Рыжая на откуп
Шрифт:
— Но Источник посчитал иначе.
— Источник породил вас, потому что я спал! — Карн хватает Первого за шиворот и тащит прочь. — Но вы, мать вашу, меня разозлили. Больше никаких Ноа! Ни молодых, ни старых! Ни хороших, ни плохих. Охамели совсем!
— Надо же, до тебя дошла вся серьезность происходящего, — Агатес гремит грязной посудой в раковине. — Спустя столько веков.
— Завали пасть, — огрызается Божество. — Ты тоже виноват. Мог бы придумать, как меня разбудить! Станцевал бы с бубнами!
— Я тебе не шаман.
— Шаман! Колдун! Какая разница! —
— До встречи, — влюбленно шепчет юноша, прежде чем исчезнуть в тенях.
— До встречи, — томно прощаюсь я и глупо улыбаюсь.
— Я тоже не вижу разницы между колдунами и шаманами, — стрекочет Чуба с потолка.
— Заткнись, — Агатес сжимает переносицу.
Поднимаю лицо к демону и прищуриваюсь. Он падает на стол, вскакивает на восемь лапок и невозмутимо ползет к тарелке с овсянкой:
— Сегодня ночью я превзошел сам себя, Колдун, и сотворил нечто прекрасное. Тянет на лет сто точно.
— А поподробнее? — Агатес вопросительно изгибает бровь.
— Грезы, полные эротизма и романтики, — скрипит паук и ныряет в остатки каши. — Я понял, чего не хватает дамам. Пафоса и красивых мужиков.
Агатес пытливо смотрит на меня:
— У него получилось создать сновидение без кишков и крови?
— Кишков не было, но была гора человеческих сердец, — нехотя отвечаю я.
— Это символ любви, — чавкает Чуба. — И сложная метафора, которую сразу не понять.
— Минус десять лет, — фыркает Агатес.
— Изверг, — Чуба кувыркается в каше.
— Это воспитательный процесс, — Колдун хватает миску с демоном и ставит ее под напор воды. Льет сверху средства для мытья посуды. — Я не говорил, что будет легко.
На кухню заглядывает всполошенная Сюзи, пробегает взором по голой спине Агатеса, и молча закрывает дверь, смутившись от моей улыбки.
— Слушай, — заговорщически шепчу я. — У тебя нет друзей… Одиноких плохишей, но в хорошем смысле?
Колдун недоуменно оглядывается, вытирая руки о полотенце, и подходит ко мне:
— Твоя соседка в силах сама себе найти мужика.
— Но почему бы ей не помочь?
— Помоги мне лучше вот с этим, — Агатес расстегивает ширинку, приспускает штаны и беспардонно вываливает полуэрегированный член в тот самый момент, когда на кухне вновь появляется Сюзи, которая решает выпить водички.
— О, Господи! — взвизгивает она, вжимаясь в косяк.
— Нет, милая, ты ошиблась, — сердито отзывается Агатес, и я торопливо натягиваю штаны и прячу его хозяйство в ширинку.
С глупым хихиканьем прижимаюсь щекой к его животу, примиряюще приобнимая. Нелепая и смешная ситуация, которая так впечатлила Сюзи, что ее мысли бегают в голове истеричными муравьями. Наконец, она берет себя в руки, вышагивает к раковине, тянется к стакану, и в этот самый момент из пены выпрыгивает Чуба. Визг, бокал летит в сторону, паук восторженно стрекочет, поднимая лапки, и Сюзи заваливается назад, теряя сознание от ужаса. К ней кидается Агатес, ловит и осторожно кладет на пол, хмуро глянув на демона:
— Плюс
двадцатка.— Да ну вас, — стрекочет Чуба, прыгает на кафель и обиженно убегает. — Какие вы все нервные.
Агатес поднимает Сюзи на руки и уносит ее прочь. И я мечтательно вздыхаю, потому что со стороны действо выглядит мило и романтично — татуированный дикарь и дева без сознания. Через минуту Агатес возвращается и скучающе говорит, что вырвал из памяти Сюзи выпрыгнувшего из раковины паука и свой член. И мне придется самой придумать, как объяснить, чего это она грохнулась в обморок.
— Она тебе нравится?
— Нет, — Колдун наклоняется ко мне и его зрачки недобро сужаются.
— А если хорошо подумать? — я закусываю губы, транслируя в голову колдуна, что Сюзи очень милая и хорошая и на нее стоит обратить внимание.
— Со мной не сработает. У меня иммунитет к Ноа.
— Где же твои иммунитет был ночью? — касаюсь пальчиками губ Колдуна.
— А ночью я не думал, что все так запущено, — Агатес распрямляет плечи и ухмыляется. — Но мы исправим ошибку.
Уходит, чмокнув в лоб на прощание. Осматриваюсь. Вижу пятна на столах, рассыпанную овсянку, грязные ложки и пригоревшие разводы каши на плите. Но ведь старались же, и, видимо, не подпустили к готовке Первого. И очень зря. Я так и осталась голодной.
Глава 31. "За" и "Против"
В кармане платья лежит белый отполированный камешек — согласие Первого, чтобы я осталась той, кем стала. Его вера воодушевляет, но все равно терзают сомнения — юноша верит в каждого, и меня, похоже, начала одолевать ревность. Будь на моем месте кто-то другой, он бы тоже в него верил до самого конца.
Стою перед мусорными баками и жду, когда Ноа Свободный закончит поиски и обратит на меня внимание. Позади вздыхают Карн и Агатес. Напряженные и не пускают меня в свои мысли. Мужчина кряхтит, выныривает из бака и с жадным хихиканьем открывает грязную бутылку.
— Секунду, леди.
Ноа выжирает половину мутной жидкости, вытирает рот и хитро глядит на меня.
— Ба, да у нас тут еще один Ноа нарисовался.
Смущенно улыбаюсь. Агатес выкладывает суть проблемы и просит Бродягу проголосовать.
— Пусть живет, — мужчина отмахивается и садится на грязный асфальт.
— Ты не понял сути, — Карн хмурится.
— Это ты не понял, — Ноа зевает и валится на спину, подкинув в воздух монетку.
Ловко подхватываю медную кругляшку и победоносно смотрю на Агатеса, который медленно выдыхает.
— Любить способно только живое сердце, — кряхтит Ноа и вновь прикладывается к бутылке. — Соедините его с Первым, получите кракозябру, способную любить только платонически. Короче, херня получится. Ну его. Он и так странный.
— Я, конечно, соглашусь, но… — начинает Колдун, и в него летит пустая бутылка, которая падает на асфальт и разбивается на осколки. Наша троица едва успевает отскочить в сторону.
— Валите, — бурчит Ноа, переворачивает на бок и зевает, чем заканчивает нашу дружескую беседу.