голове крутилось что-то бессмысленное.

Яна открыла затуманенные сном глаза, сделав непонятную гримаску, приподнялась, потом села в постели. Понемногу ее взгляд становился все более осмысленным – проснулась окончательно. Бубенчики перестали трезвонить, умолкли, но Сварог все еще пребывал в некотором ошеломлении. Он и подумать не мог…

Яна опомнилась первой:

– Что это за трезвон? – бросила быстрый взгляд на складки балдахина. – Здесь явно какая-то магия, правда, белая… Что ты тут устроил, могу я узнать?

Обретя наконец некоторую решительность, Сварог присел на край роскошной постели, в пышные киртенальские кружева, спросил напрямик: