Рюрик
Шрифт:
Маленького сына нянчит, с Бэрином долгие беседы ведёт… А дружину в поход не готовит! И из уст в уста каждый день одно и то же…
Лето прошло в обычных заботах. Новые добрые вести шли из Ладоги: Олаф с Ромульдом с буйными викингами благополучный торг совершили, скромные дары Рюрику прислали - острый меч с резною ручкою и лёгкую кольчугу.
Полюбовался Рюрик на дары и вновь загрустил. Нет, следующим летом он обязательно свою дружину проветрить выведет. Всю зиму будет лечиться целебными травами, ни один отвар не выплеснет за спину - всё до капельки выпьет. Только бы помогло!
Наступила осень, и опять дозорный
– Слебники от Аскольда с Диром прибыли.
– Пусть идут в дом, - разрешил князь и снова закашлялся.
Дозорный не шелохнулся. Знал, что князь ещё велит кого-нибудь кликнуть на беседу. Так и есть.
– Позови Дагара, Гюрги, Вышату, Гостомысла и Власку…
…В гридню вошли люди, которых Рюрик когда-то видел, когда-то помнил, а нынче, разодетых в богатые меховые одежды, едва узнал: да и пять лет прошло, как не виделись. Гости отвесили низкий поклон хозяевам, разложили на столах горностаевые шкурки, драгоценный бисер в длинных зелёных связках и важно уселись, на широких беседах, покрытых меховыми покрывалами.
Хозяева не пошевельнулись. Ждут самого главного.
– Аскольд… просит дозволения… перебраться со всем родом своим… в Царьград, - бесстрастным голосом проговорил наконец первый посол, не глядя на князя.
Рюрик закрыл глаза и покачнулся. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
Гостомысл шумно вздохнул, с тревогой поглядел на Рюрика, тайком перевёл взгляд на Власку и погладил свою длинную бороду, чтобы успокоиться.
Власко метнул подозрительный взгляд сначала на гостя, затем на Рюрика, потом почему-то на отца. Уловил досаду и боль старика, но не проник в их глубину.
– Но ведь у него жена-мадьярка, - возразил Рюрик, придя в себя от столь неожиданного удара Аскольда.
– Откуда же взялась дума такая?
– хриплым голосом спросил он, покачав в диве головой, и ещё раз тихо повторил: - В Царьград захотел, не куда-нибудь!
Первый гость широко развёл руками и тихо пояснил:
– Аскольд дважды был в Царьграде с удачным торгом. Мадьяров-то мы отогнали далеко от Днепра, как ты и велел, а потом вот ко грекам попробовали сплавать… Получилось. И вот во время торга Аскольд там, прямо возле Святой Софии, родича своего встретил… - и, ни разу не сбившись, волох говорил и говорил, переводя взгляд с одного советника на другого, с одного хозяина на другого, ища сочувствия или покорности.
Дальше Рюрик ничего уже не слушал: всё ясно - бегут!
– А кто же в Полоцке сядет?
– резко оборвал он рассказчика. Наступила минута молчания.
– Кого из вас сажает иль на моих кого глаз имеет?
– с нескрываемой злостью спросил князь.
– А это уж как вы с Гостомыслом повелите, - покорно ответил гость, обрадовавшись тому, что князь нарушил молчание.
Рюрик переглянулся с новгородским посадником:
– Тяжёлая дума, - со вздохом отозвался Гостомысл.
– Чем же Аскольду стало плохо во Полоцке?
– строго спросил он и предположил: - Или плата за службу невысока?
– Ничего худого в Полоцке нет, - растерянно вдруг ответил посол.
– Это родич из Царьграда дюже сильно манит его. Он уже третье лето кличет его, но Аскольд всё терзается: как быть, не ведает, боится вас обидеть, - как-то тихо пояснил гость и отвёл взгляд от недоверчивого взора Гостомысла.
–
А Дир?– снова спросил зло Рюрик.
– С ним тоже?
– Дир колеблется, - искренне, казалось, ответил гость.
– Но дружина вся держится за Аскольда.
– И он робко посмотрел на хворого Рюрика.
– Сколько вас ныне?
– спросил Власко, обеспокоенный ходом переговоров, со смешанным чувством гнева и сожаления глянув на Аскольдова посла.
– Восемь сот, - "соврал гость и глазом не моргнул.
– Я думал, раза в три боле, - заметил Рюрик и усмехнулся: врёт слебник, значит, душа ослабла.
– Так Аскольд с Диром только с родом своим идут во Царьград или и дружину с собою уводят?
– вдруг спросил Гостомысл, решив взять переговоры в свои руки. Он развернулся в сторону посла и глянул прямо ему в глаза.
Гость замялся.
Вышата вытянулся навстречу послу и хотел было что-то сказать, но перед тем глянул на Гостомысла: тот не показал никакого знака, и Вышата отодвинулся назад.
Все напряжённо ждали ответа.
– Нет, - неровным голосом сказал наконец, посол Аскольда.
– В Царьград уйдут с родом своим только оба предводителя, - и совсем тихо добавил, отведя потупленный взор от пытливого взгляда Гостомысла: - Дружина горюет, но… остаётся на месте.
– Та-ак,- протянул недоверчиво Гостомысл, - тогда чего же вы мне голову дурите!
– хитро сказал он и по-хозяйски заявил: - Тут всё Рюрик рассудит. Вон у него какие орлы сидят! Один Дагар чего стоит!
– заметил Гостомысл и озорно подмигнул знатному меченосцу.
Тот в сомнении покачал головой: он не поверил ни единому слову гостя, но ждал, что молвит князь.
Рюрик не принял ни шутки Гостомысла, ни уклончивое повествование слебника.
– Я не верю, что волохи, которых Аскольд привёл ещё на землю рарогов, так просто отпустят своего предводителя в Царьград, - сказал он и круто повернулся в сторону гостей.
– Это заговор Аскольда?!
– гневно спросил он и встал.
– Нет!
– быстро ответил, вскочив, первый гость и вскинул обе руки вверх.
– Нет, Рюрик, нет! Это вечным зов родной крови!
– надрывно прокричал он и выдержал ярый взгляд князя Новгорода.
– Сейчас ты молвишь, что мне этого не понять!
– загремел Рюрик, вставая, - У меня, мол, все родичи обитают здесь, у ильменских словен! прокричал он в лицо посла и зло добавил: - Пятнадцать лет я знаю Аскольда с Диром и первый раз слышу, что у них родичи в Царьграде имеются!
– Он смахнул все дары со стола и, задыхаясь от ярости, прокричал: - Вон отсюда, предатели! Завистники! Вон!
– прохрипел он и указал послам на дверь гридни.
– Рюрик!
– одними губами прошептал потрясённый Гостомысл и застыл в нежном порыве к незаконному сыну.
– Что вы стоите, яко пни!
– яростно зашипел он на гостей.
– Вон отсюда!
Гостомысл схватил одного из послов за руку и грубо потащил его к дверям. Остальные послы сами спешно покинули гридню князя.
Дверь захлопнулась, и наступила тяжёлая тишина. Гостомысл пыхтел, оправляя на себе сбившуюся меховую перегибу, и приглаживал бороду.
Влас с тревожным вниманием смотрел то на разгорячившегося отца, то на затихшего князя.
Гюрги отлил из серебряного кувшина брусничной воды и подошёл к Рюрику.
– Отпей, - тихо попросил он князя, и тот покорился.