Рыжий: спасти СССР

— О, Толя, мы же с тобой не договорились на завтрашний день, — подойдя к столу и осушив почти целую бутылку «Буратино», сказал Сашко Травкин.

Я вышел из стола, показал жестом Александру пройти со мной.

— Смотри, тебе завтра нужно сыграть роль журналиста, — стал я объяснять задачу Травкину, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы другим наш разговор не был слышан.

— Обижаешь! Зачем мне играть роль, если я и так журналист? — отвечала надежда советской журналистики.

Я усмехнулся и продолжил, объясняя, что именно хочу от Сашка. А нужно было мне от него пока что две вещи. Первое, это присутствие журналиста на нашем педсовете, где я буду ставить вопрос об усилении воспитательной и идеологической работы с учащимися. Вторая, я хотел бы, чтобы в молодёжной ленинградской газете «Смена» в ближайшее время появилась статья о жизни учащихся ПТУ-144 в общежитии.

Так я рассчитывал погасить волну негатива в мою сторону. Это уже моя задача, как вплести лозунги и отсылки к чаяниям коммунистической партии, чтобы в присутствии постороннего человека, который мог бы написать статью, никто бы не стал категорически высказываться против нововведений. Что касается второго, то есть статьи в газете, то законы пиара и раскрутки личности работают и в условиях развитого социализма. Чем чаще я буду мелькать на страницах прессы, а возможно, в телевизоре (тут надо отдельно постараться), тем больше нужных и разных людей меня увидят. Наверняка попробуют привлечь к какой-нибудь работе. Ну а там главное не оплошать.

Ничего, я даже бурсу, которую все считают просто днищем, сделаю ступенькой в своей карьере.

Мы ещё сидели за столом, исполнили, наверное, с десяток песен, сорили анекдотами. Но было очевидно, что пик веселья и задора пройден. Несмотря на то, что захмелевшая Наташа Ростовцева не просила, а требовала похода в баню всем вместе и голышом, скоро все стали собираться. Какая бы компания не была разгульная, но, к их чести, они хотя бы вспомнили, что завтра рабочий день. Кому-то нужно показаться на работе, а кому-то зубрить, чтобы не запороть сессию.

Меня доставили к крыльцу общежития. Перекинувшись лишь парой слов с вахтёршами, я отправился к себе в блок. Хорошо, что вахта сменилась, и не было укоризненных взглядов в мою сторону, что я, такой изменщик, без Танечки с какой-то мутной компанией поехал гулять. Впрочем, то, что я вернулся трезвым, могло разом скостить обвинительный приговор от скучающих на вахте женщин.

Уже во временном своём жилище меня влекло две вещи. Первая — принять душ, даже пусть и холодный, так как я не успел к тому часу, когда ещё давали горячую. Вторым порывом было срочно достать личный дневник моего предшественника. Любопытство взяло верх, и уже через несколько минут я листал толстую общую тетрадь.

— Вот же, конспиратор Рыжий! — воскликнул я.

Кроме всем понятных записей, там было ещё кое-что. И это что-то меня смущало — цифры, которые могли находиться возле странных имён, а скорее, прозвищ.

— Нужно встретиться с Пухлым до сентября, — прочитал я, а дальше были цифры.

Я разглядывал набор цифр, а потом взял листок и выписал табличку — буквы и их порядковый номер в алфавите. Попробовал соотнести цифры, которые были в дневнике, с этой нумерацией букв. И получилась абракадабра.

Ещё раз критически оглядел результаты. Что-то слишком много буквы «а» и буквы «б». Что это значит? Какая вообще буква может встречаться так часто? В дневнике…

— Я! Задом наперёд, — посетила меня очередная догадка.

Я переписал всю таблицу заново и принялся подставлять нужные буквы в дневник. Ах ты ж!

Глаза на лоб полезли. Цифры стали превращаться в буквы, буквы — в слова.

— Да ладно, и ты тут! Неужели вы были знакомы ещё в 1977 году? — не смог я скрыть своего удивления, когда увидел возникшие перед глазами фамилии.

К часу ночи, когда я расшифровал примерно половину из того, что было написано в дневнике, схватился за голову. Здесь были указаны такие имена, написаны такие откровения!

— Мда-а-а. А не опоздал ли я со спасением Советского Союза? — усталым и сонным голосом прошептал я сам себе.

Глава 16

Утром, проснувшись по будильнику, когда в коридоре уже слышался девичий смех, а особо отважные девочки, обитательницы этого этажа, призывали меня, такого лентяя, выходить на зарядку, я вновь не удержался и посмотрел в тетрадь своего предшественника.

Так и есть. Это был не сон, я действительно оказался на шаг — или даже на десять шагов — ближе к разгадке того, как общались между собой предатели советской родины, могильщики Советского Союза, как они организовывались для будущих своих преступных действий. Ещё не была создана структура ВНИИСИ, Всесоюзный НИИ системного анализа. Но люди, которые будут в рамках этого учреждения решать, как развалить Советский Союз, уже имели контакты. И мой предшественник, Чубайсов, там подвязки уже имел.

«Пухлым» Рыжий называл Гайдара, «Коротышкой» — Березовского. Присутствовали и другие эпитеты, например, Березовского в дневнике мой реципиент называл ещё и «фарцовщиком-автомобилистом». Наверное, Борис Березовский уже сейчас имеет особый интерес к АвтоВАЗУ, который грабил в прошлой реальности.

Всё сводилось к тому, что московские и ленинградские кружки активно формировались, и центром этого формирования была всё-таки Москва. Именно там сидел, на что намекал в своих записях Чубайсов, координатор и мозг всего движения — Джермен Гвишиани. Хотя и были в записях лишь фамилии или одно-два слова, но кое до чего я додумался.

А ведь многое было не понять, пока я не расшифровал имена зачинщиков развала. А раньше-то, читая дневник, я думал, что Пухлый — это какой-то из друзей Чубайсова. По крайней мере, порой можно было даже встретить оскорбительные эпитеты и в адрес и Гайдара, и других, без называния имен.

Лишь только фамилия Гвишиани, зятя председателя правительства Косыгина, упоминалась без шуточек и подковырок. У меня складывалось впечатление, что Чубайсов и сам недопонимал, что происходит. Для него это игра, словно как для подростка — войнушки в индейцев и мушкетеров. Скорее, даже в Штирлица. Его тёмная душонка требовала возмущения, протеста.

Возможно, не нравилось Анатолию, что он, занимаясь фарцой, вынужден скрываться и вести свои дела под страхом быть арестованным. Не вижу я пока системного анализа и аргументированной критики ни советской экономики, ни советского строя. Сплошное бунтарство и кидание какашками. Мелочно как-то. Но из малого часто вырастает нечто большое.

Не хотелось бы применять в данном контексте слова Владимира Ильича Ленина, что из искры разгорится пламя. Но похоже, что искра уже брошена, остаётся либо ждать, пока пожар разгорится, либо мне брать огнетушитель и не только заливать пеной разгорающиеся угли, но и дать этим огнетушителем кому-нибудь по горбу. Фамилии, кто достоин подобной награды, у меня уже есть.