Рыцарь темного солнца

– Ну на что это похоже! – запричитал он. – Это же черт знает что такое! Боэмунд, если бы я не знал, что ты великий рыцарь и украшение христианского мира, я бы подумал, что ты мужлан, ей-богу! Какой же рыцарь станет драться голыми руками? Фу, какая гадость! – Он снова сплюнул красным и не без труда поднялся на ноги. – Пресвятая Дева, у меня такое впечатление, что меня лягнула лошадь. Ох! – Он потряс головой, словно проверяя, на месте ли она. – Ей-богу, даже когда меня последний раз стукнули по башке палицей, я чувствовал себя не в пример лучше. Все же надо нам как-нибудь с тобой померяться силами, только не на кулаках. Но даже если ты меня убьешь, я до последнего вздоха буду повторять: ты – предатель.

– Брат, уймись, – сказал Боэмунд, – не испытывай мое терпение.

– Ну, давай, бей, – проворчал Филибер. – Стукни меня еще разок, да покрепче. Ох, как шумит в голове… Словно я выпил жбан польской водки. Нет, Боэмунд фон Мейссен, точно тебе говорю: ты – негодяй!

– Если бы я оставил дело как есть, я бы и впрямь был негодяем, – согласился фон Мейссен.

Лягушонок, поставив ногу в стремя, безуспешно пытался забраться в седло. Слова Боэмунда застигли его врасплох.

– Да? – только и сказал он.

– Именно так, – подтвердил Боэмунд.

Филибер опустил ногу и кулаком стукнул по раскрытой ладони. Он явно был возбужден.

– Мы нападем на них прямо сейчас и отобьем ее! А?

– Нет, – сказал Боэмунд, морщась, – так мы делать не станем.

Филибер угас.

– А я-то думал, ты сказал, что хочешь спасти ее, – вздохнул он. – Но, похоже, я ослышался.

– С ней ничего не будет, – успокоил великана-анжуйца Боэмунд. – По крайней мере, пока.

– Но она там одна… одна против всех! – вскрикнул Филибер. – Как ты не понимаешь…

– Филибер, – убеждал друга фон Мейссен, – она гораздо умнее и сильнее, чем ты думаешь. Я не завидую тем, кто будет иметь с ней дело и попытается выудить у нее признание. Им ничего не удастся с ней сделать, а я тем временем подумаю, как освободить ее. Ты со мной?

– Да! Конечно! – вскричал Филибер, не помня себя от восторга.

– Верь мне, мы ее вытащим, хотя я и не знаю, на кой она тебе сдалась.

Филибер тяжело покраснел, поглядел на него исподлобья и вдруг шумно засопел, как потревоженный осиный рой.

– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! – объявил он, вызывающе выставив подбородок. – Я… я считаю, что всякий честный человек…

– Пустое, – обронил рыцарь Боэмунд. – Садись в седло и поехали в Торн. Фон Ансбах, наверное, уже заждался нас.

Глава 6, в которой Мадленка превращается в обвиняемую

Мадленку привезли в резиденцию князей Диковских. Она не испытала никакой радости, вновь увидав стены и ров, в который прыгала, чтобы спасти свою жизнь. Ей думалось, что ее опять посадят в вонючее подземелье, но Август оставил ее в малой зале под присмотром стражников и удалился докладывать дяде о том, кем на самом деле оказался «Михал Краковский». Мадленка бесцельно побродила туда-сюда, оглядываясь на тех, кому было поручено охранять ее. Жаль, что окна были прорезаны высоко и к тому же слишком узки для человека, не то бы она не устояла перед искушением и снова бы попыталась спастись, бросившись со стены в воду. Ничего, как знать, может, ей еще удастся доказать свою невиновность. Она ни о чем не жалела и была близка к кому, чтобы никого и ничего не бояться. Дух ее был на удивление тверд, мысли ясны. «Я ни в чем не виновата, – повторяла она про себя, – следовательно, меня ни в чем не могут обвинить».

(Заметим в скобках: скольких людей, наивно говоривших себе то же самое, перемололи жернова судьбы!)

Дверь приотворилась со звуком, напоминающим судорожный зевок, и Мадленка дернулась всем телом, ожидая увидеть Августа. Однако на пороге оказалась всего-навсего литовская ведьма Анджелика. Ее горностай по-прежнему был с ней и бегал за ней, как собачонка. Увидев Мадленку, он фыркнул и по платью ловко взобрался своей госпоже на плечо. Анджелика с улыбкой оглядела Мадленку с головы до ног, и та почувствовала себя испачканной этим взглядом. С полуулыбкой на устах Анджелика обошла вокруг Мадленки, словно та была не живой человек, а статуя или что-то столь же неодушевленное.

– Так, так… – проговорила Анджелика, не переставая улыбаться. – Так вот на что ты похожа…

Мадленка не знала, что ответить, и стиснула руки. Бесстыдные глаза пристально рассматривали ее.

– Знаешь, – доверительно сообщила литвинка, – мальчиком ты была не очень хороша собою, а девочкой и подавно.

Она улыбнулась, с наслаждением ловя на лице Мадленки отражение того, какое впечатление на девушку произведут ее слова.

– Не всем же быть такими, как ты, – отозвалась Мадленка. И, ослепительно улыбнувшись, добавила: – К счастью.

Улыбка Анджелики погасла. Вошел князь Август. С расцарапанной щекой, взъерошенный, он походил на нашкодившего мальчишку. На литвинку он не обратил внимания.

– Пошли, – коротко бросил он Мадленке.

Та двинулась к двери, но тут Анджелика метнулась к Августу и схватила его за руку.

– Август… – тревожно шепнула она.

– Что? – спросил он с удивлением.

– Стереги ее крепко! – с деланым придыханием прошептала Анджелика. Но глаза ее смеялись.

К великому облегчению Мадленки, ее повели не вниз, где располагались владения покойного Адама, а в боковые покои. В одной комнатке стояла кровать с балдахином, поддерживаемым витыми столбиками, в другой имелись стол, стулья и несколько сундуков, а на стене висел искусно вытканный гобелен фландрской работы, изображавший охоту на кабана.

– Можешь располагаться, – так же отрывисто бросил Август.

Мадленка, поколебавшись, положила на стол узелок, где было платье и четки, которые дала ей мать, и села напротив гобелена, принявшись с преувеличенным вниманием разглядывать его. Двое стражей остановились в дверях, и Август сделал им знак выйти. Сам он расхаживал по комнате взад-вперед, и это мельтешение раздражало Мадленку. Она хотела, чтобы он ушел, хотела остаться наедине со своей печалью.

– Ты и впрямь Магдалена Соболевская? – спросил Август, остановившись возле девушки и глядя на нее в упор.

– А ты что, не видел? – мрачно спросила Мадленка, тяжело переживавшая свой недавний позор.

– Скажи мне честно, ты убила мою мать?

– Нет.

Август снова заметался.

– Но тогда кто? – крикнул он. – Кто?

– Может быть, у нее были враги? – предположила Мадленка.

– У нее? Нет. Моя мать благороднейшее создание на свете.

Мадленка вдруг вспомнила, какими словами покойную княгиню честил фон Ансбах, но благоразумно воздержалась от возражений.

– Нет, глупо с моей стороны верить тебе, – заключил Август неожиданно. – Прощай!

В сущности, все начиналось не так уж плохо. У Мадленки были свои покои, к ней приставили служанку – боязливую девушку, которая общалась с госпожой с явной неохотой, из чего Мадленка заключила, что, должно быть, среди обитателей замка она слывет чудовищем. Такое предположение немало ее позабавило.

Когда наутро принесли пищу, пленница потребовала, чтобы ту проверяли. Поднялся невероятный шум, дело дошло даже до епископа Флориана, но, когда он начал увещевать ее, Мадленка придвинула к нему тарелки и предложила отведать из них первым, раз он ничего не боится. Епископ почему-то не решился отведать пищу. Он удалился и вскоре прислал своего человека, который отныне стал проверять всю еду, подаваемую Мадленке. Таким образом, с этой стороны девушка могла считать себя более или менее в безопасности.