Рюрикович 3

В центре кабинета возвышался массивный дубовый стол, который, кажется, пережил несколько войн и пару революций. На столе лежала стопка бумаг, среди которых затесались древние свитки, современные документы и даже пара старинных карт, одна из которых подозрительно напоминала карту сокровищ.

На стенах висели портреты царственных предков. Все с грозными взглядами, словно проверяли — достоин ли царь их высокого звания. И у всех глаза нарисованы так, что портреты будут смотреть на посетителя в любом месте кабинета. Митрополит поёжился, когда тоже попал в перекрестье взглядов суровых предков царя.

— Проходите, Ваше Высокопреосвященство, присаживайтесь, — царь вышел из-за стола и приблизился к митрополиту. — Как ваше здоровье? Как себя чувствуете? Как добрались?

Митрополит протянул руку для традиционного поцелуя, но вздрогнул, когда царь просто пожал её в ответ, а не прикоснулся губами как раньше. Может, поэтому духовная особа и не приняла приглашение присесть, а осталась стоять — своеобразный ответ на царский демарш.

Впрочем, митрополит быстро справился с собой и смиренно улыбнулся в ответ:

— Здоровье моё поддерживается молитвами паствы, так что жаловаться — грех. Чувствую себя так, как и положено чувствовать в моём преклонном возрасте. Скакать кузнечиком уже не буду, но вот улиточкой безгрешной проползти ещё могу. Мне передали, что Ваше Величество хотело видеть меня?

— Да, Ваше Высокопреосвященство, хотел, — кивнул царь и показал на кресло возле стола. — Присаживайтесь. Вам чаю, кофе?

— Да пожалуй ничего не надо, — с улыбкой ответил митрополит. — Я только недавно скоромной пищи поел, так что сейчас и напит, и нает… Может, перейдём сразу к делу, Ваше царское Величество?

Царь сдержал ухмылку. Похоже, что-то заподозрил Даниил, раз отказывается от принятия из царских рук напитков. Осторожничает, засранец!

— Можем и перейти, — Владимир Васильевич показал на бумаги, которые лежали у него на столе. — Вот, копался в архивных записях, ковырялся в преданиях и сказаниях дел прошедших веков и вот до чего докопался, Ваше Высокопреосвященство… Оказывается, царь-батюшка и главный разбойник Руси Кудеяр бок о бок проживают.

Ни одной эмоции не проскользнуло по лицу митрополита. Сморщенный пергамент кожи не шелохнулся, маска продолжала выказывать предельное внимание.

Царь ещё немного подождал, а потом продолжил:

— Вот, примерно за четыреста лет до сего времени появился благородный разбойник Кудеяр, который грабил богатых и передавал их добро бедным. Может, это и покажется благородным поступком, но только скрывался Кудеяр со своей шайкой у тех самых людишек, кого благодетельствовал, а те не выдавали его царской охране. В общем, забирал себе большую часть, а крохами оделял бедноту. За это его любили, песни слагали, полагали борцом с несправедливо нажитым…

— Любит наш народ всякое дерьмо, — вздохнул митрополит. — Ему кажется, что если втихаря против царя испражнится, то и в один ряд сам себя с царем поставит. Рабское мышление, чего уж говорить… Вроде как испачкал грязью и доволен, что может напакостить так… Вот и приходится мне и моим сподвижникам показывать, что любая власть от Бога, что раз поставлен над тобой человек важный, то и поставлен он Богом. А уж поставлен наказанием или же благодатью — то только одному Всевышнему и ведомо…

— А ещё я тут нашел только одно изображение Кудеяра. Нарисовано оно было от руки, может быть и при жизни. Но других больше не было. Вроде как человек есть, а изображений его нет. Порой говорили, что это вовсе и не человек, а злой дух, который к богатым суров, а к бедноте справедлив, — Владимир Васильевич извлек на свет старую бумагу, с которой на митрополита взглянуло хмурое лицо бородача.

Пожелтевшая от времени бумага смогла передать звериный блеск глаз. Худое скуластое лицо имело какой-то хищный оттенок, словно художник застал Кудеяра в момент оборачивания в волка. Если обладателя такого лица увидишь на улице, то посторонишься, чтобы ненароком не задеть даже краем рукава.

— Какая отвратительная рожа, — проговорил митрополит, покачивая головой. — Но зачем вы мне его показываете, Ваше Величество?

— Да так, вот собрался разобраться с соседушкой, который никак не придет в гости. Тут же как выходит? Я днем царствую, а Кудеяр ночью. Конечно, я не верю в то, что вот этот самый первый Кудеяр до сих пор живет и здравствует. Скорее всего, кто-то подхватил упавшее преступное знамя, да и понёс его сквозь время. И ведь хорошо несёт, как вы считаете, Ваше Высокопреосвященство? Как вы говорите — вся власть от Бога? Может быть и Кудеяру тоже власть от Бога дана?

— Этому преступнику? — нахмурился митрополит. — Да что с вами, Ваше Величество? Крамольные слова из вашего рта вылетают! Или вы в Господе нашем сомневаетесь? Этому преступнику скорее власть от врага нашего, дьявола дана! С его помощью он и проворачивает свои черные делишки!

Взгляд митрополита был подобен острому клинку, пронзающему душу. Его глаза, глубокие и темные, словно бездонные колодцы, сверлили царя с такой силой, что тот едва удерживал себя от того, чтобы не отступить назад. Едкий огонь негодования горел в этих глазах, освещая всё вокруг холодным светом.

Линии лица митрополита были строгими и непреклонными, словно высеченными из гранита вековой историей и испытаниями веры. Хоть сейчас с него икону пиши!

Царь, хоть и привык к власти и уважению, чувствовал, как под этим взглядом его уверенность начинает таять, как лед под жаркими лучами солнца. В воздухе витало напряжение, почти осязаемое, словно невидимая нить натягивалась между двумя великими силами — духовной и светской. Митрополит стоял неподвижно, его фигура излучала спокойствие и силу, которую невозможно было поколебать ни угрозами, ни обещаниями.

Каждое мгновение этого молчаливого противостояния казалось вечностью. Царь ощущал, как его сердце бьется быстрее, кровь стучит в висках, а разум пытается найти выход из этой непростой ситуации. Но взгляд митрополита оставался неумолимым, напоминая о том, что есть вещи важнее земной власти и богатства.

Вот же чертяка старый… И ведь не прогнётся, не дёрнет щекой. Подобной выдержке можно было только позавидовать.

Да только и царь был не из простых. Ему выдержки тоже было не занимать.

— Может быть и от дьявола, — задумчиво проговорил Владимир Васильевич, вертя в руках портрет Кудеяра. — Иначе как этому преступнику уже столько времени удается проворачивать свои делишки за спинкой трона. И ведь выпускают людей чуть ли не по приказу самого Кудеяра! Это же подумать страшно — возле престола обитает преступник, которому всё сходит с рук!

— Его следует отыскать, Ваше Величество, — склонил голову митрополит. — Отыскать и наказать так, чтобы другим неповадно было!

— Да? — усмехнулся царь. — А мне кажется, что я уже отыскал его, Ваше Высокопреосвященство. И стоит этот самый Кудеяр прямо передо мной. Стоит и дурака валяет, насмехаясь в душе над надёжей и опорой государства!