Рыцарь умер дважды
Шрифт:
Они напуганы: от последнего китайского работяги до мэра. Они вспомнили, от чьей плоти я — плоть. Они сторонятся меня и парней, не слышат нас, когда мы взываем к закону или расспрашиваем, ища правду. Они боятся людей своего племени лишь потому, что те верны мне, и уже нас вместе боятся, как зверей. Все это — на мне. Я не сберег то, чем дорожу более всего.
Пожалуйста, Нэйт… отпусти мне грехи».
Недавно к участку принесли окровавленный труп Старого Джо — владельца лавки — и поставили ту смерть рейнджерам в вину. Позже остались
Я наблюдал все со стороны, в известном смысле сидел в засаде. Единственным моим жестом стало осуждение поджога. Этого хватило, чтобы католики, методисты, квакеры — все, с кем раньше мы хотя бы притворялись соратниками, а не противниками, — начали обходить меня по дуге. Они уверовали: город в осаде дьявола. Я видел другое: дьявол уже внутри. С нами. Даже в церквях, там, где люди ополчились друг на друга. Но я молчал, пока сегодня, — когда чужая паства подпитывала дьявола в себе, — не пришел к Винсенту. Он узнал меня по шагам. Не поднимая головы, протянул руку в пустоту и заговорил горячо, быстро, отрывисто. Я стоял над ним и слушал, а потом, когда наши глаза все-таки встретились, просто осенил его крестом.
— Если ты сын своего отца, — я подступил на шаг к столу, — то знаешь, что делает испуганная толпа после проповедей вроде сегодняшних. Если ты сын своего отца, — я взял со стола нож для бумаг, — то защитишь агнца и будешь не один: твои парни явятся не с толпой, но опередят ее. Если ты сын своего отца… — я резанул себя по указательному пальцу, — то не забыл, что я говорил о двух верах.
Ни слова не сорвалось с губ Винсента, только сжались кулаки. Он знал, что я сделаю дальше, и кивнул, подаваясь вперед. Мы давно научились понимать друг друга без лишних слов. Так легко, что порой в этом сквозит нечто мистичное.
— Тогда… — я провел кровавую черту на его лбу, две от висков до скул, — они помогут тебе. И я. Я нашел виновных, я их приведу. Вам нужно продержаться час или два. Сможете? Сколько у вас здесь арсенала?
— Имеющий уши… — Он наконец улыбнулся. — С толпой можно и говорить, Нэйт.
Наши глаза встретились снова.
— Но не если она начнет штурм.
И не если следом явится кто-то пострашнее. Но, бросив лишь: «Не вешай нос», я вышел прочь.
Чтобы вскоре увидеть двух легко узнаваемых всадников на берегу реки.
Чтобы, когда один из них лишится чувств, последовать за лошадьми в рощу.
Чтобы тот, кого мы защищали, рыжий демон, клочьями вынимал из чужой груди вязкую тьму, а потом прогонял ее слепящим светом.
…Теперь Эмма Бернфилд хрипит «Отпустите», силясь стряхнуть с горла мою руку. Но я не отпущу: приходя сюда тайно, я уже наблюдал, как озеро расступается перед ней вратами, как тварь — та, что сейчас пугливо нырнула на дно, — поднимается над поверхностью. Уверен… она там не одна. Но из чертового омута никто больше не вылезет.
Я позабочусь.
Пока
я тащу девчонку прочь, она продолжает биться и визжать. Кусается, лепечет, что я все понял не так. Черта с два. Она получает затрещину, но не перестает упираться, то и дело зовет меня, точно пытаясь образумить. Она совсем меня не боится. А ведь боялась всегда, прятала глаза, как и подобает благочестивой прихожанке. Может, она тоже одержима?— Вы не понимаете! Я могу… мы можем все исправить, мы…
— Так же, как начали? Как впустили к нам этих тварей?
— Мы…
Она осекается. Дрожат губы, расширяются глаза, когда я, наклонившись ближе, шепчу:
— Я никогда не верил в ведьм, девочка. И мне было очень жаль твою сестру. Но, может, кто-то вполне заслуженно ее…
…покарал?
Она бьет меня по лицу сама — яростно, но по-девичьи слабо. Истошный вопль причиняет куда больше боли, как минимум, ушам:
— НЕ СМЕЙТЕ ТАК ПРО ДЖЕЙН! ОНА ЗАЩИЩАЛА НАС! ВСЕГДА ЗАЩИЩАЛА!
Криво усмехаюсь, обернувшись. Два Озера безмолвны, пусты. Неужели пустоглазая тварь настолько испугалась меня, что даже не зовет дружков? Здраво. Пусть боится.
— Отпустите… — охрипнув, Бернфилд теперь шепчет, жадно хватает воздух. — Мы…
— Преподобный, оставьте ее!
Вот и двое других. Как бы дико ни звучало еще час назад, объявились демон с пособником.
Тот, кого в городе узнали по красным афишам и сброшенным цепям, не приближается, тяжело опирается на старую ель поодаль. Он пристально глядит желтыми глазами и молчит. Неужели предоставил возможность разобраться со мной Адамсу? Тот уже выступил вперед. Выдернул из кобуры револьвер, наставил на меня и повторяет, обращаясь по-мирски:
— Мистер Ларсен. Отпустите, пожалуйста, Эмму. Не будем ничего усугублять.
Как всегда прохладен, как всегда вежлив, — даже целя человеку в лоб. И непревзойденно изображает мягкую уверенность; его выталкивали из-за этого в городской совет, но он, разумеется, отказался. Адамс из тех, кто предпочитает тень, и в который раз я убеждаюсь: оттуда удобнее бить в спину. Вдвойне, если еще изображать праведника.
— Как вы могли?.. — Не выпуская из поля зрения Райза, все же отвечаю на брошенные слова. — Она околдовала вас? — встряхиваю обмякшую девчонку. — Или этот?..
— Преподобный. — Адамс глубоко вздыхает. — Я представляю, что вы себе навыдумывали, особенно если что-то видели пару минут назад. Но поверьте, — рука с револьвером чуть-чуть опускается, — вы не правы. Ни Эмма, ни кто-либо из нас не…
— В городе убили человека, — вкрадчиво напоминаю я. — Растерзали, когда он пытался защитить свое имущество. Странно, что одного. Это тоже не ее вина? И не вина другой, мертвой? Они ходили сюда и знают, кто здесь водится. Все вполне очевидно.
Эмма Бернфилд бешено мотает головой и получает новую оплеуху.
— Поймите же, нет! — Адамсу уже труднее говорить своим раздражающе стерильным тоном. — Ограбления и нападения не связаны ни с девочками, ни с мистером Райзом, ни со мной. Но мы помешаем им повториться, если…
— Кто же виноват? — Я шагаю навстречу; девчонке приходится сделать то же. Она закрывает меня подобно щиту, и Адамс прекрасно это понимает. — Отвечайте, живо.
— Мне это неизвестно! — Он все-таки теряет терпение, нелепые усы даже топорщатся от гнева. — Но клянусь, я…