Рыжий: спасти СССР

Чуть было не сказал, что это Бог послал мне Сашка. Не-не-не.

— У меня к тебе сразу два дела. И оба очень важные. Поможешь — так никаких вопросов по вступлению в кружок не будет, — сказал я.

— Сделаю! — голосом, полным энтузиазма, сказал Сашко.

Очень, видать, хотел в кружок-то. Учтём.

— И уже завтра! — озадачил я надежду советской журналистики.

Глава 15

— Облетела листва, у природы своё обновление. И туманы ночами стоят и стоят над рекой… Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой, — пел я под совершенно обалдевшими взглядами собравшихся.

— Ты… почему эту песню раньше не пел? — чуть отойдя от удивления, спросила Лида, когда я уже закончил.

— А раньше я не был влюблён, — решил я поддеть девчонку.

Эта колкость возымела эффект. Лида отвернулась, её глаза увлажнились. Наверняка, подумала, что в неё я никогда и не был влюблён, раз таких песен не пел. Ну что ж, лично я и не был.

— Маэстро, — обратился я к Александру Травкину, также известному как Сашко. — Принимайте инструмент!

Я поспешил передать гитару не только потому, что Сашко был более музыкальным, голосистым, но и для того, чтобы быстро зазвучавшая новая песня не дала возможности осознать, что предыдущая была никому не знакома. Я действительно собирался украсть авторство этой песни у разностороннего в будущем композитора Игоря Матвиенко, не без этого.

Но после признания за собой авторства последовала бы целая череда вопросов, и все темы застольных разговоров сместились бы в мою сторону. Я уже достаточно засветился перед нынешней компанией, чтобы немного уйти в тень. Какая-то очень важная мысль кружилась, но никак не могла сформироваться — вот, может быть, когда отойду чуть в сторону от шумной компании, то пойму, что же такое важное моё подсознание хочет донести.

— Кто тебе сказал, ну кто тебе сказал, кто придумал, что тебя я не люблю… — стараясь друг друга перекричать, парни и девушки пели набирающую нынче популярность песню.

Только лишь три человека не подпевалм. Это был я, так как выбирался из-за стола чтобы пойти и насладиться прекрасными видами Финского залива, Матвей, выполнявший на сегодняшнем пикнике роль изредка перемещающейся статуи, и Лида, с большим интересом провожающая меня взглядом.

Мне откровенно надоело отсиживать полушария на скамье, за столом, тем более, что места здесь были просто невероятные. Весеннее небо казалось прозрачным, и хотя ещё не лето, тут такая синь — дух захватывает! Да и хотелось чуть пройтись, побыть одному. Мысли не могли прийти в порядок, ичастью этому мешала ссора, или даже разрыв с Таней.

Дача Мальцевых находилась на единственном холме, наверное, километров на двадцать в округе. Скорее всего, Финский залив тоже имеет свои фазы приливов и отливов, и ставить дачу на месте периодического подтопления глупо. Впрочем, и город тут было ставить… Это я сейчас подумал с намеком про Петра Великого, построившего Петербург? Первого русского императора назвал глупцом? Вроде бы, это не должно быть сильно осуждаемо по партийной линии? Он-то среди коммунистов не числился.

Стояла достаточно жаркая погода. Это в беседке, под кроной огромной груши казалось, что ещё терпимо, а вот когда я проходил редкие открытые поляны, почувствовал, что солнце тоже жарит мясо, людей. Не так же, как мы, люди, жарим шашлык, конечно, но от этого не сильно легче.

А ещё мне не хочется в баню, всё это коллективное оголение….. Считаю, что разврат — это дело сугубо индивидуальное. А вернее, всё же сугубо парное решение двух партнёров.

А ещё никогда не стоит забывать о том, что каждый неправильный, даже просто опрометчивый поступок в прошлом способен всплыть в будущем — и изрядно подпортить реноме, например, комсомольского борца за нравственность. А я могу и таковым стать, это предполагают мои планы.

Может, я и потому не спешу в баню, что у меня далеко не самые модные трусы? Одежда, которая всем видна, у меня, как сказали бы в будущем, трендовая, а вот нижнее бельё мой предшественник не жаловал, считал тот элемент одежды не столь важным, чтобы вовремя заняться его обновлением. Так что поношенные семейники — наше всё!

Кстати, об оголениях. Вода прямо манила к себе. А тем более, что, хотя везде при входе в Финский залив были камни, здесь, примерно в пятистах метрах от дачи Эдика, кто-то позаботился о месте отдыха. Небольшой пляж был оборудован даже ступеньками, тут насыпан песок, сделано углубление при входе в воду.

Интересно, а сколько нужно тратить времени и средств для того, чтобы поддерживать этот пляж из года в год? Или в округе живут те люди, которым под силу росчерком ручки изменять русло рек, не то что сделать небольшой пляж? На самом деле на расстоянии метров трехсот-четырехсот располагались и другие «усадьбы», скрывающиеся в хвойном лесу. Правда, как правило, всё же подальше от залива.

Я понял, а скорее, очень быстро вспомнил, что Балтийское море более походит на Северный Ледовитый океан по своей температуре, чем на море Чёрное. Насколько было жарко на поверхности, примерно настолько же холодной оказалась вода. Но я, раздевшись догола и уже решивший остудиться, быстро привыкал, и уже через минуту решился на первый заплыв. Интересно, а мой реципиент вообще умел плавать? Наверное, об этом стоило подумать, прежде чем уходить на глубину, создать которую природа не могла, здесь не обошлось без вмешательства человека и даже техники.

Да ещё в одиночку.

— Чубайсов! — услышал я с берега голос Лиды. — Ты подлец! Ты и песни сочиняешь для Тани. А я? Сколько ты мне обещал?

Говорить что-то в ответ из воды, когда небольшие, но чувствительные накаты холодных волн то и дело ударяются в лицо, я посчитал излишним.

— Смотри, предатель, чего ты лишился! — выкрикнула Лида.

Я спешно отплыл в сторону, где не было глубины, потому как предполагал, что-то, что я увижу, может пустить меня ко дну. Причём, и в прямом, и фигуральном смысле этого выражения. Да, Лида начала раздеваться. Она делала это с явным раздражением, даже с какой-то злобой. Казалось, что она сейчас буквально разорвёт свою майку, которая прилипла к телу и всё никак не поддавалась. Наверное, в округе только эта майка оставалась ещё борцом за нравственность. Мой же организм взывал о том, чтобы я участвовал в борьбе, но несколько иной, явно не за нравственность. То, что Финском заливе непременно сжимается у каждого мужчины, у меня теперь ощущалось с точностью до наоборот.

— Что, рыжий, я тебе ещё нравлюсь? — выкрикнула Лида, наконец, справившись с непокорной майкой.

Я молчал. Лгать и говорить о том, что открывшаяся мне картина — заурядная, я не мог. Восхищаться же хотелось, но только не вслух. Я попытался вспомнить, а была ли у меня когда-нибудь женщина столь красивая? Нет, хотя за всю мою почти что холостяцкую жизнь повидал я женщин разных, в том числе и частично искусственных, подправленных разными средствами вплоть до скальпеля.

А вот Лида — она была естественная, её чёрные волосы ниспадали на пышную грудь, которая упорно, побеждая силу притяжения, гордо смотрела вперед. Меня посетила мысль, что уже после первых родов Лида может впасть в депрессию, так как сохранить такие прелести упругими ей будет невозможно. Ну, а время пластических хирургов наступит ещё нескоро.

— Что молчишь? — спросила Лида, немного подрастеряв первоначальный напор.

Она уже посмотрела по сторонам, чтобы не было свидетелей. А когда явилась на пляж, девушку словно и не волновало, смотрит за ней кто-нибудь.

— Не могу лгать. Ты прекрасна! — ответил я, собираясь выйти из воды, но понимая, что сначала нужно немного прийти в себя.

— Тогда я к тебе! — сказала Лида и покусала губы, решаясь на поступок.

Она резко, почти моментально скинула с себя остатки одежды и решительно пошла в воду, казалось, и не ощущая холода.