Ржавые земли

И все-таки она взобралась на скальный козырек, который скрывал лагерь святого Ипата от глаз посторонних. Ева упала без сил, распласталась на базальте, точно ящерица. Какое-то время она просто лежала и смотрела на темную бездну каньона, на полупрозрачный конус вулкана на горизонте. Воздух в каньоне заметно колыхался, – то роились над стоячей водой многокрылые насекомые.

Людоеды, судя по всему, кутили ночь напролет, а под утро, как и надлежало всякой нечисти, разбрелись по пещеркам отсыпаться.

Еву не страшило, что не было за душой у нее ни хлебной крошки, ни глотка воды. Она даже не задумывалась о том, что решительно невозможно пересечь пустошь, имея лишь старое платье, ватную телогрейку без рукавов и сапоги на рыбьем меху. Ей хотелось убраться подальше от этого гиблого места и больше ничего. Пусть в студеную и пыльную пустошь, пусть она погибнет в пути – пусть! – всё, что угодно, только бы не в лапы озверевших людоедов! Ржавый мир суров и враждебен, но он не станет издеваться над беззащитной женщиной, он выпьет жизнь быстро.

Потом она перевернулась на бок, осмотрелась. Да, дорога будет нелегкой.

Сначала – пробраться через лабиринт черных глыб, затем – опять на скалу. Опять – по тропинке наверх, по выпирающим из отвесной стены карнизам и козырькам. На одном из этих козырьков их с Петрушей в прошлый раз и сцапали. А за скалой – пустошь. Ей бы только суметь подняться, а дальше – днем с огнем не сыщешь!

Кое-как встала на ноги, поплелась к каменному развалу. В лабиринте всё еще царили сумерки и ночной холод: то там, то здесь на глыбах поблескивал иней. Ева шла, опустив голову, выдыхая белый пар на исцарапанные руки.

Что-то щелкнуло и прокатилось рядом с ее ногами.

Камешек. Маленький темно-серый камешек.

Ева замерла, с трудом сглотнула комок. Повернулась, уже зная, что ей предстоит увидеть. Шагах в десяти за ее спиной стоял высокий человек с лицом, заросшим иссиня-черной бородой по самые глаза. Она видела его в лагере Ипата, этого людоеда все называли капитаном Матвеевым и относились к нему с очевидным почтением.

– Давно иду за тобой, кошка, – проговорил капитан. – Чего ради ты удрала из лагеря, милая?

– Я… я… оставь… – Ева не знала, что сказать. Да и что тут скажешь… Этих животных в человеческом обличье нельзя было чем-то разжалобить или убедить – если ты, конечно, не святой Ипат.

– Идти в пустошь одной… без провизии, без оружия – верная смерть, кошка. Ступай за мной, я отведу тебя в лагерь. Уже залили воду в котел, скоро будет горячее. Пойдем, тебя никто не тронет.

– Не подходи… – простонала Ева, сжимая пальцы. Кулаки получились маленькими, бледными и совсем не страшными.

– А то что? – Капитан сделал шаг вперед. – Ты ведь даже бежать не в силах, кошка. Пойдем, ну? Подобру-поздорову?

Среди камней звякнуло – словно кто-то пересыпал из ладони в ладонь пригоршню медяков. Пахнуло мускусом, и в тот же миг тяжелое, но ловкое тело приземлилось рядом с Евой на четыре конечности. От лица капитана отхлынула кровь, он взмахнул рукой, точно фокусник, и уже в ладони рукоять ножа. На узком и длинном лезвии сверкнул солнечный блик.

– Эй, доктор… – с ленцой проговорил Матвеев. – Кусается ли твоя зверушка?

Ева осторожно оглянулась: рядом с ней замерло, присев на пружинистых лапах, отвратительное существо – из тех, что когда-то управляли рабами-людьми, как овчарки – стадом. Живо вспомнились первые дни пребывания в Ржавом мире: рабочий лагерь над заиленным руслом канала, жизнь под надзором богомерзких созданий. Впрочем, испытания, которые выпали на ее долю в будущем, оказались еще тяжелее…

– Матвеев! Гляжу, ты не устал геройствовать, – прозвучал чей-то вкрадчивый голос. – Ничему, капитан, жизнь тебя не научила.

Баронесса осторожно переместилась на два шага в сторону. Медленно повернулась: на одной из глыб сидел, легкомысленно свесив ноги, незнакомый ей мужчина. Как он выглядит и во что одет, Ева в тот миг не поняла. Главное – незнакомец был вооружен и держал капитана на мушке. Главное, что людоеду стало не до нее.

– А ты всё поучаешь, доктор! Не надоело еще поучать? Если вздумал палить… помни, что сюда сбегутся все кому ни лень, – предупредил капитан. – Тогда и тебе и зверушке твоей несдобровать.

– Брось! – отозвался незнакомец. – У дружков-то свои заботы, Матвеев. Ипата сбросили?

– Какое твое собачье дело, доктор? – Капитан отставил одну ногу назад и перенес на нее вес тела.

– Теперь никакого. Везде творится одно и то же! – с горечью выпалил доктор. – Матвеев, я дважды – дважды! – отпускал тебя с миром! Имей совесть! Верни должок!

– А я не держу на тебя зла, доктор, – капитан пожал плечами. – Проваливай к чертям и зверушку забирай! Мы с тобой никогда не были врагами, и нечего нам делить!

– Молодчага! Тогда стяни ремень и отдай его этой сударыне… Кстати, чего-то я ее не признаю. Досталась вам недавно?

– Почему же досталась? Она у нас гурманка – готовит печенку юноши под пьяной ягодой так, что котел языками вылизываем.

Ева задохнулась от возмущения.

– Не верьте ему, сударь! – закричала она. – Клянусь богом, я не людоедка! Я честная девушка! Меня сюда насильно привели!

– Тише! Тише!! – в два голоса потребовали мужчины.

Доктор продолжил:

– Пусть сударыня свяжет тебе ручки и ножки, Матвеев, а Шершень затянет узлы, чтоб ты не сразу развязался, а чуток помучался…

Капитан метнул в доктора нож. Сделал это без лишних телодвижений, без замаха, с выражением любезного внимания на лице. «Зверушка» прыгнула вперед и на лету отбила лезвие лапой. Между камнями зазвенела сталь. Матвеев оскалился, присел на полусогнутых ногах, расставил в стороны руки, как заправский борец. «Зверушка» кинулась ему навстречу.

– Шершень! – Доктор спрыгнул с камня, но было уже поздно: «зверушка» сбила капитана с ног и в два счета переломила ему спину.

– Вот дьявол! Дьявол!! – выругался доктор. – Ну ладно, – он глубоко вдохнул, остывая. – Один черт разговор не клеился…