Рыжий: спасти СССР

А для меня было бы очень важным и полезным, если бы Степан и Настя всё же сошлись. Поговорив со Степаном, я понял, что он может мне помочь, но вот мотивы у него оказались неожиданными — иными, чем я мог ожидать. Да, ему слова о самой возможности развала Советского Союза небезразличны. Он как раз из тех, кто был и, возможно, вновь станет охранителем Великой Родины. Однако отсюда, из 1977 года, этот самый развал Союза кажется таким же невозможным, как прилёт инопланетных звёздных флотилий. Впрочем, последнее в мировоззрении советского человека выглядит даже более реальным.

Не то чтобы он уж совсем мне не поверил, он не хотел верить, сомневался и сопротивлялся. А вот то, что предмет его обожания, комсомолка Настя, может подвергнуться опасности — это для него более существенный повод, чтобы помогать мне. Тут ещё и было нечто личное, помимо Насти. Бывшая жена Степана ушла как раз-таки к какому-то, как он сам выражался, «купи-продай». Скорее всего, Степан уже и не любит свою жену (иначе б не смотрел на Настю), но вот по дочке тоскует сильно. Так что, по его словам, «давить фарцу он готов». Причём настроен весьма решительно.

Только через полтора часа, когда я уже видел второй сон, Степан вернулся. На первом этаже есть один свободный блок, где, как правило, могут спать мастера и преподаватели, когда приходят на ночные дежурства. Но в этот раз Степан расположился на соседней койке и ещё полчаса морочил мне голову, какая Настя хорошая и какой он решительный, готовый пойти хоть завтра просить у родителей руки главной комсомолки училища.

Ну, а утром все, или почти все обитатели общежития вышли на зарядку. Большинство девочек, наверное, почти всю ночь не спали, прихорашиваясь перед этим мероприятием. Ведь это не самая обычная зарядка. Наверное, все хотели попасть в объектив фотоаппарата журналиста, при этом быть максимально при параде. Ну а какая же красота без килограмма штукатурки на лице?

— Толя, чтобы я ещё раз когда-нибудь так рано просыпался… — высказал мне Травкин.

Журналист прибыл не один — прихватил с собой фотографа. Да какого! Не думал, что в молодёжной газете могут работать такие старички. Впрочем, фотограф, как, наверное, и положено, не отсвечивал, был где-то рядом, но словно его и не было вовсе.

Мы бегали вокруг стадиона, подтягивались и отжимались, делали растяжки, выстраивались в длинные линии и вообще бодро справлялись с самыми различными физическими упражнениями. Все старались, лишь только периодически стреляя взглядами то в сторону журналиста, то на фотографа. Не разбивались на кучки по интересам, не начинали болтать.

Всегда бы так!

— Хорошая статья может получиться. Главред меня уже хвалил. Я единственный, кто нашёл что-то новое и интересное среди всех ПТУ Ленинграда, — Травкин протянул мне два листа бумаги с отпечатанным на машинке текстом. — Это статья по тому собранию, которое ты проводил.

Я вчитался в текст и даже позволил себе радость. Травкин-то явно имеет талант! Статья была, конечно, выдержана в духе времени, однако автор позволил себе собственную оценку тому новаторству, которое было предложено в ПТУ № 144.

— Вот такие активисты, ленинцы, как комсомолец Анатолий Аркадьевич Чубайсов, и могут стать будущими лидерами на пути совершенствования системы профессионально-технического образования, — прочитал я последние строки статьи. — Хм-м.

— Ну как? — спросил Травкин настороженным голосом.

Каждому творцу необходимо быть признанным. И я нашёл слова, чтобы убедить Сашку, что статья не только дельная, но и талантливая. Если та статья, которая будет написана по итогам сегодняшнего спортивного мероприятия, окажется в том же духе и написана не хуже, то обо мне уже прочитают серьёзные люди. Я уверен, что сам Романов нет-нет, да и почитывает молодёжную газету «Смена». Учитывая, какое пристальное внимание первый секретарь обкома уделяет ПТУ, он неизбежно заинтересуется. Ведь в этой системе, как считается, крайне сложно что-то менять и что-то улучшать. Методисты в комитетах по образованию лбы себе расшибают, чтобы хоть что-то придумать, хоть как-то привлечь молодёжь в ПТУ. А у нас всё вполне наглядно. Некоторые родители, которые искренне считают, что ПТУ — это скорее зло, чем добро, удостоверятся, что в нашем училище беспокоятся о жизни и здоровье учащихся. И они заинтересуются. Есть большая вероятность, что у нас уже к следующему учебному году будет контингент учащихся, да и, возможно, преподавательский, куда лучше, чем на сегодняшний день.

— Мне нужно взять ещё у тебя небольшое интервью, — деловито сообщил Травкин, извлекая из сумки блокнот.

Однако в данную секунду меня увлекло не то, что Травкин намерен ещё больше прославлять моё имя, а то, кто показался на входе на стадион.

— Таня? — я скорее констатировал факт, чем спрашивал.

— А-а! Это та девчонка, о которой говорили на даче у Эдика? — догадался Травкин. — Папа ещё — директор СТО?

— Вот что у тебя за манера такая? Разве же не главное, что она умница и красавица, а уже потом — дочка важного и нужного человека? — не выдержал и высказался я.

Ждать, что на это ответит Сашка, я не стал, а спешно направился к Татьяне. Она уже стояла, прислонившись к забору, опустив глазки и сгорбившись. Пришла мириться, и явно чувствует свою вину.

— Прости меня, но я не могу без тебя, — тихо сказала Таня, потом встрепенулась. — Я всё-всё высказала отцу. Он не имеет никакого права вмешиваться в наши отношения. Я обещаю учиться и дальше хорошо, но хочу, чтобы ты был рядом.

Все эти слова Таня выпалила, будто боясь потратить раньше времени всю решимость, и вновь потупила свои глазки.

— Хорошо, Танюш. Мы тот день просто полностью забываем, — сказал я, в уме имея кое-что своё. — Я правда рад тебя видеть.

— Пойдём к тебе? Я сама пирожки напекла, тебе принесла, — искренне обрадовавшись, сказала Таня.

— Пошли! — улыбнувшись, я взял Таню за руку и повел ее в общежитие.

Таня долго у меня не была, не стала дожидаться с работы. Но это и к лучшему. Пусть пока что сидит дома и меньше нервирует своего отца.

Мне же скучать не приходилось. Купив за свой счёт половую краску и ещё белую, для батарей, я начал делать хотя бы косметический ремонт в будущем своём кабинете. Несколько раз пришлось отвлечься. Однажды ко мне зашла Настя и что-то пыталась спросить, но запиналась, оговаривались — и в итоге ушла, будто бы так и не решившись перейти к главному вопросу. Потом вызвал директор.

В училище официально пришла смета на ремонт автомобиля. Признаться, я ожидал, что будет всё гораздо дороже. Четыреста семьдесят четыре рубля — именно в такую сумму обойдётся нам почти полное восстановление машины. Думаю, что отец Тани ради нашего с ним знакомства ещё сильно занизил стоимость ремонта.

Так что получилось сразу взять у директора сто рублей, дав обещание, что больше я не посмотрю в сторону ни сметы, ни тех денег, которые будут выделены комитетом образования. Но мне нужны были эти деньги. Почти в шестьдесят рублей обойдутся те бланки, которые я хотел заказать для училища в типографии. Если заказывать, то уж сразу заказывать много. Так что тысячу пятьсот различных бланков должны быть у нас, как обещали, не позднее чем через неделю.

Как бы я ни старался забыть о том, что предстоит сделать вечером, не получалось. Я готовился… убивать. Может быть, частично и чужими руками, но всё равно чувствовал себя убийцей. Убивал ли я раньше? Да, и не только на войне. Разное было в лихие девяностые — приходилось стрелять, стреляли и в меня. Полгода пришлось повоевать в Чечне, после чего я окончательно перешёл в следователи и закончил своё обучение.

Нет, дело не в нерешительности. Вопрос состоял в другом. Надо ведь ещё сделать всё так, чтобы никто не подумал на меня. И здесь важно вот что: если Илья кого-то предупредил о моём приходе, то, само собой разумеется, нужно быть крайне осторожным и аккуратным.