С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
– Она не любила вас.
– Зачем же она позвала меня в кладовую?
– Может быть, она всех туда звала?
– Но над ними же она не посмеялась.
– Наверное, им не было нужно, чтобы их любили.
– Но и мне не было нужно! Мне и теперь не нужно! Как жаждущая лань ищет путь к источнику, так душа моя ищет Бога!..
– Она смотрела на вас, эта угольная яма?
– А как иначе, наверно, смотрела.
– Она смотрела на вас, например, как я на вас смотрю?
– Откуда я знаю, там было темно.
– Она не любила вас.
– Но это теперь уже
– Сколько времени вы мучились, родной мой…
– Не мучился я, черт побери, не мучился! Когда я решил уйти от земной суеты…
– Зачем же, родной мой, вы решили?!
– А ради покоя и счастья, несравненная!
– А если вы напрасно решили?
– В моей душе сомнений нет.
– А если вы начнете сомневаться?
– Почему это я вдруг начну сомневаться?
– А если вы поймете, что вас любят?
– Довольно. Вам что-то померещилось, и вот вы морочите себя и меня.
– Так померещилось, что я четвертую ночь не сплю.
– Тогда давайте говорить начистоту. Ведь причина-то вся только в том, что я на кого-то там оказался похож!
– На Дон Кихота вы похожи, родной мой.
– Но неужели вы не понимаете, что видимость обманчива! Смешно же! Пускай даже внешне и похож. Но по существу же все наоборот. Решительно все! И едва только вы это сообразите, как тут же меня возненавидите и начнете хихикать за моей спиной точно так же, как жена угольщика.
– Нет уж.
– Но вы обо мне вообще никакого представления не имеете! В ваших глазах я ничтожный семинарист, с которым вы можете делать все, что вам заблагорассудится! Так нет же, о прелестная! Тут ты здорово ошиблась! Может быть, вот здесь (он указал на свою грудь) я свободнее и мудрее вас всех! Вы жалеете меня, я несчастный человек? Что же! Я, как тайный дар, храню свое право быть несчастным! И это мое дело. И это никого не касается.
– Как вы хорошо говорите.
– Но что вы ответите мне на это?
– Может быть, я не все поняла – не сердитесь, но я… старалась бы, чтобы вам не было со мной скучно.
– Да не об этом же!..
– Простите меня за эту необразованность. И простите, что я не являю собой венец красоты, тем более что годы идут. Конечно, волосы мои не золото. Санчика права. Но все-таки… Видите, какой отлив? Рыжина. Это сейчас модно. Да и руки, что поделаешь, не слоновая кость, но, во всяком случае, посмотрите сами. А те части тела, которые целомудрие скрывает, – особенно восторгаться, может быть, и не стоит, но и стыдиться тоже нечего.
– Боже, не покидай меня! Приди ко мне на помощь! Обрати ко мне свои очи, и я буду спасен! Дай мне силы устоять!
– Лишь одному человеку я могу отдать все это и вдобавок свободу. Вы для меня умнее, красивей и возвышенней всех, кто домогается моей руки.
– Не хватало того, чтобы вы сравнили меня с этими скотами!
– Да вы что? Ревнуете?!
– К ним?.. Они мне безразличны, как бродящие по лугу коровы! Как козлы! Как ослы! Но они сыты и довольны, они – стадо, а я всегда буду
один.– Если бы вы захотели, вы были бы не один.
– Какой-то абсурдный разговор! Ночью! В поле! Мне холодно! Когда все это не имеет смысла! Предположим, я даже что-то испытывал бы к вам.
– Я знаю это! Вы и виду не подаете, но я чувствую.
– Я говорю – предположим! Ваша наивность, ваша сердечность и, что греха таить, ваше расположение ко мне – и все это в такой обстановке, – да, предположим, привлекает меня к вам.
– А меня как влечет к вам, родной мой…
– Я сказал – не влечет, а привлекает.
– И меня привлекает. И тянет.
– Господи, ты решил наказать меня! Я заблудился! Я погибаю! Но я должен с этим бороться!
– То есть…
Альдонса положила ему руки на плечи, приблизила к нему лицо.
– Но…
Когда же они оторвались друг от друга, то не сразу смогли заговорить. Запинаясь и дрожа, словно в ознобе, Альдонса сказала:
– Кто как умеет… тот так и верует. Я верующая в любовь и ласку. А кто никого не любит – тот грешник.
– Да, я мог бы полюбить вас так, как едва ли смог бы кто-либо другой! Никогда, ни в чем не обидел бы вас, как сейчас я молюсь небу!.. Но вот это как раз мне и страшно.
– Я не понимаю…
– Это трудно объяснить, но… я попытаюсь. Люди любят по-разному. Одни ищут наслаждения и счастья для себя или прежде всего для себя. А другие, и я такой, жаждут радости только для любимого человека. Если он счастлив моей любовью – то и я счастлив. Если ему плохо – то мне хуже стократ.
– Как это хорошо!
– Но в том-то и дело, что я не уверен, что смогу принести вам счастье. Я страшусь, что вам со мной не будет так хорошо, как с другим. Хотя бы с этими молодцами, которые кружат над вами. Я не могу об этом не думать.
– Как это хорошо!
– Чем же это хорошо?
– Потому что тогда все в порядке.
– Почему ж все в порядке?
– Потому что все это неважно.
– Да как же, черт побери, неважно!
– Потому что я точно такой человек, как вы говорили. Если только вам будет со мной хорошо, так и мне будет хорошо. Если только вы будете со мной счастливы, так и мне больше ничего не нужно.
– Если бы это была правда. Ах, если бы вы не обманывали меня и себя… Ведь ничего неизвестно. Ведь мало ли, может быть, это, не знаю, в каком-то смысле и судьба?.. – в сильном волнении сказал Луис.
Луна медленно опускала веко, гася свой свет.
– А жениться на мне не обязательно. Пускай это место и послужит могилой моей чести.
Стало совсем темно, чтобы ничего не было видно.
Но вот сквозь длинную щель в лучах горы и долы осветила заря. Послышались вздохи и зевки просыпающихся поклонников, блеяние коз и первые, еще сонные, стенания.
– Санчо!
Это кричала Санчика. Она подошла к погасшему костру, делая вид, что не замечает спящих Луиса и Альдонсу.
Луис и Альдонса одновременно повернулись на другой бок, как супруги, привыкшие спать на узкой постели, или как любовники, для которых и широкое поле – тесное ложе любви.