С любовью, Рома
Шрифт:
— Рома, что ты сделал?
Я почесал кончик носа, с прищуром глядя на пса, который, услышав голос папы, едва ли не вытянулся по стойке смирно, напрягая свой слух.
— Ничего.
— Рома, — добавил металла в голос Александр Дмитриевич.
— Нууу… тебя в школу вызывают, — будто бы между прочим сообщил я.
— Роман. Во что ты там опять вляпался?
Я невольно заулыбался. Наверное, только родители умели произносить наши имена в пятидесяти разных тональностях, где каждый последующий вариант означал новую степень негодования.
—
На том конце телефона сначала повисло молчание, а потом закашлялись, очень показательно.
— По английскому? А мама в курсе?
Подключать матушку к решению этой проблемы абсолютно не входило в мои планы, поэтому пришлось действовать нахрапом.
— Нет. Ибо вызывают тебя. Но если ты, конечно, настаиваешь, то я могу возложить и эти проблемы на её хрупкие плечи…
— Сам.
— Что сам?
— Я сам прилечу и со всем разберусь. Раз меня вызывают.
Боже мой, ну как дети малые, вот честное слово… даже усилий прилагать не пришлось.
— А когда приедешь-то?
— Быстрее, чем ты думаешь.
Когда разговор с родителем был окончен, из коридора на кухне нарисовался Кир в одних трусах. Ну да, их же уже спать отправили.
— Ну и зачем? — поинтересовался он, даже не думая скрывать, что подслушивал. — А если они ещё сильнее поругаются из-за твоих двоек?
— Не поругаются, — отрезал я.
— Но почему ты так уверен в этом? Вот скажет папа маме, что она с нами не справляется, и что тогда?
— Не скажет, — отмахнулся от него. — Во-первых, он вокруг неё и без этого готов на цыпочках ходить, чтобы не спугнуть, а во-вторых… Я-то тут причём? Я же не специально неудов нахватал! Это наша англичанка с головой не дружит. Вот пусть папа с ней и разбирается. А если он при этом лишний раз с мамой увидится, ещё и в местах их бурной молодости… Разве это плохо?
— Соню-то зачем обидел?
Я аж рыкнул.
— Ну вот чего ты ко мне со своей Соней пристал?!
***
Этой ночью мне не спалось. Мысли в голове скакали как заведённые, образуя одну сплошную кашу. Старался убедить себя в том, что всё дело в обещании отца в скором времени приехать, но постоянно сбивался на образ Сонькиных глаз, смотревших на меня то ли с укором, то ли с разочарованием. Хотелось ругаться и прямым текстом сказать, куда она может идти с этими её претензиями.
И дёрнул же чёрт мелкого заговорить про маму! А если Романовой приспичит поделиться новостями с кем-то ещё? Девчонки же вечно всё обсуждают. А оно мне надо? Главным желанием было одно — чтобы папа прилетел из Москвы и… нашёл хотя бы ещё один повод с ней поговорить. Мама в последнее время совсем отказывалась идти с ним на контакт, даже с нами на Кипр не полетела. А после того как родитель не прилетел на наше первое сентября, настали совсем вилы.
Мама не говорила, но я и без этого понимал: она была полна мрачной
решимости. Позиция отца была сложнее. Однажды он пообещал всё исправить, что было несколько сложно претворить в жизнь, обретаясь за тысячи километров.Иногда мне казалось, что будь мы проще, тише, спокойней, то и… он бы оставался с нами до конца. В тот день, когда пьяный Стас решил съездить отцу в глаз, я был готов убить старшего брата. И не то чтобы я не разделял его гнева на отца, но… но ещё больше я боялся, что это окончательно отвернёт его… от нас.
Я не оправдывал его. Да и маме искренне сочувствовал. Но собственный страх был в разы острее, и стоило лишь задуматься о том, что ждало нас дальше, как паника колючей проволокой начинала сдавливать горло, вытравливая воздух из лёгких…
— Эй, — шёпот Дамира рассёк тишину комнаты, — Ром, тебе чего не спится?
Предпочтя не определяться, я замер в постели, стараясь ничем не выдать своей бессонницы, но наш личный дагестанец для этого обладал слишком хорошей чуйкой на чужие страдания.
— Не верю, — так же тихо усмехнулся он, стараясь не разбудить Стаса, — у меня кровать полночи ходуном ходит. Чего мучаешься?
Не знал, что ему сказать, поэтому выдал первое, что пришло на ум.
— Дам, а тебе совсем не страшно?
Наверное, нужно было уточнить, но брат, как всегда, понял всё верно.
— Страшно.
— И как ты с этим справляешься?
— Не знаю… не уверен, что я вообще хоть как-то с этим справляюсь.
Я свесил голову вниз, пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица.
— Но ты же вечно такой… спокойный!
— А у меня выбор есть?
Смысл услышанного дошёл до меня не сразу.
— Ты сейчас о чём?
— О том, — уже не так радужно усмехнулся Бероев, — что в отличие от некоторых, я в этой семье приёмный. Поэтому на общем фоне моё мнение вряд ли имеет такой же вес.
В этот момент, гонимый возмущением, я едва не свалился со второго яруса.
— Ты — дебил, а не приёмный. Издеваешься, что ли? Да ты больше Чернов, чем… я!
— Спасибо, конечно, — фыркнул брат, — но это вряд ли сильно меняет дело.
— Это меняет всё! — с несвойственной мне горячностью заверил я его.
Мне хотелось сказать ещё что-нибудь ободряющее, но тут в стену надо мной прилетела подушка, запущенная метким броском Стаса.
— Вы на часы смотрели?! — прошипел наш старшенький.
— Тебе надо — ты и смотри! — вполсилы огрызнулся я, раздосадованный тем, что наш разговор с Дамиром прервали.
Отвечать Стас не стал, но, судя по его силуэту в ночи, фак он мне всё же показал, за что получил свою подушку обратно. От души получил, я уж постарался! К сожалению, никакого продолжения разборок не последовало, и Стас просто развернулся к стене, подмял под себя подушку и засопел.
— Ром, — практически неразличимо шепнул Дамир, — спасибо.
А может быть, и не шепнул, но мне всё равно стало немножечко, но легче от мысли, что не один я… боялся этой ночью.