Глава 1

Сахиб-Гирей со своей свитой выехал для новой забавы за стены Казани. Мурза Карим обещал такую забаву, какая развеселит хана и вызовет улыбку на его лице.

Поводов для радости в последнее время было мало — русские каким-то образом мобилизовались и начали отвечать на атаки татар. Даже открывающиеся Омуты не страшили этих христиан — русские бросались в бой как на татар, так и на чудовищ Бездны с невероятной храбростью и самоотдачей. Казалось, что у них всех появился неисчерпаемый источник смелости, откуда русские воины черпали с излишком.

Крымский хан был недоволен тем, что татарские войска отступают. Впрочем, после того, как на него насели астраханские татары, Мехмед-Герай отвлёкся от русского направления, стягивая войска обратно.

Грамота о дани пропала. Получивший её мурза погиб под Рязанью. Войска Сахиб-Гирея уже не были столь мотивированы, как в начале похода. Поговаривали, что хан ослаб и от него отвернулась Бездна, если ханские войска раз за разом терпят поражение от вчерашних данников.

Впрочем, у неудач хана было имя. И имя это было — Иван Грозный! Именно под таким прозвищем проявил себя третий сын Василия Ивановича. С этим именем защитники городов выступали против подходящих татарских сил и это имя неслось вслед отступающим войскам.

И что с этим Белым Царём делать? Никто не знал. Сам Иван Рюрикович стал грозой для татар, неожиданно появляясь со своими двумя василисками и сея страх, разрушение среди войск Сахиб-Гирея.

Всё делал быстро — появился, победил, исчез. А после его появления сотня жен могла не ждать мужей домой…

Неуловимый, быстрый, невероятно проворный и такой же невероятно убийственный. Он являл собой меч земли русской. И под стать ему были его ближайшие соратники, Годунов и Токмак…

На возвышении за воротами Казани Сахиб-Гирея ожидал богатый шатёр. Дорогие ковры на голой земле скрадывали шаги. Медвежьи шкуры на стенах шатра символизировали победу над русским медведем. Благовония украшали вольный воздух степей. Перед шатром раскрывалось чистое поле, в центре которого испуганно жались друг к другу около сотни молодых пленников. Все в белых длинных рубахах, босые. Парни и девушки, которых захватили при очередном набеге.

Пленники испуганно смотрели на десяток больших клеток, в которых бесновались пойманные шакалы. По пять с каждой стороны. Вой, рычание и лязганье клыков составляли музыку, с которой вот-вот должна заявиться Смерть.

— Вот, великий хан, позвольте вашему верному рабу развеять ваши тоску и печаль? Позвольте повеселить вас редкой охотой, — с поклоном обратился мурза к Сахиб-Гирею. — Сотня пленников против сотни голодных степных шакалов! И над этим всем ваша карающая длань — вы можете помочь русичам, либо же помочь степным хищникам. А потом можете как покарать победителей, так и отпустить — всё в вашей воле!

С этими словами к подножию трона поднесли на шелковой подушке винтовку с оптическим прицелом СВДС. Возле неё лежали запасные магазины. Красивое оружие, украшенное золотой гравировкой на прикладе. Сделано специально для ханской утехи.

Старшая жена Карима, стоявшая чуть в отдалении с сыновьями, расплылась в улыбке. Она знала, что муж сегодня за свою верную службу получит хорошую награду. И даже помогала в придумывании этой дикой охоты. Муж сперва хотел ограничиться двадцатью пленниками, но она настояла на сотне. Сказала, что так будет кровавее и… красивее!

Хан поднял винтовку. Оценил её вес, посмотрел в прицел. Удовлетворённо крякнул. Старшая жена Карима ещё больше раздвинула губы. И это её придумка. Карим-мурза будет доволен, как сейчас доволен хан.

— Что же, я люблю охоту, — кивнул Сахиб-Гирей. — Ну, выпускайте шакалов! Не терпится опробовать оружие!

Мурза поднял руку и резко махнул. В ту же секунду верные нукеры потянули за веревки, открывая клетки. В толпу стоящих людей с разных сторон полетели куски окровавленного мяса. Над полем потянулся металлический запах крови.

Раздался дикий женский крик, тут же его перебил вой десятков шакалов, которые почуяли волю и свежее мясо. Шакалы рванули вперёд, сбивая пленников с ног. Белые рубахи мелькали, как испуганные птицы, разметанные ветром. Кто-то упал, кто-то вскрикнул, кто-то, спотыкаясь о чужие ноги, полз по земле, пытаясь встать.

Шакалы не сразу набросились — они давили, кусали за ноги, рвали одежду, вцеплялись в горло и валили на землю пленников.

— Бей шакальё! — неожиданно прозвенел над полем молодой голос русоволосого паренька. — Братцы, всё одно погибать! Бей! За Ивана Васильевича!

И подал своим видом пример, перехватив подпрыгнувшего шакала и резко задрав тому пасть. Отшвырнул уже бездыханное тело, развернулся к новому противнику. Следующего шакала постигла участь первого.

Сахиб-Гирей хищно оскалился. Он вскинул винтовку к плечу, прицелился и выстрелил. Русоволосый взмахнул руками, ударенный в спину пулей и упал на подскочившего шакала. Даже умирая, он пытался подтянуть к себе противника и забрать его с собой.

— Бей их, мужики! — крикнул ещё кто-то. — За Ивана Грозного!

Паренек в белой рубахе, теперь уже алой, рванулся вперед, подхватив с земли окровавленный камень. Шакалы кинулись на него — и первый же получил удар под ребро, с хрустом ломающий кости.

— В круг! — рявкнул дюжий детина, хватая за шиворот двух перепуганных девушек и закидывая их за спину товарищей.

И пленники — кто с камнем, кто с подобранной палкой, кто просто с голыми руками — сжались в кольцо. Шакалы налетали, но теперь встречали уже не дрожащих жертв, а ответную ярость.

Мальчишка с перекошенным лицом и перекушенной рукой вцепился зубами в горло одного зверя.

Девчонка лет пятнадцати, вся в крови, била по морде другого зверя осколком камня.

Дюжий детина махал так, что шакалы отлетали в сторону и редко кто поднимался.

Над полем гремели выстрелы, но никто не убегал. Собравшись в кучу, пленники успешно отбивались от наседающих врагов. Над полем гремело:

— За Ивана Грозного! За Белого Царя!

Татары замерли в изумлении.

Эти жалкие рабы — сопротивляются? Они бьются, хотя должны убегать в ужасе, спасать свою жалкую жизнь.

Сахиб-Гирей медленно опустил винтовку. Его лицо скривилось недовольной гримасой. Мурза Карим попятился. Он уже понял, что эта гримаса ничего хорошего ему не предвещает. Хан взглянул на Карима.

— Ты думал, что это развеет меня? — ханский голос прозвучал тихо, но с таким холодом, что все окружающие на мгновение замерли.

Карим упал на колени, цепляясь за расшитый золотом подол ханского халата. Он пытался поцеловать кончик ханского сапога, но тот брезгливо ударил его в широкое лицо. Мурза опрокинулся навзничь, марая брызнувшей кровью дорогие ковры. Ему на миг показалось, что медвежьи морды на стенах одновременно повернулись и злорадно оскалились, глядя на унижение богатого мурзы.