Рыцарь на золотом коне

– Бабушка, тебе необязательно ходить на все! – запротестовала Полли.

– Из всей твоей родни я одна интересуюсь твоей жизнью настолько, чтобы ходить на школьные мероприятия, вот и пойду! – отрезала бабушка.

Она твердо стояла на своем, и Полли сочла за лучшее не спорить. Однако День спорта оказался холодным и слякотным. Полли сделала еще одну попытку уговорить бабушку посидеть дома. Бабушка объявила ей войну. Она посмотрела на Полли тем самым взглядом, которым укрощала чиновников, и сказала:

– Это мой долг, Полли. Не спорь. Я надену шубу, возьму зонтик и приду посмотреть, как ты станешь чемпионкой. И хватит это обсуждать.

Бабушка преисполнилась небывалой свирепости – вот почему Полли всерьез забеспокоилась, когда днем она в школу не пришла. Несмотря на дождь, собралась изрядная толпа: родители, учителя, братья и сестры участников соревнований, рассредоточившихся по спортивному полю. Полли все надеялась, что бабушка просто затерялась в толпе. Однако бабушка, тем более в шубе, издалека бросалась в глаза, а особенно с зонтиком – зонтик у нее был очень большой и состоял из зеленых и белых клиньев. Сколько Полли ни вглядывалась, а зонтика не видела.

– Может, мне домой пойти? – спросила Полли Фиону, когда та помогала ей затянуть волосы в хвост тугой резинкой.

– Может, она села на автобус, а он сломался, – предположила Фиона. – А может быть, ее заслонил кто-нибудь высокий и толстый. Давай обойдем поле и посмотрим.

Они обежали поле, прикрывшись Фиониным дождевиком, чтобы не намочить тренировочные костюмы, но ни шубы, ни бело-зеленого зонтика не нашли. Полли была рада, что у нее есть такая подруга, как Фиона, – та вела себя очень разумно и старалась ее успокоить. У Полли даже живот подвело, и она твердила про себя: «Ну, если мистер Лерой сделал плохое бабушке, я пойду в Хансдон-хаус и убью его! Пойду и убью!»

– Если тебе надо домой, уйдешь после четырехсотметровки, – сказала Фиона, когда они стояли под дождем, прыгая с ноги на ногу, чтобы согреться. – Сначала надо победить в четырехсотметровке.

Полли сняла тренировочный костюм и понуро протопала к старту вместе с остальными бегунами. Она приняла позу «низкий старт» – колени и костяшки пальцев сразу намокли, дождь иголками колол ей руки и ноги – и в последний раз окинула поле встревоженным взглядом. И наконец-то увидела зонтик, далеко-далеко, у самых ворот. Под ним стояла бабушка, но держала его не она. Держал зонтик над ними обоими мистер Линн.

Раздался выстрел стартового пистолета, и Полли рванулась вперед. Учитывая все обстоятельства, она показала себя молодцом – пришла третьей. Однако скорость, с которой она пробежала дистанцию, была сущей ерундой по сравнению с тем, как она покрыла расстояние от финиша до ворот, на ходу срывая с волос тугую резинку. Резинка запуталась, и Полли содрала ее, только когда добежала до зонтика.

Теперь бабушка держала его одна. Мистер Линн исчез.

– Тут был Том, точно был! – закричала Полли. – Полли, набрось что-нибудь. Ты простудишься насмерть, – сказала бабушка. – Да, был, но остаться не мог. Квартет уезжает в Австралию. Вот, просил тебе передать. – Бабушка протянула Полли лист бумаги.

Полли выронила резинку, обмотанную тонкими серебристыми волосками, и медленно взяла бумагу. По ней барабанил дождь. Рисунок на бумаге набухал и расплывался от слез, которые Полли твердо решила не пускать наружу.

– Как твой радикулит? – спросила она, дожидаясь, пока перед глазами прояснится.

– Болит, но не сильно, спасибо, что поинтересовалась, – отозвалась бабушка.

Наконец Полли разглядела рисунок. Кенгуру в очках – Том нарисовал его очень похожим на себя самого. А мистер Лерой победил, причем без малейших усилий.

– Он думает, я дитя малое! – рассердилась Полли.

– Так ты и есть дитя малое, – ответила бабушка.

5

Побудь часок со мной вдвоем,

Да не робей, вставай с колен,

Но не целуй меня, мой Том,

Иль попадешь надолго в плен.

Томас Рифмач

Полли даже поежилась – туфли опять проехались по бабушкиному покрывалу, – вспомнив отчаянное одиночество, которое охватило ее в тот День спорта. После этого она всерьез настроилась взрослеть. И работала над этим весь следующий год. Бабушка относилась к ее затее с сочувствием, хотя и не без ехидства, – примерно как тогда на спортивном поле. «Не жди у моря погоды», – твердила она. Это, можно сказать, был бабушкин девиз. Не жди у моря погоды. Полли снова неловко поежилась. Теперь-то она видела, что именно это и сделала – ждала у моря погоды, а жизнь тем временем текла мимо. Вторых, скрытых воспоминаний у нее осталось всего на год. После этого память снова бежала по одной колее, и была она пустая до омерзения и вообще совсем другая.

Вот, например, Полли считала, будто познакомилась с Себом на той вечеринке у Фионы два года назад, и была уверена, что это подлинное воспоминание. А скрытая память настаивала: это чушь. Полли знала Себа с десяти лет. И он объявился сразу после Дня спорта – довольно скоро после того, как она велела ему отстать.

– Наверное, ты на самом деле злилась не на меня. Просто случилось еще что-нибудь, – сказал Себ, возникнув на пороге бабушкиного дома с коробкой шоколадных конфет в руках.

Это была правда, по крайней мере настолько правда, что в Полли опять пробудилось мягкосердечие.

А еще в той памяти, которая бежала по одной колее, вообще не было Лесли. Полли диву давалась, как ее угораздило забыть такую яркую личность. Лесли был мидлтонской знаменитостью. Похоже, Уилтон-колледж не мог удержать его в себе, как держал остальных мальчиков. Лесли вечно мелькал то здесь, то там и гонялся за девочками с тем же рвением, что Нина – за мальчиками. Естественно, их с Ниной орбиты то и дело пересекались, однако от его ухаживаний перепало и Полли. И Фионе тоже, хотя он ей быстро наскучил. Фиона сказала, мол, у нее и другой дичи хватает и вообще ей нужна свобода, чтобы померяться силами с Ниной, – это было по-честному, ведь Фиона теперь стала красивее самой Кристи Джефферсон, – а еще она считала Лесли слюнтяем. Она обзывала его Юбочником и Джорджи-Порджи и недоумевала, как его до сих пор не исключили из Уилтон-колледжа. Полли тоже недоумевала. На уроках он практически не появлялся. Бабушка объясняла все тем, что Лесли отлично играет на флейте. Школе выгодно его держать, говорила она, и дело либо в этом, либо он хитер и везуч, будто сам дьявол.

Полли склонялась ко второму варианту. Но потом услышала, как Лесли играет на флейте. Это было на рождественском концерте в Уилтон-колледже. Лесли поспорил с Полли и Ниной, что они струсят и не придут. Поэтому они тщательно нарядились и пришли. В случае Нины наряд предполагал зеленые волосы – Нинина мама давно махнула рукой на попытки влиять на дочкину внешность – и балахон из блестящей черно-оранжевой сетки, который притягивал к себе все взгляды в зале розового мрамора.

Лесли вышел на авансцену – вид у него был самый скромный и благонравный, а волосы красиво мерцали в свете софитов, – и заиграл. Музыка парила среди фальшивых романских колонн, дразнила, влекла, манила. Полли была зачарована. Она не знала, что в Лесли таятся такие глубины. Кроме того, у него был и другой талант – привлекать к себе внимание. Пока Лесли не кончил играть, Полли ни на кого больше не смотрела.