Рыжий и черный

— Принц Анри… — начала она осторожно. Мужчина поморщился от обращения, и Андре расплылась в широкой улыбке, признавая его правила: — Анри! Я составлю вам компанию, но при одном условии — мной движет корысть.

Принц галантно изобразил поклон, признавая право Андре выставлять свои условия:

— Все что угодно…

— Тогда… Забудьте о том, что Лиз оскорбила вас.

Анри подобрался и нахмурился:

— Можете изменить свою просьбу. Эта не…

Андре тут же вскинулась:

— Это мое главное требование к вам! Простите Лиз, и тогда…

Он качнул головой:

— Андре, позвольте вас так называть… Андре, не дело мужчины носиться с мнимыми обидами и идти с ними в суд, тем более что ту пощечину я почти заслужил. Я не враг вам, вашему брату и особенно моей подданной лере Элизабет. Между нами произошло недопонимание, фатальное недопонимание, но не более того.

Она не удержалась, привыкшая к свободе в общении — Грегори и не такое себе позволял:

— Вы… Точно принц? Вас не подменили в колыбели?

— В таком меня еще не подозревали, Андре. — Он предложил девушке левую, согнутую в локте руку: — прогуляемся? И я раскрою вам страшную тайну, почему я хоть и выгляжу принцем, но веду себя не в соответствии своему статусу?

Андре осторожно оперлась на его локоть:

— Что ж… Почему бы и нет. Кстати, как ваша правая рука? Уже зажила? Вы не пользуетесь поддерживающей повязкой.

— Андре, а вот теперь вы ведете себя несколько непозволительно.

— И в чем же непозволительность? — не поняла его Андре.

Мужчина улыбнулся:

— Вы должны искренне восхищаться моей стойкостью в преодолении боли, невзгод и боевых ранений.

— При наличии современных обезболивающих и магических приемов по лечению ран вы себя ведете как эээ… — она вовремя остановила рвущиеся из неё слова — это не Грегори, этот такого не простит. Хотя Грегори тоже частенько вел себя так же — она уже постфактум после прогулки или вечера узнавала о его ранах или недомогании.

Анри медленно направился прочь из гаража, подстраиваясь под мелкий шаг Андре:

— Боюсь даже уточнять, кем вы меня хотели назвать…

— Хотите, буду вами восхищаться? — предложила она, честно добавляя: — но только после визита к доктору.

Он остановился, достал из кармана брюк треугольную повязку, выданную ему корабельным медбратом, когда тот еще был жив, и надел её на шею, укладывая правую, сводящую от боли руку в повязку:

— Вы невозможны, Андре! Вместо импозантного боевого офицера вы предпочитаете прогулку с разбитой развалиной?

Она поправила поддерживающую повязку на шее, заправляя повязку под лацканы пиджака:

— Зато точно знаю, что так вам легче… Ведь легче же? — Андре заглянула в такие близкие глаза принца и солнечно улыбнулась. Анри странно нахмурился, и Андре тут же отступила в сторону.

— Намного, — признался мужчина. Боль стала чуть стихать. — Так…

Он вновь предложил ей руку, на которую она легко оперлась, только кончиками пальцев прикасаясь к его локтю. Андре напомнила, направляясь к лестнице, ведущей к боковому выходу на улицу:

— Вы обещали раскрыть тайну своего некоролевского поведения.

— А вы обещали рассказать о пароэфирниках, — не остался в долгу Анри, стараясь не сильно прихрамывать, поднимаясь по ступенькам.

Андре возмутилась, открывая дверь на улицу сама — правой рукой Анри все равно не мог действовать:

— Нет. Этого я не обещала. Я обещала прогуляться с вами. Но раз прогулка не будет долгой, так и быть, расскажу зачем мне пароэфирники. Я вас внимательно слушаю.

Улица встретила ярким, заставляющим глаза слезиться светом, гомоном спешащих по делам людей, шорохом шин паромобилей. Андре уверенно направилась через дорогу перед гостиницей в парк. Там можно будет прогуляться по относительно пустым аллеям — время утреннего моциона сиятельных уже прошло, а для променада прекрасных лер еще рано — те только начинали просыпаться и прихорашиваться. Даже фиксорепортеры еще спали — во всяком случае никто не кинулся за принцем вслед в поисках нескромных снимков. Ни Анри, ни Андре не подозревали, что их просто прикрыл от любопытных взглядов Ренар, рьяно несущий свою службу — тяжелые, сжимающие его душу пальцы он утром хорошо запомнил.

— Что вы знаете об истории Вернии? — спросил Анри, разбивая тишину парка.

— Что она есть, — серьезно сказала Андре, выбирая аллею побезлюднее. Высокие, сейчас с уже набухающими почками клены и липы окружали их, скрывая от уличной толпы.

Анри признал:

— Вы феноменальны, Андре!

Она с улыбкой отказалась от такой чести:

— Это не я. Это Тальма. Все, что лежит за пределами интересов Тальмы, не существует.

Анри, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом, начал рассказывать:

— В Вернии после отделения от Тальмы четверть века назад было две революции со свержением королевской власти и две её реставрации. Если быть честным до конца, то даже три реставрации: первая при освобождении от Тальмы, и две после революций. Мой отец — это практически третья волна реставрации. Сперва королевский род истребляла Тальма, потом дважды сам народ Вернии… Представляете, какая дальняя ветвь королевского семейства Верт-Альдис-Орбруков сейчас сидит на троне Вернии? Мой дед и мой отец грезили своей голубой кровью, я же полагаю, что ни один микроскоп мира не найдет ту самую голубую каплю Верт-Альдис-Орбруков в моих жилах… Вторая реставрация королевской власти произошла в Вернии десять лет назад. Мне сейчас двадцать девять. Ваши выводы, Андре?

— Вы до девятнадцати лет…

Он криво улыбнулся:

— …и не грезил троном, в отличие от моего отца и деда. Я грезил небом, я хотел плавать по миру, я хотел участвовать в гонках за приз Трех океанов. Да, я сейчас понимаю, что все это останется в мечтах. Я понимаю, что должен буду принять трон рано или поздно, но лучше все же как можно позднее, я отдаю себе отчет, что должен вести себя как принц, но с некоторыми людьми, например, как с вами, мне хочется быть самим собой.

— Я поняла: вам позарез нужны мои пароэфирники…

— Можно и так сказать, — рассмеялся принц.

Андре отпустила руку принца и пошла сама — так было удобнее, она привыкла надеяться только на саму себя:

— Хорошо, честность в ответ на честность.

Анри дернул ворот свитера:

— Что-то мне страшно уточнять про честность в чем вас заставила говорить со мной откровенно.

Андре рассмеялась:

— Пусть это останется тайной. — Она заметила куртину нарциссов, растущих возле паровой трубы отопления, и легко сошла с дорожки, присаживаясь возле цветов и любуясь. Анри замер за её спиной, возвышаясь как башня:

— Простите, я веду себя как развалина, а не как галантный кавалер. — он завертел головой в поисках цветочниц. — Я сейчас вам…

Она пальцами осторожно прикоснулась к полупрозрачному, побитому морозами лепестку:

— Не надо. Просто… Смотрите, какая тяга дарить весну и надежду несмотря на морозы и снег. Какая сила в простом цветке — жить наперекор всему. — Она встала и грустно улыбнулась: — Это поразительный пример. И этот нарцисс, к сожалению, похож на наш мир. Мы все живем и цветем наперекор войнам и желаниям сильных мира сего.