Рыжий: спасти СССР

Женщина встала и направилась к двери. Нет, не просто пошла — она вальяжно, виляя бёдрами, поплыла.

— Непременно поговорю с сотрудниками. И буду ссылаться на то, что вы не против решений Первого секретаря Обкома, — сказал я вслед ей.

Завуч только фыркнула, резко открыла дверь и не менее резко её захлопнула, покидая кабинет.

— Ну что, партейку? — спросил я.

— Я, пожалуй, пойду, — неуверенно произнесла Настя.

Ей явно было крайне некомфортно участвовать в этом кабинетном споре — почти рестлинге.

— Анастасия Андреевна, а подождите, пожалуйста, меня. Сыграю — и мы с вами обсудим поездку в районный комитет комсомола. У меня дома есть подготовленная документация по всем тем предложениям, которые я озвучивал. Всё же завтра нам с самого утра нужно будет ехать в комсомол, — говорил я, уже расставляя фигуры.

Директор оказался не простаком в шахматах. «Детский мат» поставить ему не получится. Однако в прошлой жизни мне приходилось играть с серьёзными спортсменами-шахматистами, чтобы понять, что всё же до гроссмейстера я не дотягиваю.

Так что, выстроив свою тактику от сицилианской защиты, я постепенно, но продавливал директора. Видимо, Семён Михайлович считал себя большим специалистом в шахматах. При этом игрок-любитель забыл одну очень важную истину в игре — никогда не нужно раздражаться, нервничать, а вот что стоит сделать — так это сконцентрироваться и быть хладнокровным. Эмоциональный порыв может вмиг стереть все расчёты, проделанные даже на три хода вперёд. Мне удавалось проанализировать игру до восьми ходов вперёд, чего оказалось достаточно.

— Шах и мат, — сказал я через несколько минут и поправил воротник своей рубашки.

Было несколько душновато, или же это напряжение партии так сказалось, но у меня даже немного закружилась голова и взмокла спина.

— Неожиданно! — даже с некоторой радостью сказал директор. — С вами интересно играть.

Он уже не нервничал, а смотрел на меня с особым интересом. Мои предположения о том, что Семён Михайлович Ткач меряет человека, скорее, по тому, как человек умеет играть в шахматы, оправдывались.

— Я хотел бы разобрать эту партию. Особенно удивительным был ваш гамбит на слоне, — говорил Семён Михайлович с подчёркнутым уважением.

— Обязательно, Михаил Семёнович, мы найдём время, чтобы разложить эту партию, а также сыграть ещё не одну. Признаться, такого достойного соперника я давно не встречал, — сказал я, нисколько при этом не лукавя.

— В вашем возрасте, молодой человек, это и немудрено. Сколько вы могли среди молодёжи найти достойных шахматистов? Время нынче не то, Советский Союз того и гляди, но слетит с шахматного пьедестала, — заметил заведующий производственным обучением, до того пристально наблюдавший за нашей партией.

Я и забыл, что он тут остался.

— Время, когда спор о чемпионстве на мировой арене будет вестись только между советскими людьми, ещё долго не закончится. Советские шахматы непобедимы, как и наша Родина в целом, — сказал я, и старичкам мои лозунги понравились.

Настя встретила меня в дверях. Девушка смотрела на меня чуть ли не влюблёнными глазами.

— Как тебе удалось с ними договориться? — удивлённым голосом произнесла она. — А Марьям-то как зыркала на тебя, аж у меня мурашки были.

— С ними ещё ладно, вот как нам избежать гнева коллектива, — усмехнулся я.

— Поговорим! — в наивной уверенностью сказала главная комсомолка и первая красавица ПТУ.

Договорившись с Настей завтра с самого утра встретиться у входа в училище и поехать к секретарю райкома комсомола, и о том, что она позвонит ему и предупредит о нашем визите, я стал расхаживать по училищу, словно неприкаянный.

У меня ещё не было своего уголка, аудитории, которая была бы закреплена за мной. Почти каждая аудитория здесь имела ещё и свою подсобку, где можно было бы закрыться, хоть самовар поставить да попить чай с баранками. И сейчас я бы воспользовался подсобным помещением, чтобы перекусить. Есть хотелось неимоверно. Предполагаю, что многие преподаватели и мастера производственного обучения именно таким образом и проводят свой досуг во время рабочего дня, а то и во время уроков.

— Вот вы где! — выкрикнула Марьям Ашотовна, увидев меня на третьем этаже учебного корпуса. — В мой кабинет проследуйте!

Я спокойно пошёл на второй этаж, где среди учебных аудиторий размещался и кабинет завуча.

— Вы назначаетесь куратором одной из групп станочников широкого профиля. Это группа первого года набора. Вам надлежит лично принимать дела в приёмной комиссии. Вот и начните заниматься тем, что вы предложили в кабинете директора, со своей группой. Мастера к группе прикрепим позже, — завуч посмотрела на меня взглядом волчицы. — Такой симпатичный парень, а ведёте себя… Нельзя так в коллективе.

При этом она ткнула в меня какой-то стопкой бумаги.

— Я хочу и буду работать. Я не просиживать штаны сюда пришёл. Да и как тут не работать, когда такие женщины у власти, — сказал я, взял у неё из рук десяток листов, исписанных от руки, и вышел в коридор.

Марьям Ашотовна, которую за глаза, а порой и открыто, называли Мариной, передала мне должностную инструкцию. Я должен был преподавать в ПТУ историю и экономику марксизма-ленинизма. Что ж, предметы вполне мне известные, может, только немножечко стоит ещё позаниматься изучением плановой экономики. В прошлой жизни я всё-таки имел незаконченное второе экономическое образование.

В девяностые годы, сразу после развала Советского Союза, у многих очень остро стоял вопрос о том, что делать дальше — и я тут был не исключение. Следователи ОБХСС очень скоро были поставлены в весьма жёсткие условия. Казалось, что в тот момент, когда в стране совершались наиболее подлые и циничные экономические преступления, когда всякие рыжие и танцующие пьяными в Германии врали и начинали расхищать наследие Советского Союза, экономических преступлений и вовсе не было.

Так, во всяком случае, выходило из распоряжений сверху.

Так что мне было предложено быть простым следователем. Между тем старшие коллеги по цеху, неплохо зная внутреннюю кухню цеховиков и различные схемы расхищения социалистической собственности, уходили в бизнес. Используя связи тех, от кого на закате советской империи брали взятки, устраивались товарищи, становящиеся господами, хорошо, сытно.

Звали туда и меня — успели оценить мою работоспособность и желали прикормить знающего специалиста. Ну, а я, искренне считая, что без образования соваться в бизнес можно только, если быть высоким начальником, при этом ничего не делать, пошёл учиться. Три года отучился на экономическом факультете одного частного ВУЗа, а потом ушёл оттуда. Преподаватели, перешедшие институту по наследству от советской системы образования, только-только начали разбираться, в чём смысл капиталистической экономики, тщательно выискивая всё то, за что можно было ругать экономику плановую.