«Рыцари чести и злые демоны»: петербургские учителя XIX- н. XX в. глазами учеников
Шрифт:
Теперь дозволяю себе воскресить в памяти ту милую и благородную личность, какой был Александр Петрович Алимпиев. Страстный поклонник муз и поэзии, он фамилию свою должен бы был писать через «О», производя от слова «Олимп». Это был не учитель, – а наш друг! Если, бывало, в ком из нас он заметит «огнь поэзии священной», – то не отстанет от этого воспитанника, и как бы ни были плохи его вирши, согласно правилам версификации, – переделает их совместно с автором в более стройные строфы…Наши юные беллетристы всегда находили в нем своего «помощника и покровителя». Доказательством тому служил тогдашний «Гимназический летучий листок», который за своё обличительное направление строго преследовался гувернёрами.
Живо помню добродушное лицо нашего милого Александра Петровича, с его тёмно-зелёным вицмундиром, Станиславом на шее и Владимиром в петлице! Помню классы «наших сочинений»,
Н. Каратыгин
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1880. Вып. 1. С. 32 – 34.
***
«Особенно памятной и особенной драгоценной чертой в Александре Петровиче было то, что с учениками, почему-либо обратившими его внимание он не ограничивался одними классными занятиями, не дёшево ему обходившимися. Он не только дозволял, но требовал посещения его на дому (жил же он рядом с гимназией). И мне случалось бывать у него не раз. Как живо припоминаются мне теперь беседы с ним при этих посещениях. Они происходили всегда в послеобеденное время. Отдохнув от трудов праведных, облёкшись в халат, Александр Петрович выходил к вечернему чаю. Чаепитие происходило всегда в среде семьи. Заем мы удалялись в кабинет, и, Боже, чего не случалось выслушивать снисходительному педагогу: целые драмы, комедии, многоглавные повести. С каким терпением выслушивал всю эту ерунду Алимпиев, как заботливо выправлял он слог, какие приходилось выслушивать от него поучения и советы! Беседы длились иногда за 11 часов вечера. Что выносил Алимпиев из этих бесплодно убитых вечеров, не знаю; я же выходил очарованный, с массой добытых знаний, с творением, разбитым в пух и прах, но самолюбием не затронутым.
Б. Милютин
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1880. Вып. 1. С. 35.
***
Противоположностью строгой натуры Иващенки (учитель математики – Т.П.) была чересчур мягкая натура преподавателя русского языка, А.П. Алимпиева. Его все помнят хорошо и потому я коснусь только одной черты этого замечательного в своём роде человека. Он преподавал теорию плохо; не учились у него, по-видимому, ничему, а между тем ученики его большей частью хорошо излагали свою мысль устно и письменно знали практические правила языка. Какой обидный пример для большинства педагогов! Человек ласковым словом, гуманным отношением, полным почти laissez faire (попустительство – Т.П.) достигает таких успехов с учениками, каких другие его собратья по профессии не могли достигнуть диким обращением, страхом взысканий, вечным подтягиванием…
Метод преподавания Алимпиева противоречил тому, на что так сильно налегали до и после него (на строгое зубренье грамматики и теории словесности), и согласовался с тем, к чему относились гораздо небрежнее: с бесконечным упражнением в сочинениях на всевозможные, произвольные темы. Ученики до того привыкли к этой свободе выбора, что кога на экзамене нам предложили обязательные темы, вроде «Вера, надежда и любовь» или «Смерть Наполеона» или «Геройство», то в итоге написанного на темы оказалось ерунды вдоволь, и Постельс (директор – Т.П.) морщил физиономию, а Алимпиев как-то жался и стискивал губы.
А.С. Вирениус, 1840-е – н. 1850-х гг.
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1881. Вып. 2. С. 11.
***
«Русский язык в старших классах преподавал очень известный тогда в СПб А.П. Алимпиев, старец лет за 60, обучивший на своём веку, по крайне мере, два поколения. У Алимпиева мы учили разные «теории» по книжкам Зеленецкого, стихи, отрывки на старославянском языке по хрестоматии, кажется, Пенинского и, наконец, писали сочинения. Все это у Алимпиева делалось как-то машинально, без всякого участия со стороны учителя к тому, что говорил или писал ученик. Алимпиев был сильно глуховат, что способствовало тому, что ему, вместо урока часто пороли всякую гиль. Глухота развила у Алимпиева подозрительность и он, бывало, чуть увидит улыбку на лице ученика, сейчас же обращается к нему: «Ну чего лыбишь?»
1850-е гг.
Лазаревский А.М. Отрывки из биографии // Киевская старина 1902. Т. 77. № 6. С. 490 – 491.
***
«Когда я поступил в VI класс гимназии, преподавателем словесности у нас был старичок А.П. Алимпиев.
Он был стар и глух; поэтому в классе у него стоял постоянный шум и громкий говор, как во время рекреации. Если А.П. Алимпиев вызывал кого-нибудь отвечать урок, то зорко сидел за сидящими рядом или позади учениками и по движению губ угадывал: подсказывают они урок или нет. Ученики знали это и пускались на хитрости: кто хотел подсказывать, обращался к сидящему позади его товарищу и как будто вёл с ним разговор. Добряк Алимпиев был полный; всем ученикам старших классов он неизменно говорил ты, вместо принятого вы, плевался, бранился. Зато, когда он начинал читать что-нибудь из Пушкина, Гоголя или Тургенева, весь класс слушал его, затаив дыхание. До сих пор помню, как мастерски читал он нам Бориса Годунова; особенно врезался в моей памяти известный монолог: «Достиг я высшей власти…»1852 год был последним годом службы Александр Петровича Алимпиева. По окончании экзаменов он вышел в отставку. Прощаясь с нами, он высказывал заветные свои планы: он хотел на свободе написать учебник истории литературы, а затем отдохнуть от продолжительной педагогической деятельности. «Надо мне, наконец, пожить для себя, – говорил он нам, – до сих пор я, как свеча, горел только для того, чтобы давать свет другим. Довольно с меня; пора на отдых».
Бедному Алимпиеву не удалось осуществить свои мечтания: в том же году его разбил паралич, а вскоре затем он и скончался».
Маев Н. Из прошлого 2-й Петербургской гимназии // Русская школа. 1894. № 2. С. 38 – 39.
ХРИСТИАН ЛЕОНТЬЕВИЧ АЛЬБРЕХТ
Родился в Лифляндии 20 июля 1786 г., лютеранского вероисповедания. Обучался в Юрьевском университете по филологическому факультету и удостоился в 1806 г. похвального свидетельства. Служил дворянским землемером в Лифляндии с 1809 по 1823 гг. В 1834 г. приобрёл от Правления Петербургского университета право на преподавание немецкого языка. 10 мая 1840 г. определён комнатным надзирателем при пансионе и учителем немецкого языка в низших классах С.-Петербургской Второй гимназии. Пребывал в должности учителя до 1 августа 1855 г., когда по прошению был от неё уволен. 1 сентября 1856 г. был назначен старшим комнатным надзирателем. Дослужился до чина коллежского асессора, был уволен в отставку по прошению в 1858 г.
Курганович А.В., Круглый А.О. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской второй гимназии Ч. 2. СПб., 1894. С. 265, 359, 361.
«Лемм, Крюгер и Альбрехт особенно отличались в лакействе. Из желания угодить директору эти наставники друг перед другом щеголяли в шпионстве, для чего особенно усердно следили за гимназистами, которые, по строптивости характера, всегда находились в подозрении».
1850-е гг.
Лазаревский А.М. Отрывки из биографии // Киевская старина 1902. Т. 77. № 6. С. 493 – 494.
***
«Альбрехт по виду был крайне дряхлый худощавой старик среднего роста, почти лишённый на голове растительности; сохранилась только одна коса, которую он при помощи какого-то липкого вещества всю зачёсывал наперёд и даже на часть лба. Когда он очень сердился, то его коса, как щетина у животных, поднималась кверху и делала его очень смешным. Ему постоянно казалось, что пансионеры не учатся, и он зачастую подходил к подозреваемому сзади и через спину последнего заглядывал, что тот делает. Во время приготовления уроков достаточно было кому-нибудь из пансионеров забыться и повторить часть урока громко, чтобы Альбрехт схватил его за шиворот и буквально выбросил на середину камеры. Откуда у такого дряхлого старика и сила для такой операции бралась? Любопытно то, что при таких выбрасываниях Альбрехт всегда говорил:
Красный воротник имеешь,
Ничего не разумеешь.
Обыкновенно сейчас же за произнесением этих слов, довольно дружно, почти вся камера хором продолжала слова Альбрехта:
Посмотри на потолок,
Там написан твой урок.
Это последнее обстоятельство совершенно выводило старика из себя, и он большей частью начинал бегать по камере, отыскивая виновных. Гимназисты дали Альбрехту довольно характерное прозвание – Крыса. <…>
Гимназисты неоднократно пробовали узнать степень образования Альбрехта и Лилиенталя. Обращение за каким-нибудь разъяснением к Альбрехту оканчивалось тем, что он обыкновенно очень крепко постучит вам согнутым пальцем по лбу и скажет: «Подумай сам».