Рюрикович 5
Шрифт:
— Великий хан, пощади! Я ваш верный пес, я…
— Ты трус и подлец! — Сахиб-Гирей пнул его сапогом в грудь, отшвырнув на край площадки. — А трусы и подлецы в моем войске не нужны. Мне нужны только храбрые воины! Такие, которые не побоятся выйти против Ивана Грозного!
— Я не боюсь! Я не страшусь этого мерзавца! Великий хан, я могу самолично принести его голову! — Карим нес невесть что, лишь бы отсрочить миг расплаты.
— Да? Тогда справься сперва с его приспешниками! — хмыкнул хан. — А чтобы у тебя было достаточно мотивации, то пусть с тобой и твой род примет
Он кивнул нукерам.
Те схватили Карима, его старшую жену и двух сыновей — мальчишек лет десяти. Женщина завыла, рванулась, но крепкие руки стражи сжали ее, как капкан. Теперь все мечты о награде мужа и его любви к ней развеялись, как дым.
— Бросить их к остальным! — хан махнул рукой в сторону шакалов. — Пусть Карим присоединится к охоте!
Шакалы ждали. Ходили чуть поодаль от круга таких опасных и жестоко бьющихся людей. Они ждали… Они не рычали. Не бросались сразу. Они чувствовали страх — настоящий, горячий, человеческий. И этот страх заставлял их ходить возле окровавленных людей и ждать нужной секунды.
Карим орал, вырывался, но его уже тащили вперед. Жена билась в истерике, а мальчишки, бледные, с широкими глазами, даже не плакали — они не понимали. Но скоро поймут.
Первый шакал прыгнул еще до того, как Карим перестал катиться по земле. Впился зубами в его плечо.
— АААРГХ!
Кровь брызнула на песок.
Женщина закричала — и тут же ее крик оборвался.
Два шакала вцепились ей в горло.
Мальчишки попытались бежать — но куда?
Позади были нукеры с ножами, а впереди… впереди была лохматая смерть.
Один из мальчишек упал. Он видел, как кошмарное создание с окровавленной мордой рвануло к нему со всех ног. Всего три прыжка и шакал взвился в воздух. Мальчишка только и успел, что закрыться рукой и зажмуриться…
В следующий миг почувствовал, как мокрая шерсть коснулась предплечья и мазнула по коже, оставляя на руке алый след. Потом раздался дикий визг, переходящий в хрип. И он всё ещё был жив!
Мальчишка открыл глаза и застыл от ужаса — рядом с ним был тот самый молодой человек, которого показывали по телевизору. Слишком русый для татарских степей — волосы цвета спелой ржи, выгоревшей на солнце, но не сдавшейся ему.
Плечи широкие. Не просто крепкие — богатырские, будто вытесанные топором из векового дуба. Под атласной рубахой угадывалась стальная мускулатура — не кабацкая дюжина, а та самая, боевая, выкованная в походах, в схватках, в лихом отчаянии.
Но самыми странными у него были глаза… Глубокие, как омуты, холодные, как лед, и ясные, как утро после грозы. В них горела та самая русская ярь — не злоба, нет. Уверенность. Твердая, как кремень.
В руке молодого человека поблёскивал от крови широкий нож, а сам он прикрывал собой брата мальчишки.
Чуть поодаль виднелся непонятно откуда взявшийся Омут. А над широкой поляной, где проходила охота, сейчас стремительно порхали два василиска. Один серый, а другой белый. Они камнями падали вниз и тут же взмывали вверх, держа в своих когтистых лапах визжащих от страха шакалов.
— В Омут! Русичи, все в Омут! — громогласно гаркнул появившийся
из ниоткуда молодой человек.Люди потянулись в неожиданно возникшее чудо спасения. Шакалы попытались прыгнуть вслед уходящей добыче, но парни были настороже и прикрывали отступающих женщин.
Нукеры сплотились возле хана, готовые защищать своего предводителя до последней капли крови. Мурзы же попятились, не сводя глаз с возникшего страшного сна, кошмара, который мучил их по ночам в последнее время.
Только Сахиб-Гирей вскинул винтовку к плечу и прицелился. В оптический прицел он видел лицо своего врага и этот враг… неожиданно улыбнулся, глядя в ответ. Сахиб-Гирей нажал на спусковой крючок и… Ничего не случилось. Нажал ещё раз и ещё, но боёк только щёлкал в ответ. Магазин был пуст.
— Сахиб-Гирей, я приду за тобой! — крикнул громко Иван Грозный. — Скоро мы встретимся! Я вернусь и тогда мы поговорим основательнее!
Он приветственно помахал ножом. Самым обычным ножом. Широким, тяжелым, с клинком в четверть сажени. Не украшенный, не резной — рабочий. Заточенный так, что блик от лезвия резал глаза, как зимний ветер. Рукоять, обмотанная ремешками светлой кожи, потемнела от крови и пота.
Даже ветер перестал шевелить ковыль, будто испугавшись того, что сейчас произойдет.
Нукеры сжимали оружие, но пальцы их дрожали. Мурзы бледнели, вспоминая ночные кошмары, в которых этот русый детина с ледяными глазами перерезал их одного за другим.
А Сахиб-Гирей понимал. Понимал, что это не просто угроза. Это обещание. И оно уже сбывается.
— Стреляйте! Стреляйте! — прокричал хан, швыряя бесполезную винтовку на песок.
Он выхватил у одного нукера автомат и в этот момент рядом с ним пролетел визжащий комок шерсти. Обезумевший от полёта шакал вскочил на лапы и тут же ухватил пахнущую человеком конечность.
Сахиб-Гирей взвыл от боли, нажал на спусковой крючок и выпустил весь магазин в шерстяное клыкастое безумие. Когда же он перевёл взгляд на поле, то там остались только мёртвые люди и урчащие шакалы, которые дорвались до ещё теплых тел. Ни Омута, ни Ивана Грозного на поле для охоты не было.
Глава 2
— Отпусти меня, мерзкий урус! — выкрикнул мальчишка, когда мы вышли из Омута. — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Вот тебе и благодарность. Я его от верной смерти спас, а он меня вот такими вот словами благодарит! Рука сама поднялась, чтобы отвесить затрещину, но сдержался.
Омут вынес нас неподалёку от поместья в Подмосковье, откуда я стартовал после начала выкладки видео расправы над людьми в белых рубашках.
— Я могу тебя отправить обратно, — постарался ответить спокойно, но голос всё-таки чуть дрогнул.
— Не надо нас обратно, — закрыл рот своему брату второй пацан. — Не надо… Он не со зла, а только из-за папы и мамы…
— Спасибо тебе, Иван Васильевич! — проговорила одна из спасённых девушек, которая поддерживала раненную подругу. — Спасибо от всего сердца за спасение! Если бы не ты и твои помощники, то глодали бы шакалы наши косточки…